И аз воздам
Шрифт:
А вот размеры вполне тем английским замкам соответствовали. Площадь — около трёх десятин. Читай гектар. Тридцать тысяч квадратных метров. Звучит серьёзно, а на самом деле квадрат сто семьдесят метров на сто восемьдесят. И там три батальона солдат. Просто вплотную друг к другу стояли бараки, домики, палатки. Валы с бастионами были не сильно высокими, однако подойти к ним снаружи было не просто, с трёх сторон крепость окружали низменные поймы, которые затапливались водой в весеннее время. В остальное время года, там были трудно проходимые болота. Сейчас в конце мая именно на болото это и походило. Причём зловонное. Отходы жизнедеятельности туда же сбрасывали. Мазохисты, блин. А ещё это прямой путь ко всяким холерам и дизентериям. Сама крепость стояла на надпойменной террасе. Со стороны речки Подкумка она до террасы круто обрывалась вниз. В крепости в 1783 году построили
На отпевание от их полуэскадрона отправился один майор Парадовский Феликс Осипович. Дождались его и поехали дальше, поспешили убраться с недружественной территории. За два дня нужно было добраться до Нальчика, а до него сотня километров или вёрст. Брехт хотел в крепости попросить проводника знающего кабардинский язык, но раз так сложилось, то просто спросил на рынке в слободе, есть ли желающие скататься за двадцать рублей до Нальчика. Нашлось сразу трое, Брехт взял двоих. Один был старым солдатом, дедок бойкий полжизни провёл на Кавказе и помнил ещё Суворова, который и начал строить эту крепость. А второй был местный дядька бородатый родом из аула Нарткала, что недалеко от Начальника. Ну, это он сам на сносном русском сказал. На карте английской такой аул не указан, так что, поди — проверь. Звали кабардинца Зубер Шогенцуков.
Дорога петляла по ущельям, стояла ужасающая жара и влажность плюсом под сто процентов, всё время мокрый от пота и этой влаги. Брехт Ваньку из коляски своей пересадил на коня, а сам все два дня провёл в разговорах с Зубером. Прямо кладезь информации, особенно если учесть, что ни Витгенштейн, ни Брехт ничего почти о Кабарде не знали.
Даже некоторый слова Пётр Христианович на черкесском пытался выучить. Как-то не задумывался, а оказалось, что кабардинцы и черкесы это по существу один народ, слегка веками разделённый, но язык по сути у них один. Дикий народ? Наверное, у них даже письменности нет. Все предания устно передают из поколения в поколение и при этом свою историю ведут на тысячи лет вглубь веков. Устройство социальное у них напоминает Европу века двенадцатого, ну или Русь в то же время. Князья всем рулят. Единого монарха нет. Князья называются — Пщы. И их не много всего семь семейств. Ещё есть высшее дворянство, этих тоже не много. Зубер всего три фамилии вспомнил, которые Брехт в блокнотик себе записал. А вот дальше шли простые дворяне с причудливым названием кабардей-ворки, и их этих орков чуть не четверть населения. Ну, это как в Польше шляхты, один баран есть — уже дворянин. Или нет — стадо баранов, тогда точно орк. Есть и рабство. Они как-то освобождаются и становятся вольноотпущенниками и вот таких — большая часть населения.
В настоящее время и ворки и пщы плохо относятся к России, а ведь раньше сами просились под руку русского царя и многие их дворяне служили в русском войске, даже большими князьями стали. Например, тот же князь Черкасский, именно отсюда выходец. Но Екатерина решила тут строить крепость Моздок и все роды на русских ополчились. Возненавидели.
Брехт знал, чем закончится. Будет пятьдесят лет, даже шестьдесят вялотекущей войны. Две трети населения предпочтут переселиться к Туркам, которые их отуречат. Уходили к единоверцам, а столкнулись с геноцидом. Но те, кто останутся горя хлебнут не меньше. Лет через двадцать на Кавказ, а особенно именно вот в эти места, в Кабарду придёт чума и умрут все, останутся единицы, целые долины будут годами пустынными и безжизненными. Совсем мало кабардинцев и черкесов останется, которые потом и прекратят войну, просто воевать станет некому. Последние непримиримые переберутся на восток в Чечню, и там будут воевать до пленения Шамиля.
Можно ли это поправить? Ну, ведь именно за этим и поехал. Нужно попробовать изменить историю.
Глава 18
Событие пятидесятое
Кто кого согнёт, тот того и бьёт
Через силу и конь не скачет
Камни ворочать сила нужна, деньгами ворочать — голова
На последнем привале перед аулом Нальчик Брехт после ужина завёл с Зубером разговор об этих местных ворках — дворянах.
