И пожрет пес пса…

— Все равно как гаубица бабахнула, — поделился впечатлением Дизель.

— Вряд ли кто-нибудь слышал мою артиллерию, кроме рогатых жаб. Полезай обратно.

— Пошарь по его карманам, возьми ксивы и ключи от машины. Сто тысяч баксов наверняка киснут в багажнике.

— Черт, а ты начинаешь ворочать мозгами! Я бы вспомнил про это только у машины.

— Я же говорю, ты без меня никуда. До чего же я рад, что ты грохнул этого козла! У меня от него душа уходила в пятки.

— Больше он никого не напугает.

От облегчения кружилась голова. Они одновременно выбросили вверх руки и хлопнули друг друга ладонь о ладонь. После пережитого, как ни странно, хотелось дурачиться. Чтобы вызвать мини-лавину, похоронившую оба трупа, потребовалось двадцать минут. К этому времени из-за горизонта на востоке уже показалось солнечное зарево, предвещавшее безоблачный день. Ливни отодвигались все дальше.

Трой уставился на груду земли, заменившей могилу. Теперь тела покоились под доброй тонной камней и породы. Они останутся там навеки, но даже если их извлекут на свет через два-три месяца, то опознать покойников будет уже невозможно — об этом позаботится известь. Помочь могли бы слепки зубов, но для этого нужно знать, кого именно искать. Обнаружив два слипшихся тела, полиция начнет искать двоих одновременно исчезнувших людей. В любом случае все останется на уровне догадок. Оба убийства наверняка останутся нераскрытыми, более того, о них, скорее всего, вообще не узнают.

Они вернулись к машинам, забрав с собой лопату, и отперли багажник Бешеного Пса. Дизель оказался прав: сто тысяч ждали хозяина в спортивной сумке «Найки».

— Позже пересчитаем, — решил Трой. — Положим в «ягуар».

— Не оставлять же его машину здесь?

— Нет, лучше в другом месте.

— Где?

— Где угодно. Можно на стоянке у того казино, что мы проезжали. На нее обратят внимание только через несколько дней.

— Она зарегистрирована на вымышленное имя.

— Будет одной брошенной машиной больше. Держи! — Трой сунул Дизелю ключи и перенес спортивную сумку в багажник «ягуара». Теперь там лежало двести тысяч, и три четверти этих денег принадлежали ему, Трою. К тому же Алекс Арис еще не расплатился с ними до конца. Все складывалось неплохо.

Выезжая на узкую дорогу, Дизель мысленно прочитал покаянную молитву. Вслух он поносил «поповские байки», но в душе крепко засели остатки католического воспитания. Шепча слова молитвы, он одновременно проклинал монахинь. В кого они его превратили? Неужели он никогда не избавится от этого наваждения?

Он выехал следом за Троем на главную трассу. Вскоре они свернули на парковку возле казино, где уже собралась добрая сотня машин. Трой просигналил Дизелю фарами, чтобы он остановился на другой стороне.

Они вошли в помещение врозь, не обратив на себя ничьего внимания, потом, выйдя вместе, сели в «ягуар».

Когда они выехали на автостраду, было восемь утра.

— К полудню будем в Лос-Анджелесе, — пообещал Трой.

— Позвони Греко, спроси про наши деньги. Я хочу немного поспать и вечером вернуться домой.

— Сможешь уснуть?

— После такой встряски самый сон!

15

Лос-Анджелес сиял после дождя. Воздух, тротуары, листва были промыты, горизонт предлагал нечастое зрелище — снежные вершины гор Сан-Габриэль. Чудесный зимний день напомнил Трою детство, когда Лос-Анджелес более любого другого города Америки походил на рай. Но, несмотря на окружающую красоту, Троя не покидало уныние, на душе было гадко. Что это, реакция на убийство или его дурной характер? Он покосился на Дизеля. Тот тоже, наверное, думал об этом; возможно, никакие другие мысли его и не посещали, хотя выглядел верзила вполне безмятежным. Что творится у него внутри? Какой отпечаток наложило на него католичество? Наверняка он верит в вечное проклятие. Сознание самого Троя было избавлено от этого бремени. Его беспокоил не Божий и даже не людской суд, ибо первого для него не существовало, а второго никогда не случится. Ему другое не давало покоя: что жизнь его свелась к пуле, всаженной в башку отморозка. Как чудесно было бы проснуться как-нибудь утром с мыслью, что впереди совсем другая жизнь!

Несколько секунд он жалел себя, потом презрительно хмыкнул. Нечего разводить антимонии! Тасуй карты и ходи, уповая на удачу!

