И быть подлецом (сборник)

– Коричневый – или, возможно, кажется коричневым, потому что бутылка такого цвета.

– Цвет не менялся?

– Нет.

– Тогда наклейка была не очень заметной.

– Я же не сказала, что она заметная.

– У вас, конечно, хорошее зрение – в вашем-то возрасте. – Взглянув на часы, Вульф повернулся ко мне: – Когда отходит следующий поезд в Атлантик-Сити?

– В четыре тридцать, – ответил я.

– Тогда у вас полно времени. Дай миссис Шепард достаточно денег, чтобы покрыть все расходы. Ты отвезешь ее вместе с дочерью на вокзал. Поскольку они не хотят, чтобы стало известно об их поездке в Нью-Йорк, им не стоит звонить кому-либо по телефону. И разумеется, ты убедишься, что они сели на поезд и поезд действительно тронулся с места. Как ты знаешь, я не верю, что поезда способны трогаться, а тронувшись, способны остановиться.

– Мы возвращаемся… – выдохнула мамаша, еще не веря своему счастью, но уже надеясь.

Глава одиннадцатая

Один маленький инцидент, который следует упомянуть, произошел в поезде, когда я усадил их в вагоне и уже собирался уходить. Я не пытался с ними общаться, ибо один вид их – особенно Нэнсили – ясно говорил: если я ненароком шагну в открытый люк, они даже не остановятся, чтобы заглянуть в него. Но когда я повернулся, чтобы выйти из купе, мамаша вдруг погладила меня по плечу. Значит, все-таки заметила мой сочувственный жест в ту самую мрачную минуту. А может быть, оценила, что я купил им места в пульмановском спальном вагоне. Я улыбнулся ей, но не рискнул обменяться рукопожатиями. Не стоит искушать судьбу.

Естественно, требовалось снова всех собрать, но я осознал, насколько это срочно, только вернувшись в кабинет. Там, на своем столе, я обнаружил записку на листке, вырванном из блокнота Вульфа и придавленном пресс-папье. Вульф, как всегда, согласно расписанию был в оранжерее. В записке говорилось:

А. Г.

Собери всех семерых здесь в шесть часов.

Как будто это так просто сделать. Я сердито покосился на записку. Почему нельзя было назначить встречу после ужина, выгадав больше времени на сборы и работу с этой публикой? И это в тот самый день, когда я уже продемонстрировал чудеса расторопности, доставив мамашу с дочкой к одиннадцати. Мои часы показывали без десяти пять. Я подавил желание подняться в оранжерею и затеять спор и взялся за телефонную трубку.

Мне пришлось столкнуться с различными трудностями, включая недовольство из-за внезапного, заранее не оговоренного вызова – в чем я был с ними солидарен.

Билл Медоуз заартачился, заявив, что выложил Вульфу все, что знал, начиная с того невинного времени, когда разбил окно мячом. Мне пришлось на него надавить с помощью грозных намеков.

Маделин Фрейзер и Дебора Коппел не пришли в восторг, но, припертые к стене, согласились, что должны либо уволить Вульфа, либо оказывать ему посильную помощь. Они вызвались прихватить с собой Элинор Вэнс.

Натан Трауб, которому я позвонил первому в его офис, единственный не высказал возражений, правда ввернул, что ему придется отменить важную встречу.

Не повезло мне только с Саварезе и Стронгом. Профессор уехал из города на уик-энд (поохотиться на формулы, я полагаю), а Талли Стронга просто не удалось найти, хотя я искал повсюду, включая спонсоров.

Незадолго до шести я позвонил Вульфу и доложил. В ответ услышал лишь хмыканье. Я заметил, что пять из семи, да еще в такое время в пятницу, это вам не кот начхал. Он ответил, что семь было бы лучше.

– Да, – согласился я. – Саварезе и Стронгу высланы телеграммы за подписью «Эл», но вдруг они не получат их вовремя?

