И бывшие с ним

Юрий Иванович взглянул: знал он оба рассказа, и отправился рассаживать участников «круглого стола». Они назывались друг другу, Юрий Иванович на обратной стороне последней страницы рукописи Лохматого писал фамилии, место работы: референт генерального директора производственного объединения, работник службы информации министерства, главный архитектор города, зампредседателя райисполкома, главный врач районной больницы, главный инженер столичного проектного института, начальник отдела кадров большой сибирской стройки. Захрустели конфетными обертками, зазвякали ложечками, заскрипели креслами. Появился главный, проскользнул к своему кардинальскому креслу, помаячил Юрию Ивановичу: начинай, я подключусь попозже. Стал тихонько крутить диск, другой рукой доставая носовой платок.

Юрий Иванович объявил тему «круглого стола»: «Небольшой городок как арена интенсивного промышленного развития».

Начал он с того, что не приехал на «круглый стол» председатель горсовета уральского городка Уваровска. Чем важен Уваровск для сегодняшнего разговора? Местами настланы деревянные тротуары, на окраинных улицах — козлушки с рогатульками, чтобы в огороды не лезли, в дровяниках доживают свое таратайки с откидным дном для возки песка — в годы войны уваровские семьи выручало золотишко. В начале века разобраны цеха демидовского железоделательного завода, крупный «подпятный» кирпич уложен в стены цехов механического завода и в стены депо.

Завтра Уваровск появится на экономической карте страны, городок выбран СЭВом как место строительства локомотивного завода. Локомотивы завтрашнего дня — высокоскоростные суперэкспрессы. Сегодня дремлющий в родном гнезде, завтра Уваровск окажется в XXI веке, в поезде на магнитной подвеске, мчащемся по эстакаде со скоростью пятьсот километров в час. Комплексное производство — то есть одновременное производство электрооборудования и механической части — потребует постоянно возрастающих масс людей, дорог с интенсивным движением, ведь люди должны иметь доступ к месту работы, тысячи квартир, больницы, магазины. Уваровск прежде терял год за годом наиболее обученную, динамичную часть населения, не хотят жить, как отцы, между цехом и домом, двором, нет былой невзыскательности — мир будоражит, зовет, доступен переезд, работа всюду. Стало быть, немногих даст Уваровск современному заводу, стало быть, звать надо, наедут. Сегодня Уваровск живет с ожиданием, с надеждами на будущее. Молодежь видит новое, каким его не видят отцы, не довольствуется тем, чем довольствовались отцы. Чем можно нынче дополнить комплексные методы закрепления молодежи? Что ждет Уваровск?

Сибирский архитектор называл главных застройщиков сибирских промышленных городов: Миннефтепром, Минэлектротехпром, Минцветмет, Минтяжмашстрой. Расшибают промзонами старые деревянные городки и застраивают блочными пятиэтажками устаревших серий.

— Вовсе не строят, гонят свои промзоны! — перебивал заместитель председателя райисполкома. — Норовят на готовое, а у нас не хватает десятков тысяч метров жилья.

В паузу проскользнула со своей снисходительно-улыбчивой фразой начальственная дама из Миннефтепрома:

— Поставили у вас ЖБИ, днями пойдут панели.

Толстяк-футуролог, своей запальчивой интонацией обвиняя собрание в верхоглядстве и невежестве, перечислял объективные критерии для определения качества жизни. Толстяк назвал десятка полтора составных, и все в неких условных единицах. Архитектор, тот, что звонил с вокзала Юрию Ивановичу, толстым басом покрыл голос толстяка: «Балабольство это все, есть критерий — показатель жизненного уровня».

Покатилось, стенографистки только листы отбрасывали. Начальственная дама из Миннефтепрома, вкрадчиво льстя собранию, давая понять, что другим она не доверила бы некоторые цифры, говорила о причинах слабости стройбаз и об обязанностях министерств при размещении крупных производств. В проекты промышленных комплексов закладываются бани, жилье, больницы, кинотеатры, магазины.

Юрию Ивановичу помаячили из двери: междугородный.

В трубке хрюкнуло, телефонный аппарат предупреждал о безрадостном разговоре.

Звонил Тихомиров.

— Вот у меня на столе твое приглашение на «круглый стол». Я здоров, — говорил Тихомиров, — не замотался. Мог приехать. Не поехал, потому что без пользы. Не знаю, о чем разговор за вашим «круглым столом» — знаю тебя. Ты человек бесполезный. Слова и слова.

— Ну а другие-то? — Юрий Иванович перечислил собравшихся.