Они находились к востоку от центральных кварталов. Впереди топорщился частокол небоскребов. Когда Трой садился в тюрьму, еще только начинал расти первый из них. Ни один город не давал так почувствовать все невероятные перемены, случившиеся в двадцатом веке, как Лос-Анджелес. В начале столетия в Южной Калифорнии жило девяносто тысяч человек, в конце — девять миллионов. Лос-Анджелес — первый огромный город, построенный для автомобиля, но не для миллионов автомобилей! Здесь не кажется дикой мысль о том, чтобы попробовать преодолеть миль шестьдесят, прыгая по автомобильным крышам и ни разу не касаясь земли. В тюрьме он сильно по всему этому скучал, но сейчас с радостью убрался бы подальше. Вот только куда? Нет, сперва надо сорвать куш побольше, вроде того, на который он надеялся в последний раз, пока все не пошло вразнос… На свои сто семьдесят тысяч он мог бы пировать не один месяц, но для эмиграции этого маловато.

Сейчас Трой никуда не скакал. Впереди то и дело вспыхивали тормозные огни, автомобильное стадо ползло с черепашьей скоростью. Автострады хороши, когда по ним едешь, стоять же на них — кромешный ад. Теперь приходилось все чаще стоять. Левый ряд двигался чуть быстрее остальных — и на том спасибо. Трой взял сотовый телефон и позвонил Алексу. Тот ответил лаконичным «да?»

— Это я, слышишь, рак за руку Греку цап?

— Ха-ха-ха! Где ты, балда?

— Почти в центре. Как оно у тебя? Виделся с парнем?

— Да, все при мне.

— Где увидимся?

— Я тоже в дороге. В «Пи-Ди-Си»?

— Да, минут через пятнадцать — двадцать.

— Идет. Закажи для меня «Дельмонико».

— Ладно. Средне прожаренный.

Трой выключил телефон. Алекс отдаст недостающие тридцать тысяч в ресторане «Пасифик Дайнинг Кар» — если Трой сумеет пробиться через центр.

— Давай-ка съедем с автострады, — предложил Трой.

Дизель опустил стекло и стал махать рукой, свирепо глядя другим водителям прямо в глаза. Те послушно пропускали «ягуар». Они въехали на эстакаду, миновали Стейт-стрит в тени огромной Клинической больницы и выскочили на Пятую стрит, прозванную «Пять центов». В юности Троя здесь преобладали дешевые гостиницы и открытые бары. Тогда здесь кишели черные и белые пьяницы и наркоманы, теперь — одни черные, сидящие на крэке, по сравнению с которым героин — снадобье от простуды. Героиновым наркоманам подавай быстрого кайфа, ради которого им море по колено, но они в подметки не годятся крэковым — перед этими попятятся даже техасские забияки. «Ягуар» провожали дикие, безумные глаза.

На одном из светофоров чумазый негр с бутылкой воды и тряпкой принялся протирать ветровое стекло соседней машины. Женщина внутри закрыла на дверях замки, постучала по стеклу и отрицательно покачала головой, на что мойщик ответил непристойным жестом. Дизель засмеялся и встретил ухмылкой двинувшегося к ним бродягу. Прежде чем тот начал мусолить тряпкой их стекло, Дизель достал из-под пассажирского сиденья и показал ему здоровенный пистолет. Бродяга шутливо вскинул руки, показав в улыбке беззубый рот:

— Ладно, амбал, я тебя боюсь.

Зажегся зеленый сигнал, и они тронулись с места.

— Это ты напрасно, — бросил Трой Дизелю.

— Знаю. — Дизель пожал плечами. — У каждого бывают заскоки.

У путепровода, ведущего на Портовое шоссе, Пятая стрит сливалась с односторонней Шестой, ведшей на запад. В полумиле оттуда, на углу Уитмер-стрит, находился знаменитый ресторан. Трой свернул на его стоянку. Впереди они увидели машину Алекса, за рулем которой уже сидел служитель стоянки. Сам Алекс шагал к ресторанной двери с плоским чемоданчиком в руке.

Трой затормозил и погудел. Греко обернулся и дождался Троя и Дизеля, чтобы войти в ресторан вместе с ними.

— Как я погляжу, с вами нет третьего.

— С ним покончено.

— Правда? У Чепе улучшится настроение. Куда вы его дели?

— Туда, где сам Господь его не отыщет, — ответил Дизель. — Зарыли посреди пустыни. Я сам вряд ли найду это место.

— Все здесь? — осведомился Трой, указывая на чемоданчик Греко.

— Здесь. Забирай! Неси сам.

Метрдотель, знавший Алекса, взял меню и отвел их в один из отдельных залов с тремя незанятыми кабинками и двумя столиками. Здесь можно было спокойно беседовать, а Алекс мог курить, хотя новым городским законом это запрещалось.