И солнце взойдет. Он

– Яснее и не скажешь, – процедил он, а затем вылетел прочь из кабинета. Следом за ним, приветственно помахав Рене рукой, спокойно вышел Дюссо.

Ну а доктор Энгтан вздохнула и покачала головой.

– Я приношу извинения за поведение и слова моего врача, – спокойно проговорила она, словно ничего не было. Так, небольшой обмен мнениями. – Надеюсь, это никак не повлияет на ваши будущие деловые отношения. Увы, доктор Ланг слишком упрям и не любит брать учеников. Но Рене Роше слишком ценное приобретение, чтобы…

– Вы не должны были так делать, – неожиданно даже для самой себя перебила Рене. Она не знала, где набралась наглости договорить до конца, но и оставить произошедшее неразрешённым не могла.

– Прошу прощения? – Энгтан казалась искренне удивленной.

– Какими бы благими намерениями вы ни руководствовались, но доктор Ланг вряд ли заслужил подобное обращение. Профессор Хэмилтон всегда говорил, что наставничество – это в первую очередь доверие. А разве можно доверять кому-то насильно? – Рене поднялась и подхватила плащ. – Вы ведь даже не предупредили его, что я буду здесь, верно?

Она посмотрела на главного врача, и когда та не ответила, нервно стиснула плотную ткань.

– Прошу меня извинить, – пробормотала Рене и вылетела из кабинета.

Она бежала так быстро, как только могла, и постоянно озиралась по сторонам в поисках Ланга. Надежда, что разгневанный хирург не успел уйти далеко была призрачной, но всё-таки оправдалась, когда в конце коридора Рене заметила его высоченную фигуру в чёрном. Он точными росчерками подписывал какие-то бумаги, что совала ему под нос светленькая медсестра, и, кажется, собирался уходить. По крайне мере, его левая рука уже тянулась к ведущим на лестницу тяжёлым железным дверям, когда, наплевав на любые правила приличия, Рене бросилась к нему и крикнула:

– Доктор Ланг, подождите. Пожалуйста. – Она торопливо стучала каблуками по резиновому покрытию пола. – Мне нужно вам кое-что сказать.

Мученически закатив глаза, заведующий отделением поставил последнюю закорючку, что-то с улыбкой шепнул медсестре и повернулся к спешившей к нему навстречу взлохмаченной Рене. Без особого интереса он следил за её быстро приближавшейся фигуркой и от скуки едва не зевал.

– Что вам ещё нужно? – лениво спросил Ланг, стоило ей остановиться.

– Я… Я хотела бы извиниться за то, что произошло сейчас в кабинете, – быстро проговорила она и, так как никаких комментариев не последовало, продолжила: – За сказанные вам слова, за всю ситуацию, которая случилась из-за меня. Поверьте, я не знала и действительно не хотела, чтобы так вышло.

– Неужели? – странным тоном произнёс Ланг, а затем скрестил на груди руки, отчего прямо перед носом Рене оказался странный лабиринт татуировки.

Задрав голову, чтобы смело посмотреть в золотистые глаза, она никак не могла истолковать пойманный взгляд. Чего там было больше – насмешки, интереса или же напряжения. Впрочем, вся поза доктора Ланга выражала едва сдерживаемое нетерпение, словно он уже был готов запрыгнуть на свой байк и умчаться прочь. Право слово, не человек, а рождённое в плоти и крови олицетворение стремительности. И всё же Рене должна была договорить, а он выслушать.

– Для меня попасть сюда, к вам, такая же неожиданность. Не так я представляла свою карьеру, однако случилось то, что случилось. Да, моя специализация и практика не были столь обширны, скорее, наоборот… но я почту за честь учиться у вас. И прекрасно понимаю, что вы имеете полное право думать обо мне так… – Она на секунду замялась, прежде чем договорила: —Так, как сказали.

Рене перевела дыхание, не заметив, что руки принялись машинально теребить пояс плаща, а Ланг всё стоял и смотрел на неё сверху вниз. Молчание затягивалось, и надо было бы сказать что-то ещё, но слова больше не шли. Наконец, Энтони Ланг хрустнул длинными пальцами, посмотрел куда-то поверх её головы и небрежно бросил:

– Имею право, говорите? – Он презрительно скривился. – Нет, мисс Роше, не имею. Однако, раз вам настолько нравится унижаться, то я, пожалуй, продолжу так думать и дальше.

