И ничего не происходит
Шрифт:
А кандидат наук – это звание уже не зависит от тех, кто здесь. Или доктор; это закреплено книжкой с указанием научного звания и подкреплено значительной ссылкой – высшая аттестационная комиссия. ВАК! Вот и все; теперь обладатель этого звания может вздохнуть спокойно и приниматься за последующие научные труды.
Диссертация – это труд, сделанный навечно. Бывает ли такое? Да, случается; и теперь, после защиты, диссертанту гарантирован определенный уровень заработка, и весьма немаленький.
Я заговорил с Инной, рассказал ей свои неясные подозрения о том, что Лыкова чего-то ждет; и сразу моя концепция передалась ей, Инна тоже стала сумрачной. Вскоре мы собирались отмечать мой день рождения.
–Пригласи
И я задался целью пригласить.
Целый день Лыкову не получалось уловить, это меня бесило, было стыдно. Вечером заскочила на минутку только – здесь и сразу опять – к начальству. Я решил схитрить – простоять на втором этаже и вернуться. (Подождать, пока уйдут мужички.) Пошел, переждал время; вернулся, а они здесь! Стал рыться в столе, чувствуя себя идиотом и проклиная их (а они пили). Ушли, но ведь поняли, конечно. Ждал Лыкову полчаса, чувствуя себя по-идиотски. Нет! Не появляется. Шел домой в ужасном состоянии, казалось, что потерял единственную возможность, теперь станет еще хуже. Как же быть? Что-то подарить Лыковой? Кошмар! Инна спросила:
–Ну как?
–Нет.
–Эх ты!
Хотел закричать ей:
«Не смей меня подгонять! Не смей заставлять меня лезть!»
Инна ушла, слезы. Мне стало страшно; неужели и она чувствует, что все для нас кончено?
–Почему плачешь?
–Ты невозможен. Почему приходишь в таком плохом настроении, слова не скажешь? Разве кто-нибудь из нас так себя ведет? Ты никого не любишь, все тебя раздражают.
11
День рождения. Были Валя и Валера. Но я был напряжен, грустен где-то глубоко внутри («Ах если бы Лыкову удалось пригласить!»). И с напряжением относился к Вале и Валере; я чувствовал, что они – не ровня мне, нам. Валя защитилась, Валера зарабатывает большие деньги, думают о даче, о машине. Раньше, в студенческие времена, такого не было. Хоть тяжелы они, эти годы, но нет в них этого сволочизма; хотя некоторые начинают чувствовать все это уже тогда и тотчас лезут. У меня этого в те времена не было, и я думал, что они должны посматривать наоборот – слегка приятно сознавая то, что им удалось стать чуть повыше. Провожая, мне было тоскливо; зима, снег, они в шубах.
–Как успехи в работе? – спросил Валера.
–Все в порядке. Попал в новую область. Впрочем, у нас все области новые, – но мой тон был такой, что я не верю в успех.
Валя показалась мне в этот раз красивей, длинные темные вьющиеся волосы. А Инна сказала, что она ей понравилась меньше.
…Сейчас вижу – концепций много; все они имеют какую-то истинность; но не абсолютную. Отошел кошмар. Вижу, что Лыкова – хороший человек, есть и недостатки, но кто без них? И что даже, наоборот, у Лыковой – бескорыстность; почему же мне показалось непонятно что?
Я познакомился с женщиной из группы Лыковой; фамилия – Кубацкая, ей за сорок; она маленькая и полная. Я мысленно называю ее – Q – буква Q из латинского алфавита; она остановила меня возле входа в помещение сектора и сказала негромко:
–Я слышала, как вы говорили с Лыковой. Ты хочешь делать диссертацию?
–Да.
–А ты партийный?
–Нет.
–Это плохо. И потом, вот ты пишешь статьи. А ее не ставишь в соавторы.
–Но я же делаю статьи абсолютно сам. И тематика Лыковой другая.
–Но она метит на докторскую. И ей бы твои статьи были бы очень кстати… Совмещаются ее методика и твоя.
