И никого не стало…

– И? – насторожился Волостной. – Что вы рассчитываете узреть за этим «сим-симом»? Портал в иное измерение? Машину, которая все равно не заведется и не проедет по снегу?

– Да что угодно! – взвыл полковник. – Снегоход, например. Хорошие лыжи. Да мало ли что! Куда уж лучше, чем мерзнуть в гостиной, жрать бухло, которое скоро кончится, и ждать, кто будет следующей жертвой. Надо что-то делать, а не сидеть в этом чертовом месте.

– Полковник, кстати, прав, – заметил прокурор. – Не найдем, так хоть согреемся.

– Или замерзнем, – возразил следователь, со скепсисом царапая переносицу. Он был уверен на сто процентов, что затея ничего не принесет, ведь их похищали не глупцы, но уже заряжался ажиотажем. Люди заговорили, перебивая друг друга, даже впавший в депрессию адвокат подключился, забрезжил свет надежды…

– Да, да! – выкрикивала Валентина Максимовна. – Давайте хоть что-то делать!

– Все одеваемся! – распоряжался полковник. – Как можно теплее. Хотя… как угодно, ведь всегда можно вернуться и погреться. И не ковыряться, народ! Ладно, так и быть, инструмент сам захвачу…

– Послушай, там опять что-то происходит. – Ксюша встала под вентиляционную решетку и прислушалась.

Никита оторвался от черных дум, приоткрыл один глаз и зевнул. В гостиной шумел народ. Горланил, что-то яростно доказывая, полковник Вломов. Слова не прослушивались. Кричала женщина, гудели остальные, словно ветер в трубе. А четвертью часами раньше в доме снова был ажиотаж. Судя по всему, всю честную компанию потянуло на чердак. Что-то трещало, рушилось, вопили люди. Они посовещались с Ксюшей и пришли к выводу, что «гостей» по ряду невыясненных причин становится еще меньше. «Естественная убыль населения», – скорбно заключил Никита.

И вот опять хоровые песнопения в исполнении выживших людей…

– Мне это надоело, – поджав губы, сообщила Ксюша. – Долго мы еще будем, как страусы, прятаться в песок?

– Сравнение некорректное, – обиделся Никита.

– Ну, хорошо, мы не испытываем теплых чувств к этим людям. И раскрывать себя раньше времени не имеем желания. Но, прости, когда на наших глазах убивают людей без суда и следствия, без мало-мальских причин, а мы можем на это повлиять, но не влияем…

– Я давно подозревал, что в душе ты чтишь и уважаешь Уголовный кодекс, – рассмеялся Никита. – Кстати, ты забыла, что нас заперли?

– Перестань издеваться, – разозлилась она.

– Ладно! – Он неохотно выбрался из кровати, застегнул жилетку, потом нагнулся, отодвинул кровать от стены, пробрался в образовавшееся пространство и задрал толстый ковер, который ранее прижимал к стене торец кровати. Образовалась дверь в соседнее помещение – практически плоская, без выступов, лежащая со стеной в одной плоскости. Открывать ее было трудновато, с обратной стороны на голой стене от пола до потолка висел аналогичный ковер. Он протиснулся в соседнюю комнату (на нее никто из «постояльцев» не покушался ввиду отсутствия в помещении электричества), помог выбраться подруге. Они выскользнули в коридор, плотно притворив дверь.

– Подожди минутку, – шепнул Никита. Он поковырялся в потайном уголке жилетки, извлек ключ, дубликат которого имелся у Волостного, отпер дверь их с Ксюшей комнаты. Скользнул внутрь, поправил ковер, придвинул на место кровать и выскользнул обратно. Дверь он запирать не стал, спрятал ключ и взял подругу за руку.

– А вот теперь пошли.

– Какие-то загадочные манипуляции, – озадачилась девушка.

– Думаю, лишними не будут. Пошли, ты же этого хотела? Да не на центральную лестницу, глупая, на боковую…

Они добрались до конца коридора, выходящего в холл, укрылись за косяками и с изумлением смотрели это дикое «муви».