— Скажи мне аскерчи (воин), насколько богаты ваши ворки, если на русские рубли перевести? — Брехт протянул кабардинцу серебряный рубль. Новенький. Специально десяток взял с собой уже с изображением Александра. Рубль был пробным. Все следующие рубли Александра будут без портретов, на этом портрет есть. Будучи нумизматом слышал в будущим Брехт, что это из-за того, что Александр не любил своих изображений, казалось ему, что он плохо на них выходит. Хренолив — казалось. Чего тут казалось. Такое уродство скрыть невозможно. Если художник хотел оскорбить или унизить императора, то это ему удалось на сто, да даже на двести процентов и унизил и оскорбил. Странно обрезанный бюст, словно художник решил показать грудь атлета у императора, но в последний момент передумал, и получилась впалая курячья грудка. Лицо непропорционально маленькое и кукольное какое-то. Челюсти вообще с подбородком почти нет. В общем, полный дегенерат на рубле. Даун. Именно так они и выглядят. Вся прелесть рубля, что он большой и сверкающий. Вес почти двадцать один грамм и диаметр без малого четыре сантиметра. Александр рубль зарубил. Не стали печатать такие. Только пробники. И вот по просьбе Витгенштейна допечатали. Брехт с придворным медальером Карлом Леберехтом пообщался, получая заказ. Какого, мол, чёрта, зачем уродовать вполне фотогеничного Александра.
— Как вы не понимаете? Я старался подражать античным монетам, потому и шея столь удлинена. Вот посмотрите на римские монеты. К тому же Мария Фёдоровна помогала рисовать.
Ну, чего сказать, всё как всегда, хотели как лучше. А получили уродство. Весь двор и все иностранцы считают Александра красавчиком и чуть ли не ангелом, а на монетах олигофрен или даун. Какие там ещё есть градации — «имбецил»? Вот, именно он на рубле. Ну, и ладно, зато сверкает.
— У многих несколько отар, несколько коней, два, а то и три дома …
— А в среднем по больнице. Шучу. У обычного орка?
— Две сотни овец, большая сакля. Пару пастухов.
— Как думаешь, Зубер, если я предложу лучшим воинам среди ворков послужить пару лет при дворе нашего императора за пятьдесят рублей в месяц или даже за сто. Будут ходить в красивых местных одеждах во дворце и охранять Александра. В набеги на врагов России ходить. Согласятся ваши аскерчи?
— Конечно, согласятся, все помнят про князя Черкасского. И сто рулей это очень большие деньги. Все захотят почти. А как ты выбирать будешь? Ругаться будут, до вражды дело дойдёт! — Замахал руками импульсивный черкес.
— У вас есть национальная борьба?
— Адыгэбэнаки — это борьба на поясах. Есть еще у черкесов эпщэры-банэ. Тогда соперники хватают друг друга за руки немного выше локтей и ведут схватку; для большей устойчивости борцы расставляют ноги шире плеч. По традиции не разрешается выполнять захваты руками за голову или ноги, зато можно делать захват двумя руками одной руки противника при броске через себя. Чтобы победить необходимо, оставшись стоять на ногах, бросить соперника на землю спиной вверх.
— Спиной вверх. Зачем. — Брехт о таком способе победы не слышал. Везде же наоборот, нужно на спину бросить. Лопатками должен борец ковра, ну или земли коснуться. С самых первых олимпиад так у греков заведено.
— Ты смешной, русский, это же просто. Даже ребёнку у нас понятно, что в боевой схватке человек, лёжа на спине, ещё в состоянии оказывать достойное сопротивление противнику, действуя руками и ногами, а лёжа на груди он лишён такой возможности. Он повержен. Кроме того, в таком положении человека легче связать, если его нужно пленить.
— Разумно. Так вот, Зубер, я найму десять человек лучших воинов в свою охрану с выплатой сто рулей в месяц и двадцать человек в охрану императора. Тех, кто поборет меня. Найдутся такие пелиуаны?
— Здесь надо лучше говорить «къарыулу». Все захотят померяться силой с тобой.
— Хорошо. Можешь ты завтра с утра отправиться в горы и всех предупредить, что я их, в смысле, желающих, буду ждать десять дней у аула Нальчик. Как у вас новости разносят.
— Есть гонцы. Хорошо, урус, я сделаю это. Мне тоже сто рублей, возьмёшь меня потом с собой в Петроград.