И это взойдёт

В происходящем будоражила бесстыдная упоительность. Представлялось, что садовница – его наложница. Она никуда не сможет уйти. Никому и ни о чем не проболтается. Послушная, бессловесная, трепещущая, почтительная и восхищенная. Оказалось, это сильно искушает – быть властителем. Повелителем. Злым гением. Он отпустил себя. Завелся даже без виагры, а ведь Флору не назовешь красивой.

Садовница подчинилась его желанию так покорно и охотно, как будто бы уже знала о том, что отныне и навсегда она в его власти. Как будто уже смирилась со своей принадлежностью к этой усадьбе, с беспомощностью и подчиненностью. Хотя ведь он ей еще ничего не сказал… Он еще не произнес ни одного слова о решении, которое они с Мариной приняли вчера вечером. И после, застегивая ремень, и потом, шагая вдоль липовой аллеи, не сказал тоже. Хотя ради этого и шел к ней – чтобы сказать. «Пусть Марина проинформирует, без меня», – решил он, уже поднимаясь по ступенькам особняка.

Но Флора как будто уже все почувствовала и заранее приняла, и одобрила. Так он это ощутил.

Он заставил себя вернуться к правой колонке в таблице. Один из проектов показался интригующим. Он разбудил компьютер, чтобы узнать подробности. Страница загрузилась мгновенно, но на ней оказалось так много букв, что он тут же свернул окно, поставив себе флажок «прочитать позже».

Потом случился какой-то провал, как будто его на несколько минут выключили из мира. Когда он включился, то обнаружил на полях дорогого блокнота нарисованную божью коровку.

– Совершенно невозможно тут работать, – зло прошипел он, нажимая кнопку внутренней связи.

– Да, Борис Максимович, – тут же отозвался энергичный мужской голос.

– Подавайте машину, поедем в «Школково», – скомандовал Поленов, закрывая папку и выключая компьютер. Захлопнул ежедневник.

Тут в дверь боязливо-сбивчиво постучали. Так стучалась только Марина.

– Совершенно невозможно тут работать, – еще раз с раздражением прошептал Борис Максимович, а громко, во весь голос разрешил: – Входи!

Марина приоткрыла дверь, протиснувшись боком в образовавшуюся щель. И замерла, вопросительно уставившись.

– Ну, ты помолчать пришла или что сказать хотела?

– Ты ей сказал?

– Я ее подготовил, так сказать, – очень уверенным тоном уклонился от ответа Борис, хватаясь за портфель. – А ты донесешь подробности.

– А я смогу сказать все правильно, как надо? – засомневалась Марина.

– Даже если не сможешь, об этом не узнает никто, кроме тебя и нее, – усмехнулся Поленов, вставая из-за стола. – Ты представляешь, она хочет устроить здесь рай, из которого не захочется уходить, – глаза его иронично блеснули.

– Ах, не захочется, – протянула Марина и тоже улыбнулась, довольная тем, что на этот раз она поняла его шутку, а еще больше тем, что он шутит для нее.

Они с Борисом улыбались будто заговорщики, как не делали уже очень-очень давно, а может быть, и вообще никогда.

– Ты помнишь про журнал? – спросил Борис.

– Да-да, – отозвалась Марина.

– Если не обмишуришься, то, сама понимаешь, многое изменится, – Поленов подмигнул сразу двумя глазами, как умел только он, будто щелкнул затвором фотоаппарата. Это всегда на людей действовало успокаивающе.

Флора. Безвыходные ситуации все-таки случаются

Есть мимолетная, тающая красота в пространстве, где только что случилась близость. Кажется, воздух все еще дрожит, тени колеблются, тепло тел лениво растекается от места взрыва по всей комнате, радужные круги и пятна плывут перед глазами, будто веки все еще прикрыты. Когда я вернулась, такая красота в доме еще была. Он вдруг преобразился, стал уютным, радостным, моим. Окситоцин? И тут я вспомнила о Егоре. Нужно, чтобы хозяева скомандовали охране вернуть мне ноутбук и телефон.

– Вам сюда нельзя, – остановил меня охранник, когда я влетела в холл особняка. – Вы можете заходить в дом, только если вас пригласили или вместе с хозяевами.

– Мне срочно нужно поговорить с Борисом Максимовичем. Прямо сейчас, – потребовала я.

