И в болезни, и в здравии, и на подоконнике
Шрифт:
– Я хочу, чтобы он получил работу! На которую имеет полное право! – тут же вспыхнула Делл.
– Да-да, конечно. Ты, главное, не волнуйся. И вытрись. Ты, когда в режим паладина переходишь, утрачиваешь связь с реальностью.
– Что?
– Ты в джеме. По уши.
Брезгливо поморщившись, Делл попыталась облизать губы. Темно-багровые с благородной сединой усы стали немного поуже. Ну кто бы мог подумать, что присыпанный сахарной пудрой джем обеспечивает такой удивительный колористический эффект.
– Молодец. Уже не Фридрих Ницше. Максимум Сальвадор Дали, - Петер второй раз укусил пончик – и пончик кончился. Делл
– Ну естественно. Проблема именно в пончиках, - Делл демонстративно откусила крохотный кусочек теста и начала его старательно пережевывать.
– А это, между прочим, социальная дискриминация. Руководствуясь искаженной казуальной атрибуцией, ты стигматизируешь меня на основании моих габаритов, - Петер выбрал самый большой пончик на тарелке и утрамбовал его в рот, с трудом захлопнув челюсти. – У феня буфет мофальная фрафма.
– У тебя и физическая будет. Ты же челюсть сейчас вывихнешь, придурок, - откинувшись на диване, Делл нащупала пряжку ремня и ослабила ее на пару дырок. – Фух. Я обожралась. А мы так ничего и не выяснили по существу вопроса. Ты что-то хотел сказать?
С трудом пропихнув полупережеванный пончик в глотку, Петер обильно залил его кофе и сделал могучий глоток. Тесто плюхнулось в желудок, тяжелое, как кирпич.
– Да. Хотел. Делл, ты не права.
– Что, правда? Серьезно? Ну надо же! Делайла опять не права. Какая свежая, оригинальная мысль. Никогда такого не слышала, – Делл энергично взмахнула чашкой, и кофе, перехлестнув борта, вплеснулось на футболку. – Вот же блядь! – воровато оглянувшись, Делл убедилась, что все посетители кафе заняты своими делами и щелкнула пальцами. По футболке запрыгали зеленоватые искры, пятно побледнело и растворилось.
– Ладно. Пускай я не права. Можешь объяснить, в чем именно?
– Могу. Тот мужик… как его… Говард. Конечно, он повел себя как полный мудак – но посмотри объективно на факты. У парня действительