И рвется цепь

Тир и спортзал держат меня на поверхности. Тир и спортзал – это то, чем я заполняю свои дни вне работы. А еще готовка. У меня больше ничего нет, и, если не будет этого, я начну проваливаться. Чем заполняют свое существование другие? Я много раз пытался представить себе их жизнь. Я видел бытие родителей. Но они ведь были друг с другом. Они были вместе. Иногда мне даже казалось, что это не два человека, а один, просто раздвоенный, что ли. Для меня отношения с другим невозможны. Не представляю, как можно жить с кем-то, о чем-то говорить. Не понимаю, зачем. Изначально встречаются ради секса. Потом начинают жить вместе. Но я читал, что в супружеских парах секс бывает не так уж часто, а иногда его вовсе нет. Тогда зачем они живут вместе? Может быть, это боязнь одиночества? Я возвращаюсь мыслями к Лидочке. Ничего, кроме раздражения, я к ней не чувствую.

Я мог бы легко пригласить ее на свидание, потом отвезти к себе домой и трахнуть. Но сама мысль об этом заставляет меня содрогнуться. Я не хочу говорить с женщинами, и еще меньше у меня получается заниматься с ними сексом. Раньше ради него я ходил на свидания, иногда получал желаемое, легко расставался. В компании моих друзей всегда появлялись какие-то девушки. Я слыл циничным и грубым. Им это не нравилось, друзья называли меня мачо. Завидовали легкости, с которой я расставался с женщинами. Но я никогда не был грубым или циничным. Я не знаю, что это такое – быть циничным. Я просто никогда не представлял, что делать с женщиной после совокупления. Не мог понять, о чем с ней говорить, почему нужно появляться где-то вместе, даже устраивать совместный быт. В этом же нет ничего приятного! Тогда зачем?

Не могу вообразить себя на свидании с Лидочкой. Вру. Вообразить это я могу очень легко. Мы сидим в кафе. Ресторан – слишком шикарно, слишком обязывает. Это ведь просто офисная интрижка. Обычный офисный трах, ничего личного. Мы заказываем роллы. Обожаю японскую кухню. Нам принесли заказ. Надо о чем-то говорить. И тут начинается самое сложное. Я не могу выдавить ни слова. Даже сейчас, когда просто представляю себе эту сцену. Я не могу ничего сказать ей. «Поехали ко мне?» Слишком рано. Нужно соблюсти хоть минимальный социальный ритуал. И вот я выслушиваю ерунду про ее подружек и про то, как она неудачно покрасила волосы. У Лиды шикарные пышные волосы, жгучая брюнетка, как говорят они. Я должен взять и уйти. Прямо сейчас. Диннь! Сигнал микроволновки прерывает мои кошмары наяву. Я вытаскиваю тарелку, становлюсь к столу и начинаю есть. Что за идиотизм, почему в столовой нет стульев? Почему мы стоим как в рюмочной? С наслаждением приканчиваю свой обед, мою тарелку и вилку, ухожу к себе в кабинет. Нет, свидания не для меня.

Ровно в шесть вечера я выключаю компьютер и молча иду в гардероб. Там я надеваю куртку и беру свою спортивную сумку. На самом деле, мой день начинается только сейчас. Только когда я покидаю офис и направляюсь в качалку.

Помню, как я пришел в зал в первый раз. Мне было шестнадцать лет. В десятый класс я был переведен с трудом. Помню, как классная открыто говорила матери, что я негативно влияю на других учащихся и создаю обстановку дискомфорта. Я сидел под дверью кабинета. Слышал их беседу слово в слово. Мать плакала. Она вообще часто плакала. Классная напомнила ей, что это еще большая удача, когда ребенок в таком психическом состоянии учится со всеми, с нормальными детьми, а не в классе корректирующего обучения, и уж давайте говорить откровенно, не в интернате. Она сказала, что механическое усвоение материала – это еще далеко не все проблемы. Что я пугаю одноклассников, потому что у меня отсутствует эмоциональный интеллект и со мной совершенно невозможно установить контакт. Мама пообещала, что непременно выправит ситуацию.

Отец предложил тренажерный зал как самое простое решение. Ведь мне все время надо быть чем-то занятым, отвлекаться, иначе я опять буду проваливаться.

Качалка мне понравилась. Может быть, это самое лучшее, что было в моей жизни. Десятый и одиннадцатый классы я почти не помню. Помню, что все время качался, а уроки просто выучивал наизусть. Мне нравилось учиться, хоть я никогда не понимал, в чем смысл этого занятия. Но учебники и спортзал отвлекали меня, убивали время, а значит, все было хорошо. Так говорила мать. Она эти два года часто повторяла: «Все хорошо, все хорошо». Наверное, так и было. Как я поступил в институт, тоже почти не помню. Была какая-то череда экзаменов. Я отвечал на вопросы, это было несложно, потому что я почти все зазубрил.

