И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
Выслушав меня, МСЭ продлила мне инвалидность, вследствие чего продлилась и моя пенсия, благодаря чему я смог отложить денег на нетбук, на котором я сейчас печатаю эти строки, и на котором я намерен выйти в интернет для связи со всеми заинтересованными в издании моей Книги, - а такие уже есть, я знаю, - со всеми, готовыми мне помочь и с Книгой, и вообще.
Подвиг моей тёти
Мне в моей Книге обязательно следует отметить подвиг - другого слова не подберу - моей тёти, тёти Надины, которая регулярно навещала меня не только тогда, когда я сидел-лежал в Петербурге сначала в "Крестах", а затем на Арсеналке, но и когда меня перевезли в Ленинградскую область в Дружносельскую психбольницу, и не с пустыми руками она ко мне приезжала, а полностью нагруженная продовольственными продуктами и запрашиваемыми мной вещами. Так, в апреле по моему запросу она привезла мне в тележке на колёсиках, с которой она ко мне приезжала всегда, книги по немецкому языку в количестве 19 штук в дополнение к одной, бывшей при
Информация из Интернета
В июне 2012 года я получаю от тёти Надины письмо, в котором находились 3 листа распечатки Интернет-переписки по поводу моей Книги заинтересованными в её издании лицами, как русскими, так и иностранными, физическими и юридическими, то есть издательствами. Подчеркну, что в дурдоме Интернет больным недоступен, запрещён. И письма подвержены перлюстрации и цензуре лечащими врачами. Поэтому письмо от моей Тёти сначала прочитала заведующая 1-ым отделением Алла Петровна Чахоткина. Она передала его мне со словами:
– По поводу содержимого этого письма, я знаю, нам есть о чём поговорить с вами. Я предвижу, что нам потребуется для обстоятельной беседы много времени, поэтому я предлагаю вам подождать до того времени, когда я смогу уделить вам его побольше, а не комкать беседу.
После прочтения мной этой Интернет-переписки слова Аллы Петровны меня обнадёжили, что дело издания моей Книги наконец-то может тронуться с мёртвой точки. Я обмолвлюсь, что существует изданный Ельциным в 1992 году ещё до принятия Конституции Закон Российской Федерации "О психиатрической помощи и гарантии прав граждан при её оказании". Согласно этому закону права пациентов-дураков ограничены усмотрением лечащих-калечащих врачей-психиатров, то есть вроде бы есть право переписки, но переписка перлюстрируется-цензурируется, и неугодное врачам, да хотя бы критика в их адрес является причиной неотправки письма адресату; за обращение к прокурору на очередной комиссии, следующей за обращением, на этой комиссии продлевают лечение ещё на полгода; свидания вроде бы разрешены, но фактически откровенно поговорить с навещающими нельзя, так как свидания проходят в присутствии медсестры и охранника; по телефону тоже разговаривать вроде бы можно, а фактически не дают, а Интернет действующим законом не упоминается, так как он появился позднее.
Итак, заинтересованные лица хотят со мной связаться любым способом, готовы даже приехать ко мне в больницу на свидание со мной. Когда меня Алла Петровна, заведующая 1-ым отделением, пригласила к себе в кабинет, там я увидел целое собрание по мою душу. Кроме заведующей присутствовали старшая медсестра, психолог, соцработник и ещё кто-то: всего 6 женщин. Отвечала отказами на мои "Мне хотелось бы..." заведующая Алла Петровна. Остальные только кивали головами да поддакивали, что всё в больнице нельзя, потому что больница является "режимным объектом", что было мне не понятно, что это такое, но объяснения, что это такое, я от ни не требовал, и не указывал им, что их отказы мне на мои просьбы поговорить с заинтересованными лицами по телефону или встретиться с ними являются незаконными. В Интернете для связи с этими лицами женское собрание мне тоже отказало.
Мне оставалось только ждать приезда ко мне моей тёти в середине лета, чтобы ей объяснить, насколько я разъярён-раздосадован отказом мне в моих правах в общении с заинтересованными лицами, чтобы она сама или с помощью знакомых связалась с этими лицами через Интернет и выразила им мои сожаления, что ничего сейчас сделать нельзя, и мою досаду и ярость по этому поводу. Но, к моему сожалению, моя тётя, сильно занятая каникулирующими внуками, так и не смогла ко мне выбраться в Дружноселье тем летом, и мне оставалось только писать. Я написал письмо одному немецкому издательству, в котором я не указывал, что нарушается "Закон о психиатрической помощи...". Вот оно.
В ХХХХХХХХХХ
Издательский Дом
YYYYYYYYYY
Acquisition- редактору N
Уважаемый N!
От поддерживающей со мной связь моей тёти Павловой Надежды Викентьевны я получил распечатку Вашего предложения в Интернете о публикации моей Книги "...на Марс,.." представляемым Вами ХХХХХХХХХХ Издательским ДомомYYYYYYYYYY. Да, я заинтересован в публикации моей Книги. Сейчас я продолжаю находиться в Дружносельской психиатрической больнице, расположенной по адресу: 188330, Россия, Ленинградская область, Гатчинский район, п/о Сиверский, ДПБ, 1 отделение. Вы можете писать на этот адрес в ближайшие месяцы. Но вступить с Вами в серьёзную переписку, то есть с обсуждением условий публикации моей Книги, я не могу, пока не выйду из психбольницы на свободу, так как в психбольнице отсутствует тайна переписки. Так же и на свидании со мной моя тётя не сможет передать мне от Вас никакой конфиденциальной информации, ни устной, ни письменной. И я ей. Таковы здесь порядки, так что придётся Вам подождать какое-то время. Возможно, что меньше года. И на свидание со мной Вас
не пустят. Да оно, впрочем, и не нужно, коли не будет на нём конфиденциальности.Книгу мою можно и нужно дополнить, ведь жизнь не стоит на месте. Кроме того, существуют некоторые моменты, сознательно мной неосвящённые в прочитанной Вами редакции моей Книги по разным причинам. Так что, я смогу дополнить свою Книгу только оказавшись на свободе. И лучше всего als duldig in Deutschland, так как в России нужной мне меры свободы не существует, и я боюсь новых репрессий. Я ведь и так уже в полном смысле этого слова диссидент: как в былые советские времена мыслящих людей за убеждения сажали в психушки, так и меня в новое для России время. Только за моё желание возродить в России абсолютную монархию и воцариться самому!...
