И на щите Давидовом начертано «Моссад»

Не все внешнеполитические инициативы «последнего из лейбористов» Ицхака Рабина были успешными, но он указал новый курс, и теперь в этом направлении сосредотачивались усилия не только политиков, но и разведчиков. Одним из первых в высшем руководстве, Ицхак Хофи четко определился, что простое продолжение традиционной линии «Моссада» на поиск «периферийных» друзей уже недостаточно, что Израилю нужно двигаться дальше и искать урегулирования с самими арабами. Вслед за Иорданией и Марокко настала очередь Ливана. Главным мотивом по-прежнему было укрепление отношений с христианской маро-нитской общиной Ливана, но приобретение связей в Бейруте открывало возможности непосредственного выхода на лидеров исламского мира, в том числе позволило провести первоначальные контакты с Египтом. Обычно говорят, что инициатором «кэмп-дэвидского» процесса были Садат и Киссинджер; но реально инициатива, постоянные «сигналы» и побуждения шли от Израиля. Существенное изменение во внутриполитической ситуации (в мае 1977 года израильский электорат, как следовало ожидать еще раньше, сразу же по окончании войны, отвернулся от лейбористской партии. На выборах победил блок правых партий «Ли-куд», и новым премьером стал Менахем Бегин) не остановило этих инициатив и действий. Кстати, американцы долго не могли забыть, что в свое время Менахем Бегин, ставший лидером Иргун после гибели во время боевой операции в Ираке Давида Разаэля, получал деньги от Евгения Подвигина, второго секретаря советской миссии в Бейруте. В глазах госдепа США это было, конечно, явное свидетельство «пробольшевизма». На самом деле Менахем Бегин, бывший офицер Войска Польского, в 1939 году оказавшийся в бериевских лагерях, отнюдь не испытывал» теплых чувств к сталинскому режиму и вообще к коммунистам, что вполне доказал своей долгой военно-политической карьерой. Получать деньги и оружие у СССР и служить СССР, отстаивать советские интересы — это далеко не одно и то же. Должников у империи было куда больше, чем друзей. Бегин определенно не был левым.

До его прихода к власти почти тридцать лет руководили Израилем партии левой и левоцентристской ориентации. Оппозиционеры, в том числе и сам Бегин, приобретали немалый вес в кнессете, временами входили в правительство, оказывали определенное воздействие на внешнюю политику (в основном в сторону «жесткого курса» в отношении арабов), но все же не определяли жизнь страны. Теперь, с приходом Бегина, многие считали, что начнется новая страница в истории.

Перемены действительно наступили, в том числе и заметное кадровое обновление, но, впрочем, не «чистка». Шеф «Моссада» Хофи и Аврахам Ахитув из «Шин Бета» направили новому премьеру почти идентичные письма, в которых выражали свою готовность уйти в отставку. Бегин, однако, предложил им оставаться на своих постах. Вскоре оба руководителя, особенно шеф «Моссада», стали частыми гостями в кабинете премьер-министра, а линия на снижение напряженности в отношениях прежде всего с Египтом была продолжена и развита, — и роль спецслужб в этом процессе предполагалась очень важной-. В частности, готовилась миссия, которая совсем недавно казалась просто невозможной. Представить только, что шеф «Моссада» — фигура, вызывавшая страх и ненависть во всем арабском мире, — должен был встретиться с египтянами! Но по конфиденциальным каналам была получена информация о согласии на такую встречу и в качестве предпочтительного места ее проведения было названо Марокко. Ицхак Хофи уточнил время и некоторые процедурные вопросы, и вот спустя несколько недель после вступления Бегина в должность шеф «Моссада» в сопровождении Дэвида Кемчи прибыл во дворец короля Хасана в Ифране. В тот же день в Марокко прибыли два высокопоставленных представителя Египта. Это были генерал Камаль Хасан Али, руководитель египетской разведки, и Хасан ат-Тохами, заместитель египетского премьера. Несколькими годами спустя Хасан Али уверял, что прибыл в Рабат, предполагая, что встречаться придется с французами и речь идет о поставках оружия. Якобы только по возвращении в Каир президент Садат рассказал, как все на самом деле. Поверить в это сложно, так же как и в прочие многочисленные заявления о самостоятельном, чуть ли не единоличном решении Садата [54] . Возможно, Хасан Али и прочие опасаются, что стрельба на параде — не последняя…

54

Руководитель «Амана», генерал Газит заявил: «Садат принял решение, которое ранее не обсуждалось ни на одном уровне правительственной иерархии».