– Ай да полковник… – бормотал Никита. – Ай да сукин сын…

Эдуард Владимирович был в ударе. Поредевшая кучка «постояльцев», похожая на солдат непобедимой армии Наполеона, отступающих по морозу к Березине, высыпала из гостиной и покатилась в сторону входной двери. Полковник замыкал процессию, он тащил под мышкой ломы и какую-то страшненькую, изъеденную ржавчиной кувалду. Прокурор Головач, возглавляющий шествие, распахнул входную дверь и вышел на улицу. Ветер обрадовался, подхватил его, и прокурор принялся ловить срывающееся одеяло. За прокурором вышли женщины и закутанный с головой адвокат. Волостной, волокущий лопату, собрался тоже покинуть дом, но обернулся к полковнику, который нетерпеливо его подталкивал… и, видимо, заподозрил что-то неладное. Омрачилось на мгновение бледное чело.

– Знаете, Эдуард Владимирович, я, наверное, после вас…

– Да хрен тебе! – взревел полковник и толкнул Волостного с такой силой, что тот перелетел через порог, растянулся плашмя на крыльце, и сверху его огрело собственной лопатой. Полковник же никуда не пошел, бросил на пол свою тяжелую ношу, с дьявольским хохотом захлопнул дверь и замкнул запор.

В окно было видно, что люди не сразу осознали масштаб постигшего их несчастья. Прокурор со смехом что-то крикнул поднимающемуся следователю, тот огрызнулся. Потом все пятеро, включая адвоката и мгновенно озябших женщин, уставились на захлопнувшуюся у них перед носом дверь. Доходило туго. Полковник окончательно рассорился с головой, кривлялся перед зарешеченным окном, строил рожи, ржал, как лошадь.

– Получили, ублюдки! – орал он сиплым басом. – Вот будете теперь знать!

До Волостного дошло, он подхватил лопату и с перекосившимся от ярости лицом бросился на дверь, принялся очумело по ней дубасить. Прозрел и прокурор, подлетел к окну, вцепился в решетку, затряс ее как грушу. На помощь примчался адвокат, он взялся с другого конца, решетка заходила ходуном, но держалась прочно. Перчаток у них не было, а обрывки одеял, намотанные на руки, они сразу потеряли. Когда им на помощь прибежал Волостной и втроем у них был шанс свернуть решетку, прокурор и адвокат от нее уже отклеились, корчились, растирая оледеневшие руки. Обезумевшие от страха и холода женщины бились грудью в дверь, орали, как припадочные. А полковник продолжал гримасничать, махал им ладошкой – дескать, адью, господа, разражался неестественным хохотом. У людей покрывались инеем ресницы, сводило скулы, их колотило, ведь одеты они были совсем не по-зимнему.

– Интересно, – пробормотал Никита, – минут на пять их хватит?

Он уже представлял, что еще пара минут, и движения людей начнут замедляться, они перестанут чувствовать конечности, отнимется позвоночник, придет апатия и равнодушие, захочется немного полежать… И полковник это представлял, ждал, подпрыгивая от нетерпения, когда же они там уймутся…

– Еще посмотрим? – удивленно посмотрела на Никиту Ксюшу.

– Ладно! – Он оторвался от косяка. – Будем считать, что полковник наказал их достаточно. Пора наказать полковника.

И зашагал по диагонали через холл. Полковник не сразу обнаружил наличие постороннего. Он припал к окну, хищно скалился, глядя, как люди изнемогают от холода и умоляют открыть дверь. Потом он что-то уловил краем глаза, дернул головой, тупо уставился на приближающегося человека. Вроде тот заперт был? Не выясняя причин, он стиснул кулак и, не стирая с лица волчьего оскала, бросился с упреждением. Никита увернулся от удара, отпрыгнул в сторону и подхватил лом. Кулак рассек воздух, полковник в растерянности завертел головой. Бросился снова, тяжелый, убедительный, несокрушимый. Никита рухнул на колени и наотмашь врезал ломом по ногам. Полковник споткнулся, расквасил нос, заорал от обиды и боли. Никита перепрыгнул через него, кинулся к двери, но полковник схватил его за штанину, страшный, кровоточащий, одичавший, орал какие-то непотребства, и Никита, успев отбиться ладонью, покатился по полу. Поднялись одновременно, но только Вломов попытался пойти в атаку, как заревел от боли и рухнул на колено – Никита серьезно повредил ему лодыжку. Тужился, пытался подняться, все же привстал, как колосс на глиняных ногах. А Никита уже подбегал к двери, отбросил задвижку, отпрыгнул, чтобы и ему не досталось. Ну, все, теперь другие перехватят эстафету.