И на Солнце бывает Весна

– Неужели нашли?
– спросил я, слабо веря.

– Да, его взяла на поруки одинокая женщина. И он сразу стал у нее чудить, в первый же день принес в комнату ведро воды и стал плескаться, как гусь, все полы вымочил. Потом он стал бродить, собирать склянки, как делает и сейчас. Часто его видели бегущим по дороге с метлой, разметал так, что пыль столбом стояла, и кричал: "Кайся, окаянный грешник!" В картуз любил перья вставлять. Кстати, у старца хороший музыкальный слух, умеет играть на скрипке и на гитаре, к нему часто наш местный учитель музыки ходит, Мешковский. Говорит, что у Афанасия редкое дарование, он мог бы вполне играть если не в оркестре, то в ансамбле уж точно.

Я поднял глаза - в безоблачном небе над колонией кружилась стая голубей.

– Да, иногда он вскользь упоминает Варшавскую консерваторию и драгунский полк, но как это с ним связано, не уточняет, - продолжал Лосев.
– Афанасий не ест мяса и особенно терпеть не может яйца, говоря: "Трупы не кушаю". Однажды был случай, когда он случайно наступил на гнездо и раздавил яички, сильно потом переживал. Странностей хватает. Например, от ржаного хлеба тоже отказывается, хотя с начала войны никакого другого у нас просто нет, да и с черным, сам знаешь, какие проблемы. Вообще ест он странно, мы на него поначалу ругались за это, но потом привыкли. Любит, когда ему "суп" подают - он так сырую воду с солью и капустным листом называет. Вместо хлеба возьмет картофелину, и давай уплетать с аппетитом. Если есть сахар - может и его в свою бурду подсыпать.

– Сюда за все эти странности и попал?
– спросил я.

– Да вовсе нет, - ответил врач. Мимо нас прошел художник Яша, улыбаясь, и Лосев молчал, пока тот не скрылся за деревьями.
– Дело в том, что Афанасия в народе стали почитать за провидца, и много женщин за ним ходило. И не только о будущем, о жизни у него спрашивали, но вообще по любому вопросу советовались, а его ответы принимали как высшую истину. Например, стоит ли вступать в колхоз, интересовались. А старик им в ответ, нет, мол, держитесь своего двора и хозяйства, ничего хорошего в объединении нет, пойдешь в колхоз - свое потеряешь. Конечно, об этом довольно быстро доложили местному руководству.

Я подумал, что в наших со старцем Афанасием судьбах есть что-то общее. Лосев продолжал:

– Сначала его в камере держали, хотели повесить на него участие в церковно-монархической группе, или что-то подобное. Странно, но ничего доказать не удалось, и его просто отпустили, но ненадолго. Его довольно быстро забрали в психиатрическую лечебницу там, в Орле. Да вот беда - старухи-поклонницы стали к нему каждый день ходить толпами. Вот и приняли решение перевести его к нам, чтоб подальше от его, так сказать, паствы. Но бабушки и сюда к нам едут, я стараюсь не препятствовать, хотя Беглых настроен иначе. Старухи много добра привозят, еды, а Афанасий все больным раздает. Но Беглых неистов - он ведь и его, и тебя считает врагами советской власти.

"Да уж, этот Кощей проклятый", - подумал я, но сказал другое:

– Какой идейный врач Беглых, молодец.

– Да уж, - ответил Лосев, прекрасно зная мои мысли.

– Из Орла в Орловку, есть в этом каламбуре что-то интересное, - сказал я.

– Говорят, что он все свои мытарства по психбольницам предсказал, даже где и сколько находиться будет. Правда, общаясь со мной, он никогда не пророчествует и великих истин не произносит.

– Почему же он все-таки ходит и мусор подбирает?
– я размышлял вслух.

– Думаю, он так по-своему молится, - ответил врач.
– Про огарки спичек я его как-то раз спросил. Афанасий ответил, что нужно брать их десять, связать ниткой. Я не понял, зачем, а он только посмеялся. Кто знает, может, он десять заповедей имел ввиду, или еще что-то, не разобрать. Люди верят, что он с помощью огарков определяет судьбу.

