И ты, Брут...

— Что случилось, Игорек?

Ну не стану же я ему объяснять, что решил сменить профессию тренера на профессию налетчика.

— Да так, надоело работать, — нашел я более менее подходящую причину для своего ухода.

Но завуча почему-то мой ответ не удовлетворил.

— Обиделся за то, что я тебя премии лишил? — догадался он и залебезил: — Да это же я просто так сказал, Игорь. Не бери в голову, получишь ты свою премию, как все.

Ну нельзя же так унижаться. Так и уважение коллег потерять можно.

— Премия здесь ни при чем! — заявил я с достоинством. — Для увольнения у меня есть иные причины, но сообщить о них я вам не могу. Так что извините за все. Банкета по поводу моего ухода с работы не будет. Зайду на днях в ДЮСШ, напишу заявление. Еще раз извините и до свидания!

Разумеется, было бы глупо рассчитывать на то, что удастся так легко отделаться от завуча.

— Постой, постой! — прицепился он ко мне. — Как же ты так можешь поступить с детьми? Где я тебе нового тренера найду? Доведи группу до своего отпуска, а там можешь увольняться.

Обычная уловка любого начальника, который не хочет расставаться с хорошим (смею таковым себя считать) работником — потянуть время, а там, как говорит одна восточная пословица, либо падишах умрет, либо ишак сдохнет. Но я на провокации решил не поддаваться.

— Я увольняюсь, Иван Сергеевич, — произнес я твердо. — А искать нового тренера и не нужно. Распределите пока мою нагрузку между другими тренерами, протарифицируйте и дело с концом.

— Погоди, Игорь, — снова затараторил Колесников. — Может, ты другою работу нашел?

— Да нет же! — невольно усмехнулся я, проявлению завучем ревнивого чувства. — Лучшей работы, чем у нас в ДЮСШ, в мире не сыщешь. Я пока никуда не устраиваюсь.

— Так на что же ты жить будешь? — удивился Колесников.

Я взглянул на пачку долларов, все еще лежавшую на журнальном столике. И он еще спрашивает. Да на такие деньги можно жить несколько лет, нигде не работая. Волынку с завучем "увольняюсь не увольняюсь" нужно было заканчивать, а то душа у меня мягкая, могу поддаться на уговоры. Я еще раз попрощался и положил трубку.

Конечно, я мог бы и не уходить с работы, взять на недельку отпуск без содержания, завуч, сейчас пошел бы мне на любые уступки, но постольку, поскольку моральный облик воспитателя подрастающего поколения не совместим с моральным обликом падшего человека, принял решение расстаться со спортшколой. Итак, выбор сделан. Что чем я оправдывал, собираясь на это дело, я и не знал: то ли свое малодушие жаждой наживы, то ли жажду наживы малодушием, но что бы чем я не оправдывал, главное что меня толкало на этот поступок, и в чем я не хотел себе признаваться, была трусость. Я ужасно боялся толстяка и его разоблачений.

В общем, оделся я, побрызгался одеколоном, вышел из дому и полетел на встречу с дьявольской компанией, как мотылек на пламя свечи. Прощай безгрешная жизнь, прощай светлое будущее!

Лидия Ивановна, к моему удовольствию, еще не заступила на пост. Я благополучно прошмыгнул мимо ее подъезда и спустился с горочки к остановке. В сторону стоявшего на кольце троллейбуса даже не взглянул. Имея на журнальном столике десять тысяч баксов, можно раскошелиться на такси. Я поймал тачку, которая в два счета доставила меня к нужному месту.

Эпоха социализма подарила каждому или почти каждому городу бывшего Союза как минимум по улице Пушкина, памятнику Пушкину и прилагающуюся к нему площадь Пушкина. Много чего произошло с тех пор, как началась перестройка. Но какие бы катаклизмы не происходили на территории постсоветского пространства, сколько бы не переименовывали улицы, площади и парки, сколько бы не сносили памятники, все, что касалось имени горячо и всенародно любимого поэта, осталось нетронутым. Наш бронзовый Александр Сергеевич стоял на высоченном постаменте на площади своего имени в самом начале, похожего очертаниями на каплю, сквера, обтекаемого со всех сторон потоками автомобилей. Заложив руки за спину, поставив ногу на камень, великий поэт с задумчивым видом смотрел куда-то вдаль, очевидно, сочиняя очередное стихотворение, возможно даже, посвященное Керн, хотя, я думаю, городская площадь не вполне подходящее место для творчества. Впрочем, у великих свои причуды. Им виднее, где лучше сочинять свои шедевры.

Толстяка видно не было, а Настя и Чума уже находились на месте. Со стороны они напоминали молодую чету, пришедшую возложить цветы к памятнику. Со стороны… Но уж я-то знал за каким чертом приперлись сюда эти любители поэзии. Я выскочил из такси, перебежал дорогу и направился к парочке. На Насте сегодня были темно-синие джинсы в обтяжку и свободная синяя на выпуск рубашка. В этом наряде она еще больше смахивала на мальчишку. А вот Чума не баловал свое тело частой сменой туалета. Я его видел третий раз, и третий раз на нем была все та же клетчатая рубашка и старенькие вытертые джинсы. Парень и девушка моему появлению обрадовались.

— Здорово, здорово, — крепко пожимая мне руку, сказал Санек. — Я был уверен, что ты заявишься. Мы теперь на одном поводке у Валерки бегаем.

Настя тоже протянула мне руку. Ладошка у нее была узкой и мягкой.

— А вот я не надеялась тебя увидеть, — призналась она с улыбкой, щуря от яркого солнца глаза. — У тебя все в порядке?

Я поправил на носу свои ультрасовременные очки.

— А что у меня должно быть не в порядке? — бодро сказал я. — Все в норме.

Чума тоже испытывал ко мне интерес.

— Ладно, ладно, хватит вам ворковать, — заявил он, презрительно. — Ты нашу с Настей долю принес?

Пришлось разочаровать Чуму.

— Нет, Санек, баксы дома остались. Вначале посмотрим, какое дело предложит нам этот самый Валера. И если дадим окончательное согласие, тогда и поделим деньги.

Чума сразу ощетинился.

— Ты думаешь, у нас есть выбор? — воскликнул он запальчиво. — Скажи спасибо за то, что толстяк нам бабки отстегивает. А то заставил бы пахать на него задарма. Мы же у него на крючке сидим.

— То-то и удивительно, — промолвил я озабоченно, — что он нам деньги предлагает за то, что мог бы заставить нас сделать бесплатно. Здесь что-то не так.

— Что? — с любопытством уставилась на меня Настя.

— Кабы я все мог знать и предвидеть, — ухмыльнулся я, — то никогда бы не попал в глупую историю наподобие этой с Валерой.

— Да бросьте вы! — досадливо отмахнулся Санек. — У мужика, видать, куры денег не клюют. Вот он и сорит ими направо и налево. Платит нам и ладно, а остальное выбросите из головы.