– Сэр… – попробовала было заговорить Рене. Чёрт, он всё понял неправильно! Совершенно неверно!

– Мисс Роше, – раздражённо оборвал её Ланг. – Засуньте свое благородство в рот, прожуйте и протолкните в глотку, постаравшись не подавиться. И бегите отсюда прочь прямо сейчас, пока ещё не пожалели, что вообще переступили порог этой больницы.

– Но…

– Ваша смена начинается завтра в половину шестого, и я настоятельно рекомендую туда не явиться. – Он снова взялся за дверную ручку, но Рене, которая, видимо, набралась хамства у него же, прижала ладонь к створке, не дав открыть.

– Сэр, пожалуйста, выслушайте меня. Вы неправильно поняли… Умаление прав на извинения одной из сторон для неё унизительно. Помните? Это ваши слова. Я всего лишь хотела…

Она резко оборвала себя, потому что Ланг стремительно наклонился, отчего его бледное лицо оказалось слишком близко, и процедил:

– До свидания, мисс Роше.

А в следующий миг он рванул створку, вынудив пошатнувшуюся Рене инстинктивно схватиться за край откоса, в один шаг очутился на лестнице и резко захлопнул за собой дверь. Причём сделал это с такой силой, что грохот разнёсся по всему коридору, зазвенев в стёклах перегородок и кабинетов.

Рене шарахнулась в сторону всего лишь на мгновение позже удара закрытой двери. Но этого, конечно, никто не заметил, как не обратил внимание на её безумный взгляд и выступившую на лбу испарину проходивший мимо персонал. А она сама не понимала, как сумела не заорать. Почему вообще устояла на ногах, а не рухнула на пол у чёртовой двери с воем и воплями. Больно было так, что перед глазами на несколько секунд всё пошло цветной рябью, и к горлу подкатила тошнота. Открыть глаза было страшно, но Рене всё равно медленно подняла левую руку и боязливо уставилась на ободранные пальцы, прежде чем инстинктивно прижала к груди пострадавшую кисть. На прижатых дверной створкой фалангах уже собиралась кровь, но Рене беспокоило вовсе не это. Осторожно, боясь сделать слишком резкое движение, она согнула и разогнула горевшие огнём пальцы, а затем перевела безумный от боли взгляд на равнодушную светло-серую дверь. Боже…

Руки хирурга – предмет его гордости. Незаменимый инструмент. Смысл жизни. Можно разбить окуляры, остаться с одной ногой или вовсе без них. Но нельзя оперировать без идеально послушных рук. И теперь Рене могла только надеяться, что к половине шестого утра её едва не перебитые пальцы будут способны удержать хотя бы пинцет. Господи, ну до чего же неудачная вышла случайность!

Глава 4

Остаток дня Рене провела, бегая по этажам и «наслаждаясь» прелестями учебной бюрократии. Она знакомилась с новыми коллегами, составляла в голове примерную карту местности и с тревогой ждала вечера, когда придётся вернуться домой и напрямую столкнуться с последствиями. Прижатые дверью пальцы болели. Да что там! Они пульсировали и ныли в такт сердцебиению всякий раз, стоило подняться несколько пролётов по лестнице или влететь в закрывавшийся лифт. А любая попытка ими пошевелить вызывала горькое желание разреветься.

Вернувшись в кабинет Лиллиан Энгтан после неудавшегося разговора, Рене до конца интервью старательно прятала руку в складках плаща. Она знала, что пачкает его кровью, но отчаянно не хотела вопросов или (не приведи господи!) очередного конфликта. На сегодня хватило для всех унижений, и снова подставлять доктора Ланга под гнев главного врача было бы слишком жестоко. Однако по тому, как неловко Рене подхватила протянутую толстую папку, стало понятно, что притворщица из неё вышла аховая. Но Энгтан промолчала, только нахмурилась сильнее и отпустила с миром покорять дороги бумажной волокиты.