– Сами в это верите?

– Я - врач. Мое дело - лечить, помогать людям, а не верить небылицам и предрассудкам.

К нам подошел один из больных, его звали Толя. Он был сухой, усталый, но с необычайно подвижными и нездоровыми глазами, из которых, казалось, вот-вот полетят искры:

– Мне нужно электричество, еще вода очень нужна.

– Зачем, Анатолий Васильевич?
– спросил Лосев.

– Чтобы подключиться!
– ответил тот.
– Разве не видите, у меня из живота идут провода, там у меня внутри протонная орбита, а еще магнит, который управляет мыслью. И глазами тоже. Я глазами фотографировать умею, но без воды и тока ничего не получается.

– Анатолий Васильевич, есть еще один вариант, как решить эту проблему, - ответил врач.
– Сходите к медсестре, она даст вам лекарство. И оно поможет.

– Точно?

– Не сомневайтесь!

– А вообще я знаете кто?
– не отставал больной.
– Я - великий архитектор, и скоро обязательно построю дворец в честь Ленина! Мне для этого наденут на голову повязку с алмазами, и я соединю атомную силу с силой своей мысли. Мне это нетрудно. Я ведь окончил много институтов, шестьдесят три научные школы прошел. Я писатель, художник, артист, а еще токарь и сварщик, плотник, я могу заработать миллион за секунду. Но не это главное! Я вот могу палец поднять и им закрыть землю!

– Не надо этого делать, прошу вас!
– ответил Лосев.
– Лучше сходите к медсестре, она поможет!

– Да, пойду. Надеюсь, что все хорошо будет. А то ведь за мной следят уже четырнадцать лет, и сюда тоже пробираются, такие в капюшонах ходят, наверняка ведь их видели? Это враги оттуда! Они не хотят, чтобы я хрустальный дворец Ленину строил. Но ничего! Они ведь не знают, что у меня есть защита от них: два волшебных карандаша!

Пациенты любили врача Лосева, и он мог невозмутимо и долго выслушивать даже подобную бессвязную речь. Более того, ему удавалось в какой-то мере понимать, что говорит больной, строить с ним диалог, пытаясь вывести на хороший лад и лечение. И хотя врач был молод и ему в чем-то тогда не хватало опыта и знаний, но у него было главное - он считал больных личностями, которым просто нужна помощь. Это он подчеркивал. И даже когда одна умалишенная кричала на него:

– Мама моя русская, уйди к черту!

Лосев оставался спокоен, уверен и все также почтителен. Он понимал, что гнусную брань на него сыпет не сам человек, это ругается болезнь. Алексей Лосев верил, что наука в новом веке достигнет таких высот, что станет возможным вылечить самых безнадежных пациентов. Но при этом никогда, ни в какие времена не будет такого, что болезнь уйдет только с помощью лекарств. Всегда будет требоваться врач - как друг, помощник, как самый близкий для больного человек, помогающий ему выкарабкаться из беды. Помню, как в конце лета сорок первого в больнице проходила какая-то врачебная конференция, прямо в парке под открытым небом, и я слушал, как Лосев с восхищением вещал о достижениях науки, небывалом скачке советской медицины под руководством Сталина.

– С тьмой и предрассудками прошлого наконец-то покончено, - Лосев стоял на трибуне, казалось, графин с водой вот-вот закипит и лопнет от его пронзительной речи.
– Наша советская наука, коммунистическая мораль определяют четко, что психическое расстройство - это не отдельное проявление сторон характера. Больные люди - это личности, которые по самым разным причинам не смогли встроиться в условия жизни, разрешить внутренние проблемы, конфликты и противоречия. В конечном итоге чудовищное расхождение их представлений о мире и том, что мир являет собой на самом деле, приводит к трагедии. У больных иное строение чувств, мышления, поведения, они выходят за рамки культурных убеждений и порядков, но это ничего не меняет - они такие же граждане нашей советской страны, как и все остальные. Мы должны помочь им. И мы им поможем!