И опять Пожарский. Тетралогия

Турчанки споро сняли с подносов эти великолепные диковины, поставили перед каждым гостем и уплыли вместе с подносами, а через минутку появились снова. Теперь у каждой на подносе стоял непонятный кувшинчик с трубкой носиком. Девушки взяли эти кувшинчики и стали разливать по чашкам жидкость цвета стоялого мёда. По горнице распространился цветочный аромат. Разлив чай турчанки снова уплыли. Как только они могут так ходить? В третий раз на подносах были такие же белые с синими узорами вазочки с мёдом внутри и пряники. Девушки составили всё это на стол и исчезли. Потом одна появилась, неся большое блюдо из того же фарфора, на котором был нарезанный на тонкие ломтики сыр.

– Угощайтесь, гости дорогие, этой китайский жасминовый чай. В вазочках мёд, в блюде сыр, - предложил хозяин.

Князь Долгоруков смотрел на стоящее, на столе и не мог себя заставить прикоснуться к чашкам. Он понимал, сколько это стоит. Если все его имения продать, то вряд ли и на половину денег наберётся. Разве можно из "этого" пить. Князь Пронин и обе княгини вели себя соответственно. Хорошо хоть дети разрядили обстановку, они о деньгах не думали, намёрзшись за поездку, они с радостью бухали в чашки мёд и, разболтав ложечками, принялись пить и закусывать пряниками и сыром. Сам Пожарский взял чашку и тоже спокойно попивал ароматный напиток. Пришлось и князьям взяться за тоненькие ручки чашек.

– Это твоя новая диковина?
– спросил у Пожарского Фёдор Фёдорович, - Фарфор?

– Да, научились мы делать фарфор не хуже китайского. Царю батюшке я на Рождество и на Крещение такие сервизы послал, отцу с матушкой тоже. Теперь вот продавать начну. Думаю, гости заморские всё золото с Европы вонючей сюда свезут.

– Почему же он вонючая, - поинтересовался, отхлебнув первый глоток Долгоруков.

– Так им священники ихние мыться запрещают. Вот они и ходят годами грязнущие и потные. Дикие люди, - пояснил княжич.

– А твои-то как немцы?
– не поверил князь.

– Приехали все во вшах и блохах, как барбоски, пришлось всех с одеждой в баню гнать и только потом в дома пускать. А потом ещё три месяца к бане приучать. Сейчас они уже и сами Европу вонючей называют.

– Чудно. Как же это не мыться годами?
– всплеснула руками княгиня Долгорукова.

– Их священники говорят, что при крещении на них благодать сходит Господня, а если вымыться, то всю благодать смоешь, - усмехнулся Пётр.

Угощения были съедены и гости стали собираться на футбол. Опять набежали турчанки, помогая княгиням и княжнам одеться.

– Откуда у тебя Пётр Дмитриевич эти басурманки?
– хмыкнул боярин.

– У казаков из рабства выкупил. Пожалел. Теперь и не знаю, что с ними делать, - махнул рукой княжич.

Футбол Владимиру Тимофеевичу понравился.

– Не знаю уж, куда меня Государь отправит воеводой, но я там такие, же игрища заведу. Ты Пётр Дмитриевич, напиши, как в этот футбол играть надо.

Княгиня Долгорукая всё это время посматривала на старшую дочь. Глянулся ли ей это юноша. И судя по тому, как краснела Марьюшка при встречи взглядами с Петрушей, поразил он девичье сердце. Может и даст господь за Петрушу Марьюшку пристроить. А то ведь уже двадцать годков девке, иные-то в её годы уже по три ребёночка имеют.

Событие пятнадцатое

Царь и Великий Государь Михаил Фёдорович Романов получил на следующий день после Крещения обещанные подарки из Вершилова. И как ни хотелось ему быстрее открыть сундук, но он сдержал себя и послал за матушкой и батюшкой. Отец был в Троицко - Сергиевой лавре и пришлось ждать целых четыре дня. Но в прошлый раз патриарх попенял сыну, что подарки без него разбирали. Поэтому Михаил выставил сундук на середину своей светёлки и наказал дьяку Фёдору письмеца от Петруши ему не давать, как бы не стращал муками земными и небесными.

