Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

Тяжесть его слов пригнула нападающих, словно осязаемый груз, но и существа Холма не могли шелохнуться — столь велика была сила Живоглота.

Наконец встал Мышедав; его потрепанная старая морда была тверда, усы прямы и горделивы.

— Слова! — вскричал тан воителей из Коренного Леса. — Мы привели верных соплеменников больше, чем звезд на небе, лорд Муравьиной Кучи, — даже сейчас ими кишит вся твоя боячья нора! Твой конец близок! — Все сгрудившиеся вокруг вождей нападающие закивали и замурлыкали от удивления и гордости; громкое гудение наполнило каменную ширь. — Хоть до конца времен восседай на своей подделке под трон из Пра-Древа, — крикнул Мышедав, — мы никогда не коснемся подбородками земли перед тобой! Твоя власть сломлена!

Дробящей лавиной прокатился смех Грызли Живоглота.

— ГЛУПЦЫ! — прогремел он. — Вы говорите мне о власти, с вашими-то крохотными жизнями, подобными падению листьев! Что за посмешище! — Новый раскат смеха. Снизу донеслось какое-то ворчание, и трон Живоглота резко качнулся. — Вы говорите мне о Пра-Древе! — взревел он, и ворчание сделалось громче. — Вы думаете, что видите трон Живоглота, но вы не видите ничего!

Хозяин Холма дробно захохотал — звук, похожий на стук града. Племя дрогнуло и чуть не побежало, но Мышедав сделал шаг вперед, и строй удержался на месте. Не успел тан и слова сказать, как темное вздутое тело Живоглота вновь затряслось от смеха, раскачиваясь на вершине трупной горы.

— Вы думаете, я взгромоздился на этот насест, чтобы напугать жалких суетливых тварей, которые мне служат? — вопросил Толстяк. — Чтобы вселить потусторонние страхи в умы таких, как вы? ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! — Голос Живоглота сделался оглушительным. — Подобно Феле Плясунье Небесной, которая породила меня, я согреваю своим теплом эту груду извивающейся плоти. Я даю ей МОЩЬ!

Ворчание, доносившееся из пропасти, стало прерывистым всасывающим звуком. Отсветы, струившиеся из земли, превратились в сумасшедшие вспышки. Все толпящиеся создания — и Свободное Племя, и Когтестражи — в страхе завыли и поползли прочь от пропасти.

Из-под Живоглота выдвинулась громадная фигура, словно вылупившись или сложившись из паров пропасти. Она издавала звук, подобный крику бессчетных умирающих существ, — мириады голосов в одном бездушном вопле. Завывая и визжа, все, кто окружал пропасть, бросились к стенам пещеры, пока необъятное существо тяжело выкарабкивалось наружу.

Болезненный пурпурный свет упал на что-то чудовищное и уродливое, темное и небывалое. В его слюнявой морде и красных глазах был некий неопределенный, сумасшедший намек на что-то демонически-собачье. Оно образовалось из тающих, содрогающихся тел пропасти — умирающих, жалко страдающих животных, слившихся в единую огромную форму.

Некоторые из Племени, обретя на грани безумия мужество, попытались встать и сражаться. Чудище вмиг оказалось на них, неуклюжее и смертоносное.

— Я породил его! ЯРРОС! Я высидел его! В пещере клубился грохочущий хаос воплей, мертвых и умирающих тел. Покуда собакоподобное существо дробило и убивало, надо всем возносился голос Живоглота:

— ЯРРОС! Это ваша погибель! Яд для всех, кто ходит по поверхности мира!

Хвосттрубой отвернулся от жуткого зрелища и вылетел из Пещеры-Пропасти.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

У лисы уловок разных — целый короб,

У ежа — всего одна, зато какая!

Архилох

В Закоте был ад кромешный. Проносясь сквозь почти полную тьму, Фритти видел котообразные фигуры — припадающие к земле, визжащие, скачущие, словно обезумевшие полчища летучих мышей.

Хвосттрубой мог думать только о друзьях; ужас и смерть позади него были слишком непомерны. Казалось, то был конец всему — всей жизни, всему разуму, всей надежде. И он хотел встретить это вместе с друзьями.

Никто не обратил внимания на его бегство. Когтестражи и Клыкостражи сражались друг с другом, как и с вторгшимся войском Свободного Племени. Звуки хаоса подняли в пещерах заключенных — растерянных, дерущихся, орущих, отчаянно ищущих выходов. Громовой бессмысленный голос Ярроса катился по Холму, рокоча разорением и безумием.

Фритти старался вспомнить плохо усвоенные направления, указанные ему Гнусняком. Несколько раз, теряясь из-за встречных звуков и тел, он пугался, что заблудился. Наконец узнал ход, ведущий вниз. Прижав уши, спрыгнул по покатому туннелю.

Мимолетка и Шустрик, вздыбив шерсть, жались к задней стене своей пещеры. У ног их лежал Гроза Тараканов, но теперь глаза его были открыты. Он со странным тихим интересом поглядел на Фритти, появившегося в дверном проеме. Мимолетка сначала, казалось, не узнала Фритти, потом, изумленно тряхнув головой, прыгнула вперед, выкрикивая его имя:

— Хвосттрубой! Ты здесь?! Что происходит?!

Она потянулась обнюхать его, но он пробежал мимо, к Шустрику.

— Шусти! — крикнул он. — Это я, Шуст! Ты цел? Ходить можешь?

Шустрик на миг уставился на него, словно не понимая, потом мордочку котенка озарила нежная улыбка.

— Мягкого мяса, Хвосттрубой, — сказал он. — Я знал, что ты вернешься.

Фритти обернулся и увидел, что Мимолетка опасливо глядит в проход.

— Происходит ужасное, Мимолетка, — заговорил он. — Племя пришло, но его встретила страшная опасность. Мы здесь ничем не сможем пособить. Наша единственная возможность выбраться — сейчас, среди сумятицы. Помоги Шустрику встать! Я займусь Грозой Тараканов.

Ни о чем не расспрашивая, серая фела прыгнула на помощь к малышу, но Шусти сам поднялся на дрожащие лапки.

— Я сам, — заявил он. — Я только и ждал, чтобы пришел Хвосттрубой, — таинственно добавил он и потянулся, выгнув тело в небольшую дугу.

С Грозой Тараканов все оказалось труднее. Хоть он уже бодрствовал и не сопротивлялся открыто, но, видимо, был сбит с толку. Казалось, он не понимал, к чему спешить; шатаясь, обошел пещеру, обнюхивая углы и стены, словно только что сюда прибыл.

— Он был в сонных полях с тех пор, как нас сюда бросили, — объяснил Шустрик. — Я — уж не знаю, с какого времени — в первый раз вижу его на ногах.

— Надеюсь, он помнит, как пользоваться лапами, — проворчал Хвосттрубой, — ведь наше время истекает, если уже не истекло. Идем. Я поведу. Мимолетка, выше хвост и помоги Грозе Тараканов.

— Но куда мы идем? — спросила фела. — Ведь если Племя пришло в Холм, то охранники перекрыли все входы и выходы?

— По-моему, я знаю путь, который не будет под охраной, — ответил Фритти, — но он рискованный. Мы немедленно должны идти! Что смогу, расскажу тебе по дороге.