Зал, в который я хожу, находится недалеко от нашего офиса. Это «фитнес нового типа», как они его позиционируют. Он разделен на две зоны – обычную и хардкор. В обычной тренируются пляжные качки и офисные пузаны, пытающиеся сбросить лишние килограммы. Туда же ходят девки, чтобы подцепить парня на классной тачке. В хардкорную зону ходим мы, те, кто реально качает железо. Здесь только свободные веса – штанги, гантели. Из тренажеров только кроссовер, чтобы дорабатывать грудные мышцы. Пол застелен толстыми резиновыми плитками, усыпан тальком и магнезией, зеркало перед силовой рамой, на которой выполняют приседания, заплевано – на предельных подходах у атлетов с выдохом вылетает слюна. Бывает, что и кровь, если кто-то губу закусил. Здесь пахнет мазями для разогрева мышц, магнезией, потом, несвежими шмотками. Так что гламурным мальчикам и девочкам здесь делать решительно нечего. Хардкор-зона отделена от основного фитнеса. Чтобы добраться до нее, нужно пройти через коридор. И у нас отдельная раздевалка. Мы как прокаженные. Нас не видно и почти не слышно, если только кто-то не орет на приседе или становой тяге при подъеме предельного веса. Но, как правило, громкая музыка и у нас, и у фитнесеров гасит все нежелательные звуки.

Я вхожу на территорию спортцентра, прохожу через парковку. Прямо – выставка дорогих спорткаров и внедорожников. Чего тут только нет – «феррари», «бентли», «мазерати», «брабус-мерседесы», «бэхи»… Среди них случайно затесалась «девятка». Интересно, чья? Я вхожу в стеклянную дверь, поднимаюсь по лестнице, стены крашены в приятный зеленоватый цвет. На них «фотографии наших чемпионов» – тех, кто здесь занимается или занимался и занял места на соревнованиях. В основном это бодибилдеры и фитнес-девочки. Далее следуют фото знаменитостей, которых здесь сфотографировали. Большая часть из них ни разу здесь не была. Заезжали посмотреть, в лучшем случае покупали абонемент и никогда не возвращались. Или же просто их удачно поймали в тот момент, когда звезда заехала забрать любовника или любовницу. Уговорили сфотографироваться. Подписей под фотографиями нет. Это же знаменитости, их знают все. Некоторых я и правда знаю в лицо. Некоторых никогда не видел, особенно молодых. Прохожу мимо ресепшена. Меня приветствует идеальная блонда. Обесцвеченные волосы, белая блузка, не слишком открытая, но подчеркивающая наличие груди. На шее тоненький золотой крестик.

Стойка перед ней покрыта рекламками нашего фитнес-центра. Цены здесь кусаются, но оборудование и близость к офису того стоят. Поэтому я хожу сюда. Я иду по коридору в раздевалку. Стены выкрашены в стальной цвет, и здесь нет ни одной фотографии.

Просто голые стены. Меня это устраивает. В раздевалке слышу обрывки разговора. Двое говорят за соседним рядом шкафов, поэтому я их не вижу, только слышу обрывки фраз про креатин, аминокислоты, глютамин, правильное питание. Здесь такие разговоры – как шелест листьев в лесу или как шум уличного движения в городе – через какое-то время просто перестаешь обращать на них внимание. Я переодеваюсь. Остаюсь в трусах. Смотрю на свое отражение. Раздевалка плохо освещена, поэтому кажется, что из зеркала смотрит незнакомец. Довольно высокого роста, раскачан, широкая грудная клетка, массивные плечи. Но сразу видно, что этот парень ни разу не сушился, просто качал да качал себе массу. Бицепсы не проработаны, как у бодибилдеров, не выпирают вены. Хорошо питается значит, даже излишне. Ноги, точнее икры, явно нуждаются в дополнительном внимании. А вот квадрицепсы выперли даже непропорционально. Пресс чуть обозначен, но тоже не проработан.

Парень явно любит таскать тяжелые веса, но на форму ему плевать, или же просто ленится. Очень короткая стрижка, светлые волосы, глаз не видно, темные впадины. Лицо выражает странное спокойствие, почти маска. Татуировок на теле нет, вопреки нынешней моде. Боксеры Calvin Klein сидят идеально.

Надеваю свою обычную форму – штангетки Аdidas, шорты и футболку без рукавов. Осталось захватить атлетический пояс, и можно идти качаться. В зале меня сразу же встречает Колян, здоровенный амбал под два метра, полностью бритый, кроме челочки а-ля гопники девяностых. На нем растянутая футболка, из-под которой выглядывают внушительные бицепсы, видавшие виды шорты и старые кроссовки, которые не всякий бомж надел бы. Коляну по барабану, он фанат, как и почти все здесь. Он работает в наркоконтроле. Черт знает, кем он там работает, я никогда не интересовался. Тот случай, когда меньше знаешь – крепче спишь. На жимовой скамье пыхтит Димон. Еще один исполин. Его профессия мне неизвестна. Грудная клетка у него просто невероятных объемов. Бывший бодибилдер, надо думать. На плече выцветшая татуировка «ВДВ», ладони вечно в магнезии. Его страхует Серый. Подрабатывает где-то в гламурном фитнесе тренером, сюда приходит отрываться и качать железо, как он говорит «реально». Сегодня в зале только мы. Понедельник, день тяжелый.