Целью Хофи было убедить египтян в серьезности миротворческих намерений Бегина и наличии у него достаточного политического веса для реализации этих планов. Это ему удалось сделать; Хофи и ат-Тохами договорились о дальнейших тайных контактах на более высоком дипломатическом уровне. И вот 16 сентября 1977 г. Тохами снова полетел в Марокко, на этот раз для встречи с Моше Даяном — новым министром иностранных дел, который сменил генеральский мундир на фрак, а голос команд и угроз на дипломатическую сдержанность и рассудительность. Помня о роли Даяна в войнах и политике последнего времени, Тоха-ми не было никаких оснований предполагать неискренность предложения Израиля: уйти с Синая, возвратив Египту нефтепромыслы [55] , аэродромы и все поселения в обмен на заключение мирного договора. Эта встреча в Марокко открыла путь для исторического визита Анвара Садата в Иерусалим, состоявшегося через два месяца. За этим последовало установление дипломатических отношений между государствами. Это несомненно способствовало улучшению политической ситуации на Ближнем Востоке, а что касается Египта, то принесло стране значительные экономические выгоды: возврат нефтепромыслов, не оспариваемый более никем суверенитет над Суэцким каналом, неиссякаемым источником валютных поступлений, значительным снижением военных расходов и возврат привлекательности для туристов; вплоть до девяностых, когда вылазки исламских террористов против иностранных туристов вызвали некоторое снижение оборотов бизнеса, доходы от туризма были крупнейшей статьей египетской экономики. Но тогда, в 1977 году, переговоры с Египтом были в Израиле восприняты неоднозначно. Особенно большие опасения были у «Амана». В своей ежегодной «Национальной разведывательной оценке» военная разведка сделала вывод о том, что процесс мирных договоренностей — блеф, что Садат пойдет по пути войны, а не мира. «Аман», больше всего опасаясь повторения утраты бдительности, информировал генерал-лейтенанта Мордехая Гура, начальника генштаба, что поездка Садата может быть прикрытием для военного удара по Израилю. 19 ноября 1977 г. израильская армия была приведена в состояние повышенной боеготовности. Но самого Садата это ничуть не смутило. Спустившись по трапу самолета в аэропорту Бен-Гуриона, он как ни в чем не бывало пожал руку генералу Гуру и с улыбкой сказал ему: «Я приехал ради мира, а не ради войны».

55

В предвоенный период добыча с этих месторождений обеспечивала около 60 % потребности Египта в нефти. Весь период оккупации они интенсивно использовались Израилем.

…Три года спустя после того как в Кэмп-Дэвиде был подписан мирный договор, в ходе очередного визита Садата в Израиль египетский руководитель совершил поездку в Хайфу, где в его честь был устроен банкет. Заместитель египетского премьера Хасан ат-Тохами готовился войти в банкетный зал, а в двух метрах от него стоял шеф «Моссада» Ицхак Хофи с женой. Тохами и Хофи сделали вид, что не знакомы друг с другом — ни рукопожатия, ни даже кивка головой. Лавры достаются гласным политикам.

Впрочем, зачастую им же достаются и пули.

Автоматные очереди в упор оборвали жизнь Анвара Садата; много раз покушались на иорданского короля Хусейна, сына Абдаллаха, убитого террористами; кровавые перевороты совершались в Ираке и Ливии, Иране и Сомали. Выстрелы и взрывы прокатывались по всему мусульманскому миру — и насилие неуклонно распространялось на все новые и новые регионы…

Но об этом несколько позже.

Глава 24 ШТУРМ УНД ДРАНГ

Сейчас важно отметить, что перелом в духовном состоянии общества, его реальная глубинная деидеологизация, сколь бы кощунственно это ни звучало для очень и очень многих граждан Израиля, весьма религиозной и весьма националистической страны, ко второй половине семидесятых стали проявляться фактически. В том, что касается спецслужб, наиболее очевидными представляются так называемые «авантюры», традиционно связанные с именем Ариеля (Арика) Шарона.

Персональное досье.

Ариель Шарон (Шейнерман), «настоящий сабра», родился в 1928 году в Палестине. Принципы социализма и сионизма составляли основу его мировоззрения. В юности вступил в «Хагану», на военной службе зарекомендовал себя решительным и отважным офицером. Во время войны 1948 года Шарон был ранен, но вернулся в строй и в 1953 году принял участие в создании подразделения «101», которое стало прообразом спецназа или, как подобные подразделения называют в Израиле, «сайе-рет». Подразделение «101», которое совершало карательные рейды на арабские территории, насчитывало всего 45 человек и просуществовало недолго, но, по словам Шарона, «эти пять месяцев оказали решающее воздействие на борьбу Израиля с терроризмом». Например, во время рейда-возмездия за убийство еврейской семьи на иорданскую деревню Киббия ночью 14 октября 1953 г. подразделение «101» взорвало 50 домов. Погибли 69 человек, включая прятавшихся в домах женщин и детей. Шарон говорил о произошедшем как о «намеренной трагедии».

