И пусть их будет много
Шрифт:
– Я теперь не усну.
– Иди. Буди своего охранителя и иди. И девушку свою спать уложи. Третью ночь не спит, бедная, - старуха захихикала.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу, - коротко ответила ведьма.
Глава 10. В Ажене
Мориньер в сопровождении двух всадников прибыл в Ажен в середине дня, когда тусклое осеннее солнце готовилось упасть в низкие, наползающие на город тучи. Они въехали через Гравские ворота, которые всего десяток лет назад так негостеприимно встретили отца Великого Конде. Мориньер
Всадники медленно двинулись по улицам, не так давно перегороженным баррикадами. Следы недавнего конфликта, - мешки с землей, - местами еще лежали у стен домов, мешая как пешим, так и конникам.
Мужчины ехали молча, и на лицах их застыло одинаковое выражение холодного превосходства.
В городе стояли войска. Жители Ажена, еще недавно терзаемые стремлениями к справедливости и жаждой получить ее сразу - здесь и сейчас, теперь охолонули, отступились. Многие мечтали о том, чтобы память свидетелей их вспышки оказалась короткой или милосердной. В иных случаях, думали они, это - одно и то же.
Войска, расположившиеся теперь в городе, очень способствовали подобным настроениям.
Горожане, что попадались на пути, бросали на Мориньера и его спутников пугливые взгляды, жались к стенам домов. От чужаков не ждали добра.
Всадники миновали дворец епископа, собор Святого Каприя, выехали на площадь.
Их появление не прошло незамеченным. Мальчишки, до тех пор глазевшие на закованного в колодки преступника, завидев три фигуры на конях, мигом потеряли к поникшему головой мошеннику интерес. Кинулись врассыпную, громко вопя.
Молодой мужчина в одежде судейского, стоявший неподалеку, встрепенулся, взглянул на гостей, быстро покинул площадь. Направился к дому, расположенному сразу за зданием городского совета.
Мориньер удовлетворенно кивнул, обернулся к спутникам:
– Через минуту-другую господин Фарби будет уведомлен о нашем прибытии.
– Начнем сегодня?
– спросил один из них.
– Завтра, - ответил Мориньер, направляя коня в проулок, где рядом с домом булочника, украшенным вывеской-кренделем, располагалась небольшая, но довольно уютная гостиница.
– Сегодня нас ждет хороший ужин и свежая постель.
– А господина Фарби, - продолжил с насмешкою один из его двух его спутников, - полагаю, ожидает, напротив, ночь весьма беспокойная.
Мориньер промолчал.
Спустя час с небольшим в гостиницу явился юноша - сын господина Фарби. Интендант приглашал господ на ужин. Мориньер отказался. Он демонстрировал суровость и неподкупность. Поблагодарил, просил передать, что завтра с утра будет иметь честь обсудить с господином интендантом все возникшие вопросы. Изъявил уверенность, что господин Фарби готов на них ответить.
Юноша был бледен, топтался у порога, пытался настаивать. Когда он ушел, Мориньер и два королевских комиссара, - советник Бертран де Монтего и молодой нотариус из Монтобана, Эжен де Трей, - отправились на улицу Молинье и с аппетитом поужинали.
*
Всю ночь шел дождь. Потом ветер, разогнав тучи, успокоился, стих. Распогодилось.
Утром, когда Мориньер и два королевских комиссара вышли на площадь, по улицам еще текли потоки воды - остатки вчерашнего потопа. И светило до странности яркое солнце.
Ажен, несмотря на прекрасную, неожиданно не вполне осеннюю, погоду, застыл в напряжении. Во всяком случае, булочник, вынесший свой товар и разложивший его на столе, поставленном у дверей, не каламбурил привычно, а молча, деловито обменивал свежий хлеб на монеты. А девушки, собравшиеся поутру у колодца, не смеялись и не болтали, как обычно, а как-то стесненно дожидались своей очереди, наполняли кувшины и ведра свежей водой и расходились по домам.
Город ждал.
Весть о том, что в Ажен прибыли королевские комиссары, разлетелась по городу еще накануне. Горожане, участвовавшие в волнениях, сразу же собрались в соборе Сент-Этьен. Говорили, гадали, чем обернется для них недавний бунт, кто победит - королевский ли интендант или местные муниципалы? И что, при том или ином раскладе, будет с ними?
Смутьяны, совсем недавно строившие баррикады в стремлении не впустить в город войска, сегодня мечтали о том, чтобы все само собой рассосалось. И, в общем, уже не так важно было, отменят последний побор - рыночный сбор с каждого локтя длины прилавка, - или нет. Лишь бы ушли войска, лишь бы можно было собираться, как прежде, по вечерам в тавернах, пить вино и щипать за попки молоденьких служанок.
Ругали того, кто подбил их на смуту. Являлся в город темноволосый красавец, говорил с людьми на площади, убеждал, что дальше - будет только хуже. Откуда ему было ведать о последнем этом поборе? Да и не знал он. Говорил в общем: дескать, интенданты - воры, консулы - негодяи. Ясно говорил, весомо. Они и сами так думали, в сущности. Слова его ложились на готовую, вспаханную, плодородную почву. И взошли оттого быстро - сходками, возмущением, и, в конце концов, восстанием.
*
Когда Мориньер и его спутники приблизились к зданию ратуши, их встретили у самой лестницы, сопроводили до самых дверей, угодливо склонились, пропуская вперед - в кабинет, где за столом сидел лысоватый пожилой мужчина.
Он поднялся, вышел из-за стола, раскинул по сторонам руки, будто хотел обнять их - всех троих, сразу. Приветствие получилось чрезмерным.
Мориньер и сотоварищи не были расположены к велеречиям.
Жосслен де Мориньер протянул интенданту письмо, по-хозяйски спокойно отошел к окну, взялся смотреть на улицу. Ждал, когда тот прочтет.
И ему, Мориньеру, и самому мессиру Фарби, было ясно, что вопросы, которые один будет задавать и на которые второму придется отвечать, носили характер, по большей части, формальный.
Принципиальное решение по этому делу было принято. То, что ставленники прежде великолепного Никола Фуке при его падении в той или иной степени разделят его судьбу - стало понятно тогда уже, когда Фуке впервые переступил порог по его собственному приказу обустроенной камеры в Анжере. И от того, как пойдет следствие, зависело теперь только то, сколь обильно обрушатся неприятности на голову королевского интенданта.