Меня усадили в кресло недалеко от входной двери и велели ждать. В холле гулял сквознячок, из-за него все вокруг зябко подрагивало и колыхалось: длиннющие шторы на огромных окнах, моя юбка и витой провод телефона спецсвязи с дисковым набором. Прошло где-то полчаса, прежде чем в дверях появилась… Марина. Она покрутила головой, оглядываясь в поисках прислуги. И увидев адъютанта, распорядилась: «Принесите черного чаю с зефиром в гостиную. Идемте, Флора».

Марина неспешно плыла сквозь комнаты, попутно проводя пальцами по полочкам и столешницам: проверяла, нет ли на них пыли. Я тащилась за ней, раздражаясь ее медлительностью.

Наконец мы дошаркали до громоздких кожаных кресел, выстроившихся полукругом возле камина, выложенного изразцовой плиткой с пестрым этническим рисунком. Устроились около низенького ломберного столика.

– Что стряслось? – разливая чай и сдерживая зевок, поинтересовалась Марина.

– Когда я вчера приехала, охрана забрала у меня ноутбук и телефон. Говорят, что здесь не положено иметь мобильники и компьютеры без особого разрешения хозяев, то есть без вашего. Вы можете распорядиться, чтобы мне вернули мои гаджеты?

Марина зябко поежилась:

– Понимаете, средства связи здесь не положены – информационный карантин. Соображения безопасности. Все оставляют свои мобильники на охране. Даже министры, – последние два слова она прибавила шепотом.

– Но они нужны мне для работы, – спокойно и терпеливо, как несмышленому ребенку, пояснила я.

– Придется придумать, как работать без них, – пожала плечами Марина, тоже включила «интонацию доброй нянюшки» и принялась размеренно объяснять, что информационный карантин в резиденции нужен, чтобы никто отсюда не чекинился, не публиковал фотографии, а также чтобы нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах не сболтнул лишнего про БМ и жизнь в усадьбе. Потому что, увы, были случаи, когда какие-то ничтожные и очень случайные людишки, на короткий срок попадавшие в «святая святых», тут же принимались трепаться на каждом углу, а некоторые даже строчить мемуары.

– Да что у вас тут за тайны?! – воскликнула я. – Вы что, сирот едите, что ли?

– К сожалению, люди используют против нас даже самые невинные сведения, – вздохнула Марина. – Может, слышали про журналистку, которая с Борей однажды жасминового чаю попила, а потом нацарапала целую книгу об этом происшествии, напичканную ее домыслами и фантазиями, да еще и умудрилась сбежать в Лондон как жертва политического режима? – напомнила Марина.

Да, я читала эту книгу, случайно найденную на одном из пустырей, который забрасывала «семенными бомбами». Видимо, не весь тираж пустили под нож, часть просто вывезли на окраину и бросили гнить под дождем. Пролистав эти мемуары, я не нашла в них ничего такого уж порочащего БМ, из-за чего нужно было арестовывать тираж этого опуса. Б'oльшая часть рукописи живописала чулки и стройные ноги авторши, а также аромат парфюма, которым она якобы загипнотизировала БМ. Текст компрометировал скорее саму писательницу. Но даже такие порожние записки нагоняли на жителей властной усадьбы ужас.

– Ясно, – кивнула я, когда Марина закончила свою «политинформацию». – Пока я здесь, я изолирована от коммуникаций. Одного не понимаю: как вы собираетесь контролировать мою болтливость, когда я отсюда выйду? Приставите ко мне надсмотрщика, который будет следить, чтобы я не слила инфу в Сеть? Отрежете пальцы и язык?

– А зачем же вам отсюда выходить? – как будто искренне удивилась Марина, и посмотрела ласково-сладко, как росянка на мушку. – Здесь же хорошо, о таком месте можно только мечтать. У вас будет все, что вы захотите – стоит только сделать заказ, и привезут что пожелаете. Вы полюбите это место. Борис Максимович сказал, что вы пообещали устроить здесь не просто сад, а настоящий рай, из которого не захочется уходить. Так создайте же! Вы же профессионал? Собственно, пока вы не создадите такое место, из которого вам самой не захочется уходить, ваша работа не может считаться выполненной, и вы должны оставаться здесь и совершенствовать проект. А когда вы справитесь с задачей – останетесь уже по собственному выбору.