И пришел спаситель

Сашка в этот день, вооружившись топором, ходил по подворью и пытался изображать из себя плотника - получалось слабо. Поскольку следующий день седмицы - воскресенье, решили идти на торг.

Под торговлю отводилась центральная часть города. Принаряженные горожане с корзинками спешили на торговую площадь. Значительно позже для рынков будут отводиться специальные места.

Через открытые ворота въезжали телеги крестьян, забитые мешками с домашней птицей. Гуси, вытягивая длинные шеи сквозь прутья, негодующе гоготали. Охотники торговали пушниной и отстрелянным и пойманным зверем - зайцами, косулями. Заморские купцы зазывали народ яркими тканями, ювелирными украшениями и виноградным вином в глиняных кувшинах, запечатанных воском. Несколько бортников продавали дикий мед, поодаль от них у рыбаков на прилавках лежала свежая рыба. Для лучшей сохранности основной улов содержался в ушатах с водой.

Приглядевшись, Сашка обнаружил, что примерно половина народа шляется ради развлечения. Все правильно - ни телевидения, ни театров, ни прессы пока нет.

Сориентировавшись среди этой многоголосной толпы, он подвел красавицу к византийским купцам-грекам. Они предлагали вполне приличные ювелирные украшения. Вёсне приглянулись сережки тонкой работы с грубо обработанными рубинами. Греки подыскали к ним кольцо в виде змейки с алым глазом. На лебединую шейку зазнобы Сашка повесил коралловое ожерелье - большая редкость на Руси. Греки, восхищаясь Вёсниной красотой, в качестве бонуса подарили амфору вина литров на десять.

Девушка с улыбкой на лице и в большом внутреннем смятении шла за любимым, взяв его за руку и прижавшись к его плечу. Ей не верилось в реальность происходящего - никто никогда не делал подарки девушке. Она рано осиротела, воспитывалась у бабушки. С мужем прожили мало - ничего хорошего от него Вёсна не видела. Девушка несколько раз ущипнула себя, но нет, это не сон.

Сашка меж тем искал на торгу мастеровых. Нашел и быстро договорился с двумя артелями плотников на понедельник.

Узнав у Вёсны, что у нее нет гусей, тут же купил два десятка гусят. Объяснил девушке ценность этой птицы - мясо, целебный жир, пух и, конечно, перья.

– А перья-то зачем, любый мой?

– Дык писать, - ляпнул Пожарский. Погодь, ты, наверное, грамоте не обучена?

– Прости, Саша, не ведаю.

– Не расстраивайся, ланюшка. Научу тебя и читать, и писать.

У Вёсны от волнения и благодарности выступили слезы на ее больших и серых глазах.

– Что ты, ласточка, не надо плакать, - и Сашка нежно вытер девушке персиковые щечки.

От такого, казалось бы, невинного жеста, у нее слезы полились ручьем, и она спряталась на Сашкиной груди.

"Да, видно суровая у девочки жизнь была", - подумал Сашка.

Успокоив Вёсну, занялись нужными покупками. У охотников купили несколько ободранных заячьих тушек и пару косуль. А перед этим Сашка настоял таки на приобретении девушке красивого сарафана и сафьяновых башмачков. Также Вёсне купили два плаща - один из них зимний, подбитый мехом куницы. Шли с торга обвешанные покупками, а сзади охотник вез на тележке дичь. У ворот их уже ждал малец с коробом гусят.

Девушка развила кипучую хозяйственную деятельность, Сашке, сунувшемуся было помочь, мягко посоветовали не мешаться под ногами.

Выйдя на крыльцо, заметил короб с гусятами, стоящий в тенечке.

– О, займусь делом, надо накормить и напоить пушистиков. Ишь как пищат.

Поухаживав за беспокойной малышней, Пожарский присел на ступени передохнуть. Не дали. В ворота забухали, на улице поднялся ор и крик.

– Не понял, что за фуйня.

Выглянувшая из дома Вёсна просветила:

– То дружинники-поляки, Анджей Постылый. Полгода как домогается, хорошо, соседи выручают.

– Вот, что, ланюшка, дай-ка мне какой-ни то бечевки, разберусь с горлопаном.

Сашка прошел на конюшню и взял из тороков плеть. Подготовившись должным образом, открыл ворота и, выйдя на улицу, застал неприглядную картину. На ум сразу пришла лилипутская величальная:

Мы велики, мы могучи,

Выше солнца, больше тучи,

Но не бойся нас, урод,

Очень мирный мы народ.

Перед ним горланили и выламывались три польских недомерка в затрапезных одеяниях.

– Какого хрена надо, шантрапа?

У наглых дружинников мигом побагровели лица.

– Да мы, да тебя... В общем псякрёв.

Сашка не стал вступать в дискуссию - три резких касания в область шеи - и горе-воины уткнулись носами в призаборную траву. Сняв с буянов пояса, связал руки, а затем бечевками присобачил к забору. Вокруг начала собираться толпа - люди всегда падки на зрелища.

Ажиотаж начался после того как Пожарский спустил с поляков портки и выдал каждому по десять горячих. Со стороны зрителей раздался хохот, а затем дельные советы. Опозоренные дружинники, поддерживая штаны, бежали прочь под улюлюканье толпы.

Седой, как лунь, дедок выразил благодарность от обчества:

– Надоели поляки хуже горькой редьки.

Сашка слегка поклонился народу:

– Обращайтесь, если что, люди добрые.

Послышался одобрительный смех.

Неделю Вёснино подворье напоминало муравейник перед дождем. Плотницкие артели сновали тут и там, прибивали, обрезали, с утра до вечера слышался нескончаемый стук топоров. Первым делом поставили двухметровый тесовый забор, затем обновили и утеплили сараи и загоны для живности. Сашка по случаю купил двух поросят. В правом дальнем углу двора два мужика сладили под них сарайчик.

Другая артель заново покрыла крышу дома дубовыми плашками и сейчас красила ее веселой охрой. Сделали новое резное крыльцо, с парадного входа поставили сени с решетчатой оградой.

Пожарский удивился, когда узнал, что в Древней Руси сенями называлась не полутемная прихожая в деревенской избе, а парадная терраса на втором этаже, поддерживаемая столбами.

На дворе вкусно пахло свежей стружкой и смолой. Сашка, как и в Муроме, не стал утаивать знаний и поделился с плотниками рисунками новых столярных инструментов. Мужики настолько загорелись идеей, что потащили его к местному Левше.

Кузнец, не напрягаясь, изготовил им несколько инструментов. Сашка не удержался и слил умельцу технологию варки стали. Затем притащил завернутые в холстину ружье и пистолет. С кузнецом занимался плотно три дня, после чего тот встал перед Сашкой на колени, благодаря за науку.