И оживут слова

– Почему страшнее?

– Потому что чужая она для них была, война-то. Не за свою землю гибли, а за наших князей. И ушли те, кто уцелел, а город остался. Добротный они город построили. Сильные мастера были'.

***

Поначалу меня не удивляло то, что сюжет возникал словно из ниоткуда. Имена, образы, очертания древнего города - все проступало в сознании, как на проявленной пленке. Позже я пыталась понять, почему именно эти имена или названия, откуда взялись эти люди и почему они ведут себя так, и не могла найти ответа. Словно кто-то нашептывал, а мне оставалось только записывать эти странные знакомо-незнакомые сцены. Через какое-то время мне стало казаться, что я знаю Свирь чуть ли не так же хорошо, как свой родной двор. Знакомыми были чисто подметенные улочки, запах леса, шум реки за высокой крепостной стеной. Вдруг выдуманная история стала почти реальностью. Во всяком случае, настоящим миром, который где-то существует. Иногда мне казалось, что я заблудилась между этими мирами, а порой чувствовалось, что мое место там - в городе-воине, обрывающемся в холодную воду и окруженном высокой бревенчатой стеной. Казалось, что я чувствую запах древесины и смолы, слышу шелест леса, и лай собак - грозы местных волков - высоких в холке, на крепких лапах, чьи предки были завезены с неведомого севера. И все сложнее было возвращаться в реальность.

Город словно манил, запутывая в своих улочках и дурманя запахами трав. Но в городе ли было дело? Сейчас я могу точно сказать - нет.

***

'Воевода Радимир ступил на родную землю. Целых два года не было его у этого берега. Две зимы пережила его милушка, его любимая Златка, здесь без него, две весны встретила. Вернешь их теперь разве? Каждую слезинку, каждую бессонную ночь не перечеркнешь, не забудешь. А уж сколько седых волос добавилось матери, да что творилось с бедной Всемилушкой, кровинушкой родной, даже думать было боязно.

Одна радость - не зря поход был. Не только славу он принес - спокойствие в родную землю. Может, теперь придет мир хоть на короткое время, и забудут дорогу к родному берегу проклятые квары? Сильно потрепала их княжеская дружина, где среди прочих были и воины Радимира. Верно, нескоро оправятся. Вот только невозможно извести их навсегда. Как изведешь того, у кого дома нет? Чем припугнешь? Это каждый воин Радимира в уме дом держит: кто жену, кто мать, а кто суженую, и страшно за них - мочи нет. А этих ничем не напугаешь. Жжешь корабли, топишь - так новые приходят. Они и к берегам-то только для разбоя пристают. Да такое после себя оставляют, что, раз увидев, ночами не спишь. Одно слово - нелюди.

Радимир первым сбежал по подставленному веслу и спрыгнул в холодную воду. Зачерпнул пригоршню, глотнул, умыл лицо. Дома.

Позади слышался плеск - то воины, не дожидаясь весел, прыгали в воду, поднимая тучи брызг, перекрикиваясь с теми, кто ждал на берегу. Два года ждал. Смех и радостные крики от того, что вернулись брат, отец, сын, жених, муж, смешались с горестными стенаниями горожан, чьи глаза не отыскали родных в прыгающих в воду людях. Из ушедших в поход четырех свирских лодий домой вернулась половина... И теперь два года надежд утекали слезами и причитаниями.

Последним на берег сошел чужеземец. Те, кто не успел разойтись, невольно задерживались взглядом на его непривычной внешности. Уроженцы здешних краев были высоки, статны и темноволосы, чужак же был невысок и тонок, как ивовый прутик, с волосами цвета сухой земли. Радимир обернулся и поманил чужеземца за собой. Значит, вот оно как. Сам воевода его зовет. Не рабом он приехал, выходит, - гостем'.

Глава 2

С погодой в тот день нам неожиданно повезло. Солнце наконец спряталось за облака и перестало бить по глазам и грозить всем и каждому солнечным ударом. Стало немножко легче, потому как тридцать пять градусов жары - это уж слишком. Особенно для меня. Но выбраться в отпуск удалось только в жарком июне, потому что одно дело ехать в одиночку, когда выбор времени и места зависит только от тебя, а совсем другое дело - компанией.

Мы собирались в поездку давно. Мы - это я и две мои школьные подружки. Как ни странно, поступление в разные ВУЗы не развело нас, как часто случается со школьными друзьями, хотя жизнь и внесла свои коррективы. Ольга получила диплом бухгалтера, и в ее жизни появились балансы и отчетность, от которых она из милого и нежного существа периодически превращается в автомат, отвечающий на телефонные звонки междометьями и фразами из серии 'давай после двадцатого, а?', так что порой приходится составлять график встреч и созвонов с учетом сроков сдачи бухгалтерской отчетности. Ленка же незаметно превратилась в ведущего юриста крупной компании, а оборотной стороной высокой зарплаты стали бесконечные суды и тяжбы, отнимающие массу времени. Так что иногда она ворчит, что заработанные деньги некогда тратить. Но ворчит не всерьез - работа ей нравилась. Впрочем, как и моя - мне.

