Хьюстон, 2030
Шрифт:
После начального обучения в Форт-Уорт, Уильяма вскоре отправили на войну - в Венесуэлу. Соединенные Штаты обороняли последние работающие нефтяные месторождения от нападений местных партизан. На четвертый месяц после прибытия, Уильям подорвался на мине-ловушке, установленной на арматуре одной из нефтяных скважин. Шлем и бронежилет спасли саперу жизнь, но он был тяжело ранен осколками. Его эвакуировали в плавучий госпиталь в порту Каракас. Госпитальное судно было переделано из бывшего круизного лайнера и носило имя USNS «Санта Лючия [ 20 ] » Неофициальное название, которое дали этому плавучему госпиталю в войсках, было «Карибский Мусоровоз.» Он был специально предназначен для солдат срочной службы с тяжелыми ранениями. Тех, у кого не было шансов вернуться действующую армию, и которые стали поэтому армии не нужны. На борту проводилось только «экономически-целесообразное» лечение, похожее на полевую хирургию времен Первой мировой войны: радикальные калечащие операции, никаких антибиотиков, никакой восстановительной
20
USNS - United States Naval Ship. Гражданское судно в собственности ВМФ США, атака на такое судно приравнивается к акту пиратства - примечание переводчика.
Уильям пытался убедить врачей попробовать сохранить ему хотя бы левую руку, но вечно-занятые и хронически не выспавшиеся хирурги «Мусоровоза» на подобные дурацкие просьбы незадачливых пациентов внимания не обращали. В отделении сортировки, один из докторов грубо приказал раненому инженеру заткнуть пасть и приготовиться жить дальше без обеих рук. На вопрос Уильяма, что за качество жизни ему предстоит после такой операции, последовал ответ, что долбаноекачество жизни долбаныхидиотов-рядовых, которые подрываются на долбаныхминах в долбаныхвенесуэльских джунглях - к несчастью, именно сегодняне попало в список приоритетов плавучего госпиталя.
«Это называется «быстро и радикально,» парень. Я уверен, тебе даже понравится,» - заверил Уильяма военный хирург полтора часа спустя. «Радикальное лечение всегда более надежно. Через недельку снимем швы, - и будешь, как огурчик. Поверь мне на слово, солдат: никто из моихампутированных еще не жаловался!» Затем, несмотря на дальнейшие протесты Уильяма, несговорчивому пациенту вкололи побольше наркотиков, и забрали в операционную. Обе руки были ампутированы: правая по самое плечо, а от левой осталась лишь коротенькая бесполезная культяпка. Выбитый осколком правый глаз удалили полностью; менее пострадавший левый глаз был промыт, залеплен пластырем, и оставлен заживать сам по себе. Через какое-то время, молодой человек обнаружил, что остатки левого глаза не совсем бесполезны и позволяют кое-как различать свет и темноту. Второй врач предсказал верно: на хирургов Уильям не жаловался. Уже после операции он узнал, что в единственной операционной плавучего госпиталя проводили не менее двадцати операций в день. Каждая лишняя минута, которую уделил бы ему хирург, могла стоить жизни другому раненому. К тому же, молодому инвалиду объяснили, что без антибиотиков и тому подобных дорогостоящих лекарств, шансов на спасение конечностей у него все равно не было никаких.
Там же на борту бывшего лайнера, Уильям получил то, что называли «Мусоровозным набором:» комплект подержанной военной формы, медальку за ранение «Перпл Харт,» и документы на почетное увольнение из Армии. Две недели спустя, «Мусоровоз» благополучно пересек Карибское море и выгрузил шестьсот свежеиспеченных инвалидов войны в порту Галвестон.
«Что за Ник Хобсон?» - спросила Клэрис, наливая Марку и Уильяму цветочный чай.
«Из вечерних новостей. Это тот парень, которого вчера грохнули в лесу вместе с неизвестной пока девушкой,» - Марк слишком устал сегодня чтобы поддерживать разговор о серийном убийце. «Лучше расскажи, как ваш день прошел.»
