И смешно и грустно

Мимо него два крепких десантника, с раскрашенными лицами и черными банданами на голове, вели девушку со связанными руками. Он догадывался, кто она, куда ведут и что с ней будет дальше. Когда они поравнялись с ним, девушка, вся в слезах с родинкой под правым глазом, резко повернулась к нему и крикнула.

— Подполковник! Скажите им что-нибудь, я здесь недавно, я никого не убивала, дайте мне шанс! Скажите им что-нибудь!!!

Он ненавидел боевиков и все, что с ними связано. Эти гады просто объегорили его как пацана, когда договорился тайно сбыть боевикам две машины медикаментов. В тот день буквально растворились эти машины, а вместе с ними четыре солдатика и прапорщик Анопко. Ни солдат, ни прапорщика потом так и не нашли. Да и прапорщику замену он тоже не отыскал. Вдобавок, этим делом заинтересовались особисты, и, не вмешайся тогда его покровитель — генерал Токарев, с карьерой бы пришлось попрощаться. Поэтому только посмотрел им вслед равнодушно, а девушка все смотрела на него, повернув голову, и все время ему что-то кричала, пока не скрылись из виду.

Так полулёжа в кресле, он и вспоминал эти дни.

«Оттуда не возвращаются, но так похожа на ту… да и на войне тоже чудеса бывают. Прапорщик Анопко вон всплыл через четыре года с чемоданчиком фальшивых долларов. Мерзавец, всю жизнь ему доверял… кто знает… да и что я так переживаю? Мог ли я тогда что-нибудь изменить? Может, и мог…Хотя кто она мне?» — бормотал вслух уже под хмельком Григорий Иванович.

Зал был полон, кругом плакаты с изображением Григория Ивановича, с наградами и без них. Прочитав речь, составленную лучшими специалистами пера и слова, будущий депутат приготовился отвечать на вопросы.

Первой поднялась женщина, и Григорий Иванович вздрогнул — это была та самая женщина с родинкой под правым глазом. Но она ничего не стала спрашивать, она, сразу глядя в его сторону, стала кричать и плакать:

— Скажите им что-нибудь, я ведь здесь недавно, я же никого не убивала, дайте мне хоть один шанс! Ну, скажите им что-нибудь!!!

Никто не повернулся в её сторону, все ждали, что же он ей ответит. Он растерянно смотрел на помощников, те почему-то тоже молчали и смотрели на Григория Ивановича. Растерянный кандидат, поворачивая голову от помощников, просто промямлил: «А что я им скажу?». Сказал, но не увидел ее лица, вместо него красноватый оптический прицел «Драгунова» и красивый красный ноготок на курке…

Тут же проснувшись, весь в холодном поту Григорий Иванович просто подпрыгнул на кресле, потом кинул в стену стакан и заорал: «Да что ты ко мне прицепилось, наваждение чертово!».

Утром кандидат проснулся в дурном настроении, уже хотел отменить встречу. Но побоялся, что второй раз люди не придут.

Вадик его уже ждал, хмурый Григорий Иванович даже не поздоровался с ним в ответ на его приветствие. Нервно кинул портфель и стал садиться в машину. Они даже не видели, как в стоящей напротив «девятке» вдруг опустилось стекло и жуткий грохот «Калашникова» разорвал тишину московского утра. Падая, он увидел только серые глаза того парня в вязаной шапочке.

«Странно как-то… а где же та женщина?» — но это были уже его последние мысли.

Человек-паук

— Саша! — кричит мне в трубку сестра Нина.

— Что! — бурчу я, недовольный тем, что меня разбудили в субботу, когда можно было бы выспаться.

— Я тебе Антошку привезу сейчас! Посиди с ним, а то нам с мужем смотаться по делам надо.

— А что я с ним делать буду? Я не привык с маленькими детьми сидеть.

— Что? Поиграй с ним да накорми, что ты себя уже в детстве не помнишь?

— Плохо помню… — вздыхаю я.

Антон — это мой племянник, взрослый пацан шести лет. Почему взрослый? Не по годам смышлёный и с хорошо развитой речью. Нина — моя старшая родная сестра. Родственников выручать надо и потому, почти безропотно, соглашаюсь.

Через час открываю дверь, и племянник появляется на пороге моей квартиры — один, с детским автоматом в руках.

— А мама где? — спрашиваю я его.

— Они торопятся… я из машины вышел и сам к тебе пришёл, сам на лифте доехал, — гордо сообщил племянник и выпустил в меня очередь из яркого пластмассового автомата китайского производства. Лампочка на конце автомата замигала, а из встроенного динамика полилась трель, отдавшись эхом по всему подъезду.

— Ну, проходи…

Антошка сбрасывает сандалии и быстрым шагом проходит по комнатам.

На его симпатичном детском лице появляется удивление:

— А «плейстэйшена» у тебя нет?

— Нет. Зачем он мне?

— А как ты тогда играешь? — изумляется он. — У меня и папа на другом джойстике со мной играет.

Что тут сказать, компьютер я, наверное, куплю, но не скоро. Чем порадовать его не знаю.

— Даже «Дэнди» нет… — расстроено заключает он. — И что я у тебя делать буду?

— Ты завтракал?

— Нет. Мама сказала, что ты меня накормишь.

Делать нечего, иду жарить яичницу с колбасой. Сам наблюдаю за ним. Антон ходит по комнате, без конца выдвигает ящики из шкафов, чувствует себя у родного дяди хозяином. После проверки шкафов подходит очередь до полки с видеокассетами. С ужасом вспоминаю о кассетах с двусмысленными названиями и недвусмысленным содержанием.

— Антон, пошли есть! — кричу из кухни.

Антон садится за стол, я быстро выдергиваю с полки непотребное и прячу в платяной шкаф.

Поев, он возвращается к полке и начинает просматривать обложки.

— Это все я видел. А вот самой нужной нет, — грустно сообщает Антон.

— Какой такой самой нужной?

— «Человек-паук». Я все фильмы и мультфильмы просмотрел про него и ещё бы посмотрел. У меня даже игра эта на «плэйстэйшене» самая любимая.

— Ну раз ничего нет интересного, давай я тебе сказки почитаю.

— Я не люблю сказки!

— Почему?! Я же тебе с выражением прочитаю.

— С каким выражением? — не понимает он.

— Садись в кресло! — приказываю я ему, а сам достаю книгу «Русские народные сказки».

Как ни стараюсь читать громко и выразительно, Антон со скукой и некоторым недоверием слушает меня.

— И как это — ведра пошли, с моторчиком что ли? — перебивает он моё чтение «По щучьему велению».

— Нет, без моторчика, — отвечаю я и пытаюсь ему как-то это объяснить, но ничего не получается.

Когда мы дошли до Емели на печке, Антон посмотрел с сомнением в сторону кухни и сказал:

— Не хочу такую сказку — одно враньё.

Я пытаюсь начать следующую, но его интерес быстро пропадает. Времени до приезда сестры еще много. Чем развлекать игрозависимого племянника я уже не знаю.

— Вот если бы про человека-паука почитал бы, то я бы послушал.

— Но человек-паук — это тоже сказка! — начинаю с ним спорить.

— Нет, не сказка. Вон Виталька с моей группы с родителями в Америке был, так он там его живьем видел!

Я, в свою очередь, вытаращиваю глаза:

— Где?!

— Не знаю, говорит — видел. Настоящего!