Родители прочили мне карьеру врача, и я послушно не представляла себя в какой-то иной сфере, кроме этой. Мама, папа, бабушки и дедушки с обеих сторон были врачами, и во мне неистребимо засело уважение к людям в белых халатах. Поэтому, сколько себя помню, подразумевалось, что я пойду по той же стезе. Но я семейных надежд не оправдала. Еще с детства меня мутило при виде больничных стен, а самая скромная царапина вызывала приступ паники. И все же химию и биологию в старших классах я учила исправно и даже посещала подготовительные курсы при медицинской академии. Но моей настоящей страстью стало изучение иностранного языка, и, в большей мере, это явилось заслугой преподавателя немецкого в старших классах, в которого тайно были влюблены все наши девочки. Моя любовь быстро переместилась с преподавателя на предмет. Не последнюю роль в этом сыграло то, что преподаватель был женат, а я с детства знала, что соседка тетя Зина встречается (о, ужас!) с женатым мужчиной и 'это безнравственно и аморально', и с ней даже здороваться нужно быстро, не глядя в глаза, потому что 'когда-то у дедушки была вот такая же бесстыжая аспирантка, и счастье, что твоя бабушка - мудрейшая женщина, а то и тебя бы, Наденька, не было'. Эта житейская мудрость засела во мне намертво. Так что, даже став взрослой, я смотрела на мужчин с обручальными кольцами как на некие эфемерные существа без пола. Потому что - табу. Потому что по вине бесстыжих аспиранток и тетей Зин может не быть каких-нибудь Наденек, Коленек, или же они будут, но будут очень-очень несчастными.

А второй причиной, не менее важной, а, может, и более, стало то, что уже в том юном возрасте мое сердце было прочно занято соседским мальчишкой и так просто расставаться с объектом любви не собиралось. Хотя любовь была не просто смешной, она была хронически односторонней и за почти десять лет вылилась только в тонны наивных стихов, пару-тройку дневников с подростковыми переживаниями и вечер, о котором вспоминать до сих пор было стыдно. Объект моей неземной любви, кстати, благополучно поступил на лечебный факультет Медакадемии, а я экзамены не менее благополучно завалила. И, пережив цунами негодования от семьи: 'И как можно было не сдать химию... А все потому, что нужно было не по дискотекам бегать, а за учебниками сидеть... Вся в отца - тот тоже со второго раза поступил...', я каким-то чудом отстояла свое право на выбор профессии. До сих пор не понимаю, как так вышло. Не иначе как родственники дружно решили, что на иняз я вовеки не поступлю, а значит, прилежно пойду сдаваться в Медакадемию на следующий год.

Но случилось чудо, и спустя пять лет я стала обладателем красного диплома лингвиста-переводчика. И вот уже несколько лет убеждалась в том, что мне несказанно повезло - провалиться на экзаменах и не стать врачом. Несмотря на то, что родители теперь ворчали, мол, пропадаешь на работе днями и ночами, молодая девчонка по командировкам да в чужой стране - в их поколении почему-то прочно сидел этот страх 'чужая страна', - мне нравилась моя работа. Нравилось просыпаться в отелях, слышать чужую речь, понимать ее, пробовать местные блюда, смотреть спектакли и мюзиклы в оригинальных постановках. Я была довольна своей жизнью. С одним маленьким 'но', о котором я предпочитала не вспоминать.

Собираясь в этот самый отпуск, мы с девчонками копили деньги, так, чтобы тратить их направо и налево, не задумываясь о целесообразности покупок - ну, понравилась эта каменная черепашка, и все! А что с ней делать? Да что угодно! Любоваться, например...
– выбирали место отдыха, подгадывали время, чтобы совпали отпуска у всех троих. И вот, наконец-то! Свобода! Две недели ничегонеделанья. И девчонки все время рядом. И чувствуешь себя, как в школьные годы, когда без причины начиналось хихиканье, а головы сами поворачивались за красивыми мальчиками. Со стороны мы, наверное, походили на трех ненормальных, но нам было все равно. Мы давно не собирались вместе вот так - без причин и помех. Пожалуй, с самого выпускного, когда непривычные платья и прически делали нас похожими на праздничные портреты самих себя и казалось, что перед нами лежит целый мир - огромный, неизведанный - только руку протяни. Это было почти восемь лет назад. И вот сегодня мы снова втроем. Мы молоды, привлекательны, обеспечены... И все же за этими избитыми формулировками и старательными попытками построить карьеру угадывалась пустота. Потому что не семьями мы отдыхали и даже не парами - втроем. Это и было то самое маленькое, но существенное 'но', о котором каждая из нас молчала.

В то утро мне не хотелось идти на пляж. Я устала от пассивного отдыха - тело требовало движения. Но на всех интересных экскурсиях мы уже успели побывать, поэтому программа на оставшиеся дни стала довольно однообразной. Я смотрела на серое небо сквозь пыльные жалюзи, вертела в руках Ленкины солнечные очки и думала, что неплохо было бы сейчас оказаться дома и написать хотя бы пару страниц. Во сне у меня выстроилась чудная сцена, а, как показывала практика, я точно ее забуду. Хоть срывайся в интернет-кафе. Я вздохнула. Мысли витали где-то там - в параллельном измерении, где существовал город-застава Свирь.