— По ягоды ходят за рудник. Когда еще на том месте поставят локомотивный завод. Но пешком бы отправился к тебе в Москву, будь у тебя на «круглом столе» директор будущего уваровского локомотивного завода.

— Начальник завода, — поправил Юрий Иванович. — Завод будет в системе МПС, а у железнодорожников директоров нету.

— Смекаешь почему? Он будет главным застройщиком Уваровска. Будь здоров, земляк.

В Уваровске положили трубку. Юрий Иванович оставался сидеть со своей трубкой в руке. Зачвыкало в ней. Хрустом закончилось чвыканье, будто что-то громко раскусили. Помолчав, телефонный аппарат хмыкнул и вздохнул, вот, дескать, работнички нынче на телефонных линиях. Поди молодежь, шалтай-болтай. А ведь с ней не поговоришь, как вон с тобой говорят, с тюней. Чванятся перед тобой, а ты терпишь, зазываешь этого Тихомирова, он не больно-то с тобой церемонится. Сидишь вот хезнешь, как говаривал твой покойный дед, то есть хилеешь, увядаешь.

Он вернулся в кабинет главного. Там практики, объединившись вокруг дамы: ее ласково-утешающий голос не прошибали голоса противников, винили проектировщиков в некачественных проектах. Винили ученых в получении подрядов под экономические обоснования, где цифры будущей производительности взяты без учета работника, то есть взяты с потолка.

Силились Юрий Иванович и главный направлять разговор, заговаривая о молодежи на стройке и молодежи городков, подмятых индустриальными гигантами. Разговор слабел в расхожих словах. Подавали друг другу спички, благодушно пыхали сигаретами и прихлебывали остывший чай, стенографистки поднимали головы, но вылетало «перекос планирования» или о равнодушии министерств к соцкультбыту, к текучести рабочей силы, и поехало, пошли наперебой бросаться словами через стол.

Закончили около шести; гостям из областей Юрий Иванович отметил командировки до понедельника, пусть погуляют по Москве, с тем и назначили «круглый стол» на пятницу. Вернулся в кабинет главного измочаленный, чувствуя, как пусты глаза. Стенографистки разбирали свои листки. Главный, не остывший, говорил Юрию Ивановичу «вы», что означало у него недовольство, поведение Юрия Ивановича как ведущего оценил невысоко: не смог заставить даму из Миннефтепрома или кого-либо из ее рати внятно сказать об ответственности отраслей за воспитание молодежи, о соответствии задач стройки и отдельной жизни; когда же главный запонукал Юрия Ивановича записками и разговор кое-как повернулся, вроде стал содержательнее и надо было наседать, тянуть за языки, удерживать разговор в русле темы трудовой нравственности, Юрий Иванович позволил «гудуну» и «большухе», так главный называл начальственную даму, спустить разговор на просчеты плановиков. Разве в своей третьей, в четвертой ли записке главный не писал о качественном строительстве? Юрий Иванович, оглядываясь на стенографисток: выволочка при чужих людях, отыскал среди разбросанных листков записку главного: «Ближе к П-пр». Что означало: «ближе к решениям партии и правительства»? Разве он после записки не взял разговор на себя и не процитировал решение Политбюро о совершенствовании экономических отношений между отраслями? Оказывалось, главный писал о программах профессионального образования, вот куда надо было направлять разговор. Но перед П закорючка, тыкал пальцем Юрий Иванович, он расшифровал как Р — решения.

— Ну гляди, если сумеешь это место высветить и прокомментировать, стало быть, сумеешь сварить большую кастрюлю супа из маленькой кости, — перешел главный на «ты». Его благодушию Юрий Иванович не верил: месяца полтора назад главный как бы между прочим сказал, что собственные материалы Юрия Ивановича и материалы его отдела теряют задор, мускула в них убавилось. Когда такое заявляет главный редактор, человек тридцати пяти лет, сотруднику сорока пяти лет, считай, тебе сказали, что ты староват для молодежного журнала.

— Если бы ты удержал разговор на теме «Труд как категория нравственная», можно было бы считать, мы неплохо сработали, — продолжал главный примиренно, однако его «можно было бы» обещало в будущем «мутоту», т. е. мучительные переделки материала, варианты, правку в гранках и правку в верстке, давно, при переходе на фотонабор, запрещенную, однако главный черкал местами почем зря, так что рублей по двести с номера выплачивалось типографии за перебор, и обещало выговоры на планерках и сбавленную премию, если номер опаздывает с выходом. Память у главного на такие ситуации замечательная, помнит подробности выхода номера пятилетней давности.