«Отлично! Насобирали двести пятьдесят три доллара,» - ответила Клэрис, милостиво оставив в покое тему серийного убийцы. «Ты знаешь, Билли научился классно собирать пожертвования! Сначала пошли на рынок. По утрам на рынке неплохо подают. Постояли часа четыре... Потом кто-то сказал, что в благотворительной кухне дают жратву бесплатно. Мы, конечно, опоздали, овощей уже не было, зато получили по миске супа. Я, как всегда, занималась мытьем посуды. Потом пошли «делать Маршрут,» но прошли немного. С моим животиком, стало немного трудно ходить...» Она была на седьмом месяце беременности, и ее живот был на самом деле похож на барабан.
Несмотря на свои ужасные увечья, Уильям удивительно хорошо приспособился, подумал Марк. Это не было бы возможным без Клэрис. В памяти Марка великолепно отпечатался тот день, когда Клэрис неожиданно позвонила ему на служебный телефон. «Уильям мне звонил только что,» - выпалила она: «С плавучего госпиталя. «Санта-Лючия!» Говорит, уже была операция, - ему обе руки отчекрыжили!»
«Что? Клэрис! Обе руки? Как это: «отчекрыжили?..» Черт! Несчастье-то какое!..» - не мог поверить Марк.
«Почему несчастье???» - радостно завопила в трубку Клэрис. «У него все клево! Сказал: состояние стабильное, поправляется! Он теперь вернется! Живой! Живой!.. А то, что рук нет, так это все фигня. Живут же люди: и без ног, и без рук! Наверняка, Уильяму можно будет сделать искусственные руки, так ведь? Бог поможет, мы и так проживем...»
Через десять дней она получила СМС: «Санта-Лючия» приходит завтра в полдень, родственники могут прибыть в порт, чтобы получить на руки своих инвалидов [ 21 ] . В конце ХХ века, словечко «инвалид» в Америке использовалось только в контексте исторических книг. Про Наполеоновские войны, к примеру. Полит-корректность была в большой
моде. Про человека нельзя было сказать: «он - инвалид.» Говорили: «с ограниченной подвижностью.» А вместо «мальчик-дебил,» говорили: «нестандартно-одаренный ребенок.» По мере того, как Соединенные Штаты вели малые и большие вооруженные конфликты, слово «инвалид» вползло в повседневный обиход. Кое-кто мрачно шутил: «инвалид» - это укороченное от «солдат.»21
В английском тексте использовано слово «vet» (по мнению М.Мак-Кая, в 2030 году оно будет использоваться в американском сленге как сокращение от «veteran,» а не в значении «ветеринарный врач,» как в 2008 году). Так как трудно было подобрать русский аналог, пришлось заменить это слово на «инвалид» - примечание переводчика.
Клэрис потом несколько раз пересказывала историю своей поездки в Галвестон. Автобусы от Шелдона до Галвестона в прошлом году еще ходили, правда, уже нерегулярно. Клэрис не повезло. По дороге автобус пару раз ломался, и водителю приходилось останавливаться и копаться в двигателе. Когда они приехали в Галвестон, было далеко за полдень. «Я - помчалась в порт,» - рассказывала Клэрис. «Выбегаю, такая, на Уарф-стрит: нифига себе! По всей улице тащатся инвалиды на костылях. Большинство там было одноногих, да! В общем, прибежала на эту долбаную пристань. Типа: «уже рано!» Час дня! Там спущены три трапа, и медсестры носят раненых в грузовики.»
«В общем, стою на пристани - как последняя дура. Вокруг все мечутся: что-то сгружают, что-то загружают... Подходит медсестра. Говорит: кого-то ищешь, девушка? Я, начала, типа: вы не знаете пациента? Уильям Пендерграсс?.. А она такая: да кто же их всех по фамилии-то упомнит? Он, спрашивает, у тебя ходячий или нет? Я говорю: в смысле? Она: ну, ходить он может сам? Я говорю: у Уильяма только руки ампутированы. Ноги на месте. Она такая: руки, говоришь, ампутированы? В смысле: обе? Как «Севен-Элевен?» Да уж, называется: повезло чуваку! А когда операцию ему делали? Я посчитала в уме, говорю: две недели примерно. Она такая: Ну, значит, он ходячий. Ходячих-то мы уже всех выгрузили, девонька. Наверное он уже в город вышел... Я так разозлилась! Долбаный автобус! Уильям, наверно, подумал, что его никто не встречает!»