– Здарова, красавчик! – орет мне Колян. Он всегда, как говорится, на позитиве. Либо дело в стероидах, либо он такой сам по себе.

– Привет, – вымучиваю из себя улыбку. – Поработаем?

– Да мы уж давно тебя ждем. Что сегодня?

– Присед.

– Твой любимый? – язвит Колян.

Он знает, как я ненавижу приседать.

Я иду к силовой раме разминаться. Беру пустую штангу. Делаю пятнадцать приседаний. Ноги как будто каменные. Мышцы знают, что их ожидает шок, заранее боятся. Затем я ставлю на штангу две двадцатки. Теперь на ней шестьдесят килограммов. Приседаю еще пятнадцать раз. Мышцы греются. Восемьдесят. Сто. Сто двадцать на шесть. Сто сорок на пять повторов. Сто шестьдесят на четыре. Время надеть пояс и прыгнуть на сто восемьдесят. Мышцы молят о пощаде. Я автоматически прислушиваюсь к себе. Не ноет ли, не тянет ли где. Нет, все в норме. Просто я очень не люблю приседать, только и всего. Это ложный сигнал от мозга к мышцам. На самом деле, они в порядке, я знаю. Но подсознательно пытаюсь сам себя обмануть, найти причину снизить нагрузку. Я давно раскусил эту игру своего мозга, а он, бедняга, никак не сменит тактику. Затягиваю пояс, беру сто восемьдесят. Теперь штанга прогибается. Я сажусь в полный присед, и в момент, когда она пружинит внизу, выпрыгиваю вверх. Раз. Стою, штанга прогнута, жду, пока она успокоится, перестанет колебаться. Мне ни к чему лишние усилия. Сегодня я иду на двести, а значит, сейчас просто психологически готовлю себя к весу. Два. Ставлю штангу на стойки. Вылезаю из-под нее, ослабляю пояс. Теперь нужно немного попить воды. Но только немного, иначе можно сблевать. И решающий, рабочий подход. Прошу Коляна подстраховать меня. Он с сосредоточенным лицом становится позади. Он ничего не говорит, но я знаю – вытянет. Даже если я полностью потеряю контроль над снарядом, он вытянет. Я затягиваю пояс, залезаю под штангу. Черт, до чего же она тяжелая! Она как будто спаяна с чертовой обшарпанной стойкой, отлита из одного с ней материала. Я не подниму. Я не присяду с таким весом. Хочется убежать в раздевалку, быстро переодеться, даже не ходить в душ, сразу домой. Но вот я впечатываю спину в гриф. Штанга тонет в мышцах спины. Руки пошире. Так… Есть, оторвал от стоек. Какая же она тяжелая… Не думать, просто делать. Я приседаю. Мир меркнет, я встаю. Легко. Неожиданно легко встаю. Жду, пока снаряд успокоится. Вдох-выдох. Еще один присед. Третий. Четвертого я не помню. Колян говорит: «Сделал чисто, красавчик!» Черт возьми, все же двести килограммов! Смотрю на свое лицо в зеркале. Кровь прилила к щекам, скулам. Перенапрягся сегодня. Ненужная победа, которая нужна мне, чтобы продолжать жить. В этот день я делаю еще три подхода по четыре повтора в каждом. Я не помню, как я заканчиваю последний из них. Почти падаю у силовой рамы. Но зато теперь можно расслабиться и валять дурака. Я делаю жимы ногами в станке. Толкаю пятьсот кило, но в станке это так, семечки. Потом делаю сгибания и разгибания на тренажере, в суперсете. Мышцы горят. В конце тренировки уделяю минимум внимания плечам и бицепсам. Разводка гантелей и сгибания на бицепс по двадцать два килограмма. Все. Хорош!

Я выхожу из зала, в руке атлетический пояс. Я почти не чувствую его веса, мышцы приятно ноют после большой нагрузки. Бросаю пояс в шкафчик, беру полотенце, иду в душ. Кабинок здесь нет. Просто общее помещение со сливом в полу и несколько труб с душевыми насадками вдоль стены. Под горячими струями воды тело размякает как тесто. Я подставляю воде лицо, замираю и растворяюсь в ней. У меня сильная эрекция. Оглядываюсь кругом. Под соседним душем намыливает голову какой-то мужик. Отворачиваюсь к стене, стараюсь думать о чем-то неприятном. Мертвые собаки, вонючие свалки, наш офис, Лидочка. Черт возьми, почему я сейчас подумал о ней? Как ни странно, Лидочка помогает, член опал почти полностью, и я могу дотянуться до полотенца, прикрыть пах и уйти в раздевалку. Нет, нужна разрядка. Мне нужна разрядка. Одеваясь, я думаю, кому набрать. Лере или Яне? Есть еще Маша. Но это запасной вариант, до нее сложно дозвониться. Эрекция повторяется. Я с трудом натягиваю джинсы и размещаю полувставший член вдоль ляжки. На ресепшене сдаю ключ от шкафчика, выхожу в холл. Сажусь на диван, достаю мобильный, набираю номер.