Грели душу воспоминания о проведённом "аукционе". Зрелище и, правда, было незабываемое. Тут уж Петруша точно не обманул. Дьяк Борисов вызвал гонцами всех купцов из немецкой слободы и всех "гостей государевых" и купцов Гостиной сотни. Отдельно были приглашены думные бояре. Так как народу набиралось прилично, то всё действо вынесли на улицу и для бояр поставили лавки, купцов и гостей отделили от бояр цепочкой стрельцов.

Торговлю вёл дьяк приказа Большой казны Иннокентий Скоробогатов. Царь сам прочитал ему ту часть письма Петра Дмитриевича Пожарского, в которой объяснялся принцип аукциона, и велел подготовиться. Скоробогатов долго переходил от одного подноса к другому и качал головой. Когда же ему показали чайные пары, то он чуть на колени не упал перед ними.

– Великий Государь, разве же можно это продавать? Все эти вещи надо в Тайный приказ на хранение передать.

Михаил Фёдорович глубоко вздохнул и спросил дьяка, понял ли он свою задачу. Как же не хотелось расставаться со всеми этими богатствами.

Утро аукционного дня выдалось ясным и морозным. Желающих поучаствовать собралось почти две сотни человек. Бояре на лавках тихо перешёптывались, не решаясь при царе и патриархе выражать своё недовольство присутствием здесь купцов и иноземцев. Первым на торги вынесли поднос. На солнце цветы горели ещё жарче, они, казалось, не нарисованы на подносе, а лежат на нём. Рынды пронесли поднос по рядам под восхищённые вздохи и торговля началась.

– Великий Государь разрешил продать этот поднос за один рубль. Если есть желающие купить, пусть поднимут руку.

Желающие были все.

– Раз желающих много цена поднимается до пяти рублей. Кто хочет купить за пять рублей, поднимите руки.

Рук меньше не стало.

– Теперь цена поднимается до десяти рублей.

На этот раз рук осталось половина.

– Следующая цена пятнадцать рублей.

Многие представители гостевой сотни руки опустили. Но все двадцать гостей государевых и почти все иноземцы тянули руки. Бояре руки опустили. Дьяк предупредил их, что подносов будет одиннадцать и ушлые дядьки смекнули, что раньше, чем с третьего подноса вступать в торги глупо.

Первый поднос ушёл за тридцать рублей. Второй тоже за тридцать. Пока все покупатели были из "гостей". Склоки и крики начались, когда в торговлю включились бояре. Их уловка с "подожданием" не сработала и теперь за каждый поднос шла драка. Третий и четвёртый достался боярам. Пятый за тридцать пять рублей опять ушёл к "гостям". За восьмой сцепились боярин Морозов и Милославский с попытками вырвать друг у друга клок бороды. Ели стрельцы и соседи разняли. Одиннадцатый купил английский купец Яков Ли.

Михаил, патриарх и старица Марфа сидели на тронах сбоку на специально устроенном помосте и наслаждались зрелищем. Прав был Пожарский. Такое не забудешь. Когда все успокоились после продажи последнего подноса за сорок три рубля, вынесли первую чайную пару и пронесли по рядам, демонстрируя прозрачность и звон.

Здесь уже, разгорячённые предыдущими торгами, все собравшиеся развернулись во всю. Стрельцы не успевали разнимать дерущихся. У многих из носа шла кровь. Боярин Одоевский так огрел посохом купца из гостевой сотни, что того унесли в беспамятстве. Только через час закончился первый на Руси аукцион. Довольных было только трое: сам Государь и его родители. Весь следующий день к Михаилу Фёдоровичу шли просители допустить только их к торговле новыми вершиловскими диковинами. Англичане пришли целой делегацией во главе с самим Джоном Мерриком и требовали, именно не просили, а требовали предоставить им первоочередное право скупать вершиловский фарфор беспошлинно. А также нанять мастеров делающих фарфор на английские мануфактуры.