И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)

Бертгольд вспоминает все срочные дела, которые ждут разрешения завтра и послезавтра. Нет, он сделает иначе поработает сегодня всю ночь, а завтра день, вечером попросит однодневный отпуск и вечером же выедет в Мюнхен. Трасса в чудесном состоянии, её не повредили бомбёжки, а французский «рено» домчит его до родного дома за восемь-девять часов. Итак, целый день будет в его распоряжении. А за день можно горы перевернуть. Но на всякий случай надо дать жене телеграмму, что приехать домой он не может.

Телеграмма мужа очень взволновала фрау Эльзу. Генрих только один день у них, а она устала безмерно. И не Генрих виновен в этом. О нет, она совершенно разделяет мысли Вилли о вежливости и воспитанности молодого барона. Более того, он произвёл на неё такое хорошее впечатление, что даже без обстоятельных инструкций мужа, по своему разумению, она использовала все способы, чтобы этот стройный, выхоленный офицер, с такими тонкими благородными чертами, двумя миллионами марок в Швейцарском банке, стал женихом, а потом и мужем её дочери.

Генрих прибыл утром. Его не ждали. Фрау Эльза не успела рассказать Лоре, как вести себя с названным братом. Девушка действовала на свой страх и риск и, как казалось фрау, допускала ошибку за ошибкой. Конечно, то, что Лора и Генрих названные брат и сестра, освобождало от всех церемоний, которых требовали правила хорошего тона. Генрих был прав, когда во время первой встречи заявил, что он не может называть свою сестричку на «вы». Совершенно допустимо было и то, что, здороваясь, Генрих и Лора поцеловались. Ведь они названные брат и сестра. Но внимательный и опытный глаз фрау не мог не заметить, что Лора сама затянула поцелуй и вообще чересчур пылко проявляла сестринские чувства. Это может оттолкнуть барона или, наоборот, повлечь за собой лёгкую победу над девушкой, которая сама вешается на шею. И тогда прощай все планы и надежды!

Нет, до приезда Вилли нельзя оставлять Лору и Генриха наедине. Фрау Эльза вынуждена была отложить все свои дела и целый день сопровождать дочь и гостя, куда бы те ни пошли. После завтрака они втроём осмотрели сад, прогулялись по улицам города, даже совершили до обеда прогулку на машине. Генрих сел за руль, Лора восторженно расхваливавшая мастерство водителя, взяла с барона слово, что он и её научит управлять машиной. Конечно, ничего странного и недозволенного в этом не было бы, если бы Лора умела вести себя. Но положиться на неё никак нельзя. Придётся ездить и ей, фрау Эльзе. Она сейчас уже так устала, что не знает, хватит ли у неё сил на завтра. Барон, правда, ведёт себя с Лорой вежливо, сдержанно, но кто его знает, как он будет держаться, когда останется с ней наедине?

Фрау надеялась, что муж приедет ночью, тогда вся тяжесть и ответственность лягут на его плечи, и вдруг телеграмма, что он прибыть не может.

Пришлось действовать на свой страх и риск. После обеда фрау Эльза, сославшись на то, что Генриху надо отдохнуть с дороги, а им с Лорхен рассмотреть подарки, зазвала её к себе в комнату. Та охотно согласилась, так как не успела как следует рассмотреть всё, что привёз Генрих. Девушка примеряла платье, туфли, прикладывала то одну, то другую материю к лицу. Надевала на шею дорогие бусы, и у неё, как говорится, в одно ухо влетало, а в другое вылетало всё, что говорила мать. Фрау была в отчаянии, видя, что её слова даже не доходят до сознания девушки. Придётся принять крайние меры.

— Ты не забывай, что сегодня он твой названный брат, а завтра может стать женихом, а потом и мужем.

Лора даже присела от неожиданности, но мигом вскочила и бросилась матери на шею.

— Боже мой, какая ты ещё наивная! Дитя, настоящее дитя! — расчувствовавшись, фрау Эльза гладила дочь по голове.