Я не нашелся, что сказать. А тут откуда-то вынырнула Лыкова, и быстро прошла в сектор; мы с Кубацкой замолчали и смотрели на нее.
Я после этого думал о своей беспартийности. Ведь я делаю то, что нужно в моей
тематике, и думаю, этого вполне достаточно. А о соавторстве… Что ж, можно попробовать; буду писать по три статьи и в одну из них вставлять ее фамилию; поблагодарить за дельные замечания.12
Вчера сдавал кандидатский экзамен по философии. Опять это издевательство над личностью – дрожащая моя рука, берущая билет. Что толкнуло меня под руку, я не знаю, беру два билета; Форман (экзаменатор) замечает, показывает мне кулак. Вопрос первый списываю из словаря (Аристотель). Ответ. Лебезю перед экзаменатором (налаживаю человеческий контакт). Списывал, трясясь от страха; кончено; усталость ужасающая. Поехал на работу. (День рождения Лыковой). Компания. Зашел давний ее знакомый – Мкртчан; он женится, разговор вокруг этого. Шуточки.
–Вот кончится медовый месяц…
–А как узнать, что он кончился?
–Когда с фингалом придет.
–Вот когда-то он просунул голову в дырку в трафарете голого мужчины (с листиком). Это было да.
–Трафарет?
–Да. Но дырка не для листика, а для головы.
Потом рассказывали о празднестве каком-то, тощий и длинный изображал Римскую волчицу, встал на четвереньки в пиджаке, оттуда вывалилась рукавица с водой. Двое (и Мкртчан) припали к ней.
Мкртчан:
–Это было непрерывное действие.
Они шутили, смеялись. Я ясно представил это веселье; с одной стороны, молодцы. А с другой – все это сублимация, и в этом какая-то тоска.
Тут же у Лыковой на столе зазвонил телефон, она подняла трубку, смеющаяся.
–Да. Ах, Владимир Сергеевич! Я сейчас же бегу! Нет тут у нас своя компания.
Она вскочила и побежала к двери: это Гарков звонил, наш вышестоящий начальник. Иногда я встречаю его, спускающегося по лестнице, идет он очень неторопливо. Я говорю:
–Здравствуйте.
Никакого ответа.
Так же с директором института: его все боятся. Он не отвечает на приветствия; раза два столкнувшись и поздоровавшись, я перестал это делать. Он просто не видит тебя.
Вспомнил, как недавно мы – я и Горбовский, были в туалете. Туалет у нас большой и красивый, находится на втором этаже здания; мы с Горбовским зашли и встали, как положено, у писсуаров. И в этот же миг вошел Гарков, встал рядом с нами. Когда мы закончили, то подошли к умывальникам, и стали мыть руки; Гарков прошел мимо и вышел в дверь.
–Вот так, – сказал Горбовский. – Некоторые не умывают руки после этого. Видимо, утром моют хорошенько это дело, и на этом все.
–Точно, – сказал я.
13
С Форманом дела еще не окончились, он приглашал нас к себе – отметить окончание курса; в выходные дни поехали к нему. Купили, естественно, водки и вина. Потом Игорь Козлов – старший, как бы начальник курса, сходил и принес еще. С нами была девушка – тоже закончила курс; Форман после принесенного вина стал было танцевать с ней; она ушла. Мы почувствовали себя более свободно. В результате, когда я вышел, то шел, не шатаясь, но где-то близко к этому; пересадку делал на Курском вокзале. И тут вспомнил, как мы с мамой и сестрой Верой уезжали с Курского проездом из города С. в Краснодар, года четыре назад. Я, Вера и мама около «Шоколадницы»; мама в ужасных серых босоножках, в кафе идти нам с ней было стыдно. Я не мог найти столовую, не знаю города – студент, учащийся в Москве; подергался туда, сюда – нет вывесок с надписью – столовая. Вера смеялась: «Сережка не знает Москвы». Приходится поздно вечером поесть в забегаловке Курского вокзала. Ночью уезжаем в Краснодар. Тополя, крыши; я проезжаю мимо районов, где живет Игорь – мой друг.