И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

— Ещё.

— Ариш…

— Возьми меня. — Казалось ещё чуть-чуть и она опять заплачет.

— То есть! — округлил свои и без того большие глаза Беспалов. — Ты не понимаешь, что говоришь.

— Нет. Не понимаю. А должна? — Арина вроде бы даже немного обиделась.

— Это очень серьёзно, Аринка.

— Да! — вдруг ни с того ни с сего резко крикнула девушка. — А мама когда повесилась, она пошутила? А мама Жанна, когда делала всё это… и теперь она в тюрьме. А бог, когда создавал Валю, он думал, что принесёт столько страданий?

Парень опешил и даже слегка отстранился от её напора.

— Ты тоже хочешь наделать ошибок?

— Нет, я только лишь хочу быть твоей. Мама в тюрьме, Марго опять засела в своём училище, Вали больше нет, Макара я люблю, но сейчас понимаю, что только как друга, а ты… я хочу быть с тобой, Вань.

— Но ты и так со мной! Неужели ты этого не видишь?

— Нет. Не вижу. Ты только рядом. А я хочу… тебя…. в себе. Тогда я буду чувствовать себя… — не договорив, она принялась ломать пальцы. — Я бы никогда ни за что тебе в этом… — девушка сделала свои тонкие бровки домиком, — не призналась, если бы ты первый… тогда… Я и так сейчас со стыда…

— Пф-ф-ф… — повёл по волосам ладонью Ваня.

И опять ему нравился ход её мыслей. По сути, она делала то, о чём он тайно мечтал, снимала с его души грехи и сожаления слой за слоем. Это он должен был её соблазнять и уговаривать, а она… вот.

«Глупышка», — сжалось сердце Беспалова.

Пока он соображал или делал вид, что сомневается, Арина потянулась и поцеловала его в щёку. Потом лизнула его плотно сжатый рот. Когда она высунула язычок и, всё-таки раздвинув ему губы, провела по зубам, просясь внутрь, он не выдержал, грубо схватил её за талию и отстранил от себя. Но и это тоже было ошибкой, потому что девичье тело в руках трезвости ума не способствует.

Тяжело дыша, Иван смотрел на девушку, как бы прося о последней капле.

— Знаешь… — Арина вытянула шею и, не пытаясь вырваться, затараторила так, словно боялась, что он заклеит ей рот скотчем, — сегодня с утра звонила Марго.

— Как её наказали? — быстро спросил Иван.

— Их с Настей и Катей, это те девочки, которые там сидели, их заставили помогать костюмерам после уроков.

— И что она тебе сказала?

— Знаешь, что сказала эта их… Гета Семёновна, после того как мы с тобой ушли? Она сказала, что понимает, почему такому молодому доверили нас с Ритулей. Мы за тобой, как за каменной стеной.

Иван прищурился, пряча довольную улыбку. Он разжал руки и Арина высвободилась.

— Я это чувствую, Вань. — Она залезла ему под полы пиджака и положила ладошки на сорочку в месте ключиц.

Парень ощутил тепло её кожи и вспомнил, каким жарким и скользким бывает женское влагалище изнутри. А когда подумал о том, что перед ним девственница, где-то в одном из углов мозга ударили литавры.

Арина не знала его мыслей и поэтому продолжила:

— Когда ты со мной, я действительно это чувствую. Я хочу к тебе туда, за твою стену. Если ты, конечно, не брезгуешь девушкой, которая навязывается, — она закусила нижнюю губку.

Он улыбнулся и покачал головой, как бы не веря в то, что сейчас собирается сделать.

Беспалов притянул её к себе и склонился к ней одновременно. Он целовал её уже вполне серьёзно, почти по-взрослому, полизывая, дегустируя, присасываясь и орудуя языком уже у неё во рту.

Ощущение чистоты. Нетронутости и девственности человека. Девичьего тела, любящей души.

Раз он смог тронуть её сердце, всё остальное — это только вопрос времени.

Она была настолько открытой для него и новой, что он не смог остановиться и пошел поцелуями по её скулам, шее. Мягкими, трепетными. Иван всю душу вкладывал в касания. Он хотел, чтобы его нежность была достойна её невинности.

А Арине начало казаться, что он погружает её на дно реальности. Всё вокруг воспринималось сквозь толщу эйфории, возбуждения. Теперь уже в это можно поверить — её целует и обнимает Иван. Тот самый. Из детства. Он с ней. Она его заполучила. Это счастье.

Девушка понимала, что она что-то чувствует, но что именно разобрать не могла, да и не пыталась — она вся, абсолютно вся, до кончиков ресниц сосредоточилась на нем, своём человеке. На его губах, его волосах под её пальцами, его коже. Да, немного кололась щетина, но это ощущалось настолько пикантно.

Остановился он только возле ворота её домашней кофты.

— Ты боишься? — прохрипел сбившимся голосом.

— Да, — едва дыша, кивнула Арина. — Очень. Но если ты меня оттолкнёшь, — её глаза наполнились мольбой, — я умру.

Тогда Иван всё-таки ссадил её со своих колен на кровать и поднялся.

— Ты можешь становить меня в любой момент, если передумаешь, пока… — он стряхнул с плеч пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула у стола рядом. — Впрочем… — окинул взглядом картину перед собой.

Девушка хотела было снять кофту, но постеснялась, и поэтому попыталась вытащить хоть одну руку из рукава через ворот.

— Нет, — остановил её жестом руки Ваня, отогнув два пальца. — Я сам. — Положил он свои красивые, эталонные кисти на застёжку ремня.

Однако, только попробовал было вынуть фиксатор из дырочки, как Арина тут же уставилась на его пах, словно неискушенный зритель — на манипуляции фокусника: достанет тот из ящика змею или безобидного кролика. В один из моментов сквозь любопытство и решимость в её взгляде промелькнул неподдельный страх. Такой животный, неконтролируемый ужас.

Вообще-то, на извилистом, тернистом, богатом приключениями и случайными встречами сексуально-жизненном пути Беспалову девственницы как-то не попадались. Ни единой. Мало того, ни в его «истории», ни в «анамнезе» сверстницы практически не числились, и разница в возрасте в подавляющем большинстве случаев была не в его пользу.

Отсюда и опыта дефлорации у него не имелось никакого от слова «ноль». Бог миловал. И даже представлением о том, как она должна проходить правильно, он не обладал. Знал только, что там почти всё как в боксе — через кровь и страдания, а таких «прелестей» семнадцатилетней девчонке доставлять не хотелось. Вот уж совсем не про него. Он боксёр. Боль, которую привык и мог причинить Иван, вся там, на ринге, и у неё строгая гендерная принадлежность.

Поэтому парень решил действовать до первого «ой». Только ойкнет — всё, «кина не будет», и «секс» отменяется. Вернее, откладывается до лучших времён.

— Ты мне доверяешь? — спросил у хлопающей своими слипшимися от слёз ресничками девчушки.

— Конечно, — несмело дёрнула та остреньким плечиком, и уголки её губ заплясали в неуверенной зарождающейся улыбке.

После столь явно неудачной попытки котёнка издать рык львицы, Иван мысленно сделал жест «рукалицо», оставил ремень в покое и для начала просто вытащил рывком из-за пояса подол сорочки.