«Подождите, говорю, какже он мог уйти? Он же слепой! Тогда медсестра говорит: с ампутацией обеих рук и незрячий? Да, было у нас двое таких пацанов в этом рейсе. Как его зовут? Уильямом? Наверное, это Билли, парень с третьей палубы, на корме по правому борту. Ну да, я его неплохо запомнила, хотя это и не мояпалуба. Это ты его «Уильямом» назвала, так что я не въехала сразу-то. Какой он, нахрен, теперь «Уильям!» Билли - полный инвалид. «Севен-Элевен.» Обрубок бездвурукий, да еще и полностью слепой. Ты ему кто будешь: сестра или подружка? Я говорю: жена. А она: дети были? Я говорю: мальчик. А она: еть твою медь! На твоем месте, девочка, я бы еще подумала его домой-то забирать. А я: что Вы имеете в виду? Ну, она и говорит: ты, типа, сама подумай. Если бы твой Билли был слепой, это нормально. Слепой - может работу найти. А если бы он был просто безрукий, но не слепой... В общем, такая жизнь - это, конечно, полное дерьмо, но все-таки. Помню, был у нас один безглазый. Все говорил: лучше бы мне руки оторвало, а не глаза выбило. Кому - что. На вкус и цвет - товарищей нет. А с твоим мужем, роднуля, так и вообще полный кабздец. Обрубок! И слепой, и без обеих рук! Такие истории рассказывают: заберет жена такого вот обрубка. Ну, типа: моя доля такая, я хорошая жена, все такое... А потом бах: несколько месяцев, по-максимуму, год, и выгружает она его в «Дом Надежды» на вечное поселение. Она-то себе другого найдет, а у мужа-калеки еще и крышу сносит. В довесок к его инвалидности. Хочешь, говорит, бесплатный медицинский совет? Иди себе потихоньку домой, а мы твоего Билли отправим напрямую отсюда - в дом инвалидов. Там, вообще... скажем так: нормально. Он поймет. А ты потом ему бумаги на развод по почте перешлешь... Так и сказала: развод по почте! Во, думаю, дает! Ну, я ей, такая: не хочу Вас обижать, мэм, но никакого дома инвалидов и никакого развода не будет. Ни по почте, никак. Прекратите Вашу пустую болтовню и покажите мне, наконец, где тут мой муж. Она на меня так посмотрела и говорит: иди, милая, посмотри возле во-о-он того склада - в конце причала. Самых-то калек всех туда убрали...»
«Ну, я говорю: спасибо, мэм, - и повернулась бежать к тому складу. А она говорит: подожди, девонька. Я: что такое? А она: еще одно. Ты, главное, его таким увидишь, так постарайся не заплакать. Ему твои слезы хуже всего на свете будут, поняла? И дай Бог вам счастья. Тебе и твоему Билли, девочка... И вы знаете, она это говорит, а сама - заплакала, как ребенок. А я-то, дура, думала - у нее и сердца нет! Вот такая у нее дрянная работа на этой «Санте-Лючии...» Ну а дальше - все просто. Побежала я к тому складу. Там - инвалиды, человек тридцать. Как сестра и сказала: «самые калеки.» Без обеих ног, слепые, несколько полностью парализованных на колясках. И смотрю: наш Уильям стоит на углу. На корабле, они его по полной форме нарядили: медаль «Перпл Харт» и все прочее. Пустые рукава в карманы заправлены, а на глазах - черная ленточка. Я, было, собралась реветь, но потом вспомнила, что мне медсестра сказала. Такая, подхожу, и как гаркну приказным голосом, как какой-нибудь сержант: рядовой, ты че там встал? Ну-ка, ко мне, прыжками! Уильям меня узнал по голосу, конечно. В сержанты я вряд ли гожусь. Он пошел на мой голос - и прошел мимо! Он еще тогда не привык быть слепым.»