С армейских лет за Шароном закрепилась кличка «Бульдозер» — могучая машина, которая прет напролом. Но его военная карьера не была столь уж безукоризненна. После войны 1956 года командиры четырех батальонов парашютной бригады выдвинули обвинение в трусости своему командующему, полковнику Ариелю Шарону, который «никогда не водил своих людей в атаку, а предпочитал отсиживаться в тылу». Лидером «бунтовщиков» был отважный подполковник Ицхак Хофи. Скандал, впрочем, не вышел за пределы офицерского собрания, хотя и не прошел бесследно ни для Шарона, ни для его инициаторов.

В бытность на посту командующего парашютно-десантными войсками Шарон превратил их, по его словам, в «нетрадиционные анти-террористические силы». Например, в 1971 году в ходе попытки ликвидации терроризма на оккупированной территории сектора Газа десантники Шарона убили 104 и арестовали 172 палестинца.

В войне 1973 года Шарон командовал подразделением, которое успешно продвинулось на Синайском полуострове, где его и застало прекращение огня. Затем Шарон занялся политикой — стал лидером либеральной партии, заметно «поправел» и стал одним из тех, кто убедил руководителей нескольких разрозненных правых оппозиционных групп объединиться под одной «крышей», которая получила название «единство», на иврите «Ликуд». На выборах 1977 года блок победил и было сформировано новое правительство; Шарон был назначен министром сельского хозяйства. На этом посту Арик поддерживал активное строительство кибуцев на оккупированных территориях, которые он называл «фактами на земле». Одновременно он, все более влиятельный политический деятель, добивался контроля над «Лакамом», «Моссадом» и «Шин Бетом». Шарон стремился убедить Бе-гина заменить их руководителей, прежде всего шефа «Моссада» Ицхака Хофи.

«Лакам» он, как мы помним, подмял. О «Шин Бете» — разговор отдельный и он еще предстоит; влияние Шарона, несомненно, просматривается, но более важной представляется реакция службы безопасности на «исламский фактор». Что же касается давнего недруга во главе «Моссада», то отставка произошла только по истечении восьмилетнего срока руководства Хофи, но предварялась и сопровождалась борьбой — как открытой, так и закулисной.

Отголоски действий, идей и намерений Шарона, который затем стал министром обороны, прослеживаются во всей истории разведки в тот период. Шарон создал «двор Арика» — неофициальные, но влиятельные аналитические группы, в которые входили как государственные чиновники, так и частные граждане. Туда входили ветераны «Моссада» Рафи Эйтан и Рехавья Варди, которого Шарон назначил «координатором» на оккупированных территориях; генерал-майор Аврахам Тамир, помощник министра по вопросам планирования и стратегии; торговец оружием и ветеран «Амана» Яаков Нимроди. Гостем, хотя и нечастым, «двора Арика» был и Дэвид Кемчи, который занимал второй по старшинству пост в «Моссаде» до своего перехода на должность генерального директора министерства иностранных дел.

Влияние Шарона и «двора» усилилось, когда сменилось руководство в «Шин Бете». Место Ахитува занял Аврахам Шалом — старый друг Рафи Эйтана, который вместе с ним участвовал во многих операциях. Шарон и Шалом по многим вопросам были единомышленниками. Располагая сильными позициями в правительстве и партийной верхушке, и в руководстве «Шин Бета» (где к тому времени тоже стали задавать тон «сабра»), Шарон, считая, что оборонительные интересы Израиля выходят за пределы зоны непосредственной конфронтации с соседними арабскими странами и включают Пакистан, Северную Африку и даже более отдаленные районы Африканского континента, попытался реализовать, иногда привлекая традиционные каналы спецслужб, а иногда и помимо них, различные военные и внешнеполитические проекты. Иногда это совпадало с, так сказать, «генеральной линией» действий правительства в целом и разведывательного сообщества. В других случаях отчетливо прослеживается, как военная и общая разведка Израиля препятствовала авантюрам в целом и сумела удержать страну от «потери лица» и вовлечения в острые конфликты.

Наиболее прямое и откровенное блокирование «Моссадом» затей «двора Арика», произошло в истории с наследным принцем Ирана, которого называли «беби-шахом». После Исламской революции принц с немалой свитой (чуть ли не со всем генералитетом шахской армии) обосновался в Марокко.’ Там был создан «теневой двор» и находили приют многие враги режима аятолл. При помощи ЦРУ был организован канал вещания из Марокко на Иран — впрочем, реальным влиянием в стране он не пользовался. Естественно, при дворе «беби-шаха» разрабатывались планы заговоров с целью захвата тегеранского трона. Во «дворе Арика» посчитали — в это уж очень хотелось поверить, например, Яакову Нимроди, — что поддержка заговора может принести большую пользу Израилю.