Итак, ожидались пятеро. Вульф не любит, чтобы кто-нибудь, кроме Фрица или меня, наблюдал его сидящим в ожидании посетителей. Наверно, считает это ниже своего достоинства. По сей причине он не спускался в кабинет, пока я не сообщил ему, что все в сборе. Тогда он удостоил нас своим появлением. Он вошел, поклонился собравшимся, прошел к своему креслу и удобно в нем расположился. На этот раз, в отсутствие незваных гостей, все чувствовали себя гораздо уютнее, обстановка была более интимной.

Завязался разговор. Трауб отпустил язвительные замечания по поводу того, что Вульф отказал репортерам в интервью. Обычно в таких случаях Вульф дает критикам резкий отпор, но сейчас он не стал тратить силы, а только отмахнулся.

– Я собрал вас здесь, – начал он очень дружелюбно, – ради единственной цели. И если вы не хотите опоздать к ужину, нам бы лучше приступить. Во вторник вечером я сказал вам, что все вы мне лжете, но не знал тогда, насколько бесстыдно. Какого черта вы не сказали о куске скотча на бутылке мисс Фрейзер?

Все они утратили дар речи, включая саму эту даму. Единственным исключением был Трауб, который просто не понимал, о чем идет речь.

– Скотч? – переспросил он. – Какой скотч?

Остальным четырем потребовалось в среднем по три секунды, чтобы прийти в себя.

– Кто собирается рассказать мне об этом? – спросил Вульф. – Только не все сразу. Так кто же?

– Но, – запинаясь, пролепетал Билл Медоуз, – мы не знаем, о чем вы говорите.

– Чушь. – Тон Вульфа сделался менее дружелюбным. – Не тратьте зря времени. Мисс Шепард провела здесь почти весь день, и я знаю все. – Его взгляд остановился на мисс Фрейзер: – Она ничего не могла поделать, мэм. Эта малышка очень хорошо держалась и сдалась, только когда испугалась, что вам грозит опасность.

– О чем идет речь? – заволновался Трауб.

– Пустяки, Нат, – заверила его мисс Фрейзер. – Ничего важного. Просто что-то вроде… вроде шутки… между нами… о которой ты не знаешь…

– Да, пустяки! – слишком громко произнес Билл Медоуз. – Не о чем говорить…

– Погоди, Билл. – В спокойном голосе Деборы Коппел зазвучали властные нотки. Она посмотрела на Вульфа: – Вы скажете нам, что именно говорила Нэнсили?

– Конечно, – согласился Вульф. – На бутылку, которую подавали мисс Фрейзер во время передачи, всегда наклеивали кусок скотча, чтобы ее можно было отличить. Это продолжалось несколько месяцев – почти год. Скотч был либо коричневый, под цвет бутылки, либо прозрачный, шириной с полдюйма, и охватывал горлышко.

– Это все, что она вам рассказала?

– В основном. Ваше объяснение, пожалуйста. Для чего понадобился скотч?

– Разве Нэнсили вам не объяснила?

– Она уверяла, что не знает.

Дебора нахмурилась:

– Но она же должна знать! Это совсем просто. Как мы вам сказали, приходя в студию в день передачи, мисс Вэнс достает бутылки из шкафа и ставит их в холодильник. Но они охлаждаются там всего полчаса или чуть дольше, а мисс Фрейзер любит, чтобы напиток был очень холодным. Вот почему бутылку для нее помещают в холодильник раньше, помечая скотчем, чтобы отличить от других.

– Кто ставит ее туда и когда?

– Ну, это зависит от обстоятельств. Иногда один из нас убирает ее туда за день до эфира… Иногда она остается в холодильнике после предыдущей передачи…

– О господи, – пробормотал Вульф. – Я не знал, что вы слабоумная, мисс Коппел!

– Я не слабоумная, мистер Вульф.

– Мне мало одного вашего слова. Полагаю, объяснение, которое вы мне дали, было состряпано, чтобы удовлетворить праздное любопытство того, кто заметит клейкую ленту на бутылке. И меня бы не удивило, если бы именно такой ответ дали мисс Шепард, которая по здравом размышлении его отвергла. Это единственное, чего она мне не сказала. Для подобной цели объяснение сошло бы – но только не для мисс Шепард. Но предложить его мне! Беру назад вырвавшееся у меня слово «слабоумная», но я действительно считаю, что вы могли бы придумать что-нибудь более правдоподобное.