Да, мать поступила разумно, раскрыв перед Лорой все карты. Девушка сразу стала серьёзной и внимательно, выслушала все советы матери. Стать баронессой фон Гольдринг, женой этого красивого офицера! Отныне она во всём будет слушаться свою маму и слово в слово передавать ей то, о чём будет говорить ей Генрих наедине. Да, да, она понимает, что отец и мать желают ей счастья. Она будет делать все так, как ей велят…

Генрих с удовольствием разделся и лёг в постель. Как он устал! Генрих даже не представлял себе, что значит полдня провести в компании глупой девушки и заботливом матери, которая ловит жениха для своей дочки. Уж лучше иметь дело с самим Бертгольдом. Тот более разумен, более тактичен. Отвратительна вся эта комедия, но ничего не поделаешь. Надо как можно дольше тянуть её под всяческими предлогами, чтобы не испортить отношений с Бертгольдом, особенно теперь, когда он стал такой важной персоной. Жить среди этого награбленного богатства! С какой гордостью фрау Эльза показывала трофеи мужа, вывезенные из русских музеев. Как настойчиво во время обеда старалась привлечь внимание Генриха к столовым сервизам старинного русского серебра. Возможно, все в этой вилле краденое и награбленное… От старого осталась лишь эта бронзовая фигура Бисмарка, её нарочно поставили к нему в комнату, как милое воспоминание детства, а сегодня Лора подарила ему её в знак их встречи. Вспомнив о своём первом разговоре с Бертгольдом, в котором фигурировала и эта скульптура, Генрих улыбнулся. А всё-таки много значат в его работе такие детали.

— Ну, господин Бисмарк, до новой встречи! — сказал Генрих, обращаясь к основоположнику юнкерской Второй империи, повернулся на другой бок, натянул одеяло на голову и заснул крепким сном, как спит человек, уставший после тяжёлой работы. Разбудила Генриха горничная Анна уже вечером.

— Как можно так долго спать, лентяй! — крикнула Лора из-за двери. — Мы с мамой уже три часа как встали. Сейчас же одевайся! Гости уже собрались, а тот, ради кого мы их позвали, — до сих пор спит.

— Через минуту буду к твоим услугам.

Действительно, через пять минут свежий после хорошего отдыха, одетый в парадную форму Генрих появился перед Лорой. Девушка тоже подумала о своём туалете. На ней было пышное белое платье с живой красной розой на груди. Золотистые косы, переброшенные на грудь, спускались чуть ли не до колен.

— Маргарита! Настоящая Маргарита, в которую до безумия влюбился Фауст! Лора обиделась.

— Не говори непристойностей, Генрих! Ведь Фауст погубил Маргариту, и эта девушка совсем не умела себя вести. Генрих едва удержался от смеха.

— О Лора, я совсем не то имел в виду! Я думал о красоте этой девушки, о её длинных косах, а не о том, как она ведёт себя.

— Тогда я прощаю…— Лора крепко сжала руку Генриха и открыла дверь в столовую.

Ослеплённый ярким светом, Генрих не сразу разглядел всех гостей, заметил только, что их очень много. Но ему пришлось обойти всех и каждому пожать руку, вернее каждой, ибо тут собрались исключительно женщины, жены и дочери офицеров гестапо. Старые и молодые, худые и толстые, блондинки и рыжие, красивые и уродливые. Впрочем, их всех объединяло что-то общее, и лишь потом Генрих догадался, что этим общим было выражение любопытства на всех обращённых к нему лицах. Лишь одна из присутствующих чем-то отличалась от других, может быть тем, что вначале не обратила на Генриха ни малейшего внимания.

Это была красивая девушка лет двадцати восьми, с коротко подстриженными волосами, бледным, словно мраморным, лицом и большими синими глазами. Длинные тёмные брови, кончики которых доходили до висков, а на переносье почти срастались, и такие же тёмные ресницы хорошо контрастировали с цветом глаз и одновременно подчёркивали какое-то странное их выражение. На девушке была форма обер-штурмфюрера СС. Новенький «Железный крест» приколот над левым карманом хорошо сшитого парадного мундира.

— Моя кузина, начальник лагеря русских пленных в Восточной Пруссии, обер-штурмфюрер Бертина Граузамель, полуторжественно, полушутливо отрекомендовала свою родственницу Лора.