Считаю правильным не скрывать от Вас, что в издании моей Книги "...на Марс,.." заинтересованы кроме Вас и третьи лица, как российские, так и иностранные, в том числе японские.
Я бы с удовольствием написал Вам письмо по-немецки, но догадываюсь, что его бы не пропустила больничная цензура. Приведу лишь пословицу, сочинённую мной сначала на немецком языке, иллюстрирующую моё восприятие моего окружения в психбольнице. Es ist zu schwer, einer Kartoffel heil zu bleiben, wenn alle andere Kartoffeln um die herum faul sind. Очень трудно картофелине остаться невредимой, если все другие картофелины вокруг неё гнилые...
Надеюсь на Ваше понимание меня и моей ситуации.
7 августа 2012 года
Павлов Алексей
Следует вспомнить, что когда я набирал текст этого письма на своём нетбуке, за моей спиной встал и стал читать его санитар, а прочитав, он сказал мне:
– Ты что? С ума сошёл? Разве можно писать такое?
Как будто я написал что-то запрещённое или какую-нибудь выдал тайну! Но пока я ещё верил заведующей отделением Алле Петровне, которой предстояло читать это письмо перед его отправкой. Я верил ей! Что она порядочный врач, порядочная женщина, что просто она не главная в больнице, и поэтому отказала мне во всех моих вариантах связи с издателями и околоиздательскими лицами. Я верил ей и надеялся, что на написанное таким вот образом письмо я получу хоть какой-нибудь, да ответ...
Продолжение данной темы чуть позже. А пока:
Трусы
Для начала упомяну, что на Арсеналке все пациенты ходили в своей одежде, в том числе в своём нижнем белье. Поэтому на отделениях хорошо была организована стирка. В Дружносельской же психбольнице нательное бельё и пижамы выдавались. И стирка была плохо организованной: по двое в порядке живой очереди. И ещё в 2011 году на 1-ом отделении я однажды умудрился натереть себе тесными трусами (других не было на раздаче) между ног. Ой, доложу я вам, заживало там очень долго, потому что ноги всегда в движении, и пройма трусов вечно елозила там. Поэтому в 2012 году, когда я не мог подобрать себе трусы по размеру, я обратился к выдающей их сестре-хозяйке с просьбой всё-таки поискать ей у себя на складе трусы нужного мне размера. Она принесла мне новые трусы, но и они оказались мне тесны. Тогда сестра-хозяйка ещё раз пошла за трусами. Принесла. Я их одел, предварительно посмотрев, где у них перед, а где зад. Одев же их, я почувствовал, что одел их задом наперёд. Переодеваю их наоборот. Но и на этот раз у меня появилось ощущение, что я их одел задом наперёд. Но не может же такого быть, чтобы у трусов было 2 зада и ни одного переда! На этих трусах оказалось, что такое может быть! Ну что ж, придётся до следующей бани носить такие, - решил я. Носил я их сутки, а на следующий день уже весь извёлся от неудобных, плохо сидящих на мне трусов. Тогда я оторвал бывшую на них с внутренней стороны бирку. На ней указывалось, что сделаны они ИЧП, то есть индивидуальным частным предпринимателем, а материал указан чистый хлопок. Ах, вон оно что! Видно, не достать было этому ИЧП старых советских выкроек для трусов, и он их сделал сам как смог, то есть плохо. Да и на ощупь эти трусы - чистая синтетика, прям такие деревянные трусы. Осматривая оторванную бирку от трусов в палате, я комментировал вслух другим пациентам свои открытия. А заключил я свои высказывания об этих трусах своим намерением написать заявление на имя главного врача больницы, чтобы у этого ИЧП больше трусы не закупали. Этот мой монолог о трусах слышала сидевшая и отдыхающая в коридоре (палаты у нас были без дверей) уборщица-старуха. А также услышал один пациент, у которого были свои новые запасные трусы. Он их мне подарил, узнав о моих мучениях. Я был так растроган, что отдал ему свою шоколадку, ведь я же его не просил о трусах. А расчувствовавшись и потому что источник раздражения иссяк с заменой мной трусов, я решил не писать главному врачу ничего. То есть я совсем остыл. Но о своём решении больше ничего не писать я уже никому не говорил, тем более лично старухе-уборщице.
А по утрам в кабинете у заведующей отделением проходила пятиминутка, на которой старой сменой рассказывалось врачам о происходящем на отделении за время их (врачей) отсутствия. Видно, старуха-уборщица доложила как смогла, потому что чт'o тут было! На следующий день меня вызвала к себе в кабинет заведующая отделением Алла Петровна Чахоткина и обрушилась на меня так, что я даже сразу и не понял, о чём это она:
– Что это вы вздумали! Вам не нравится на нашем отделении?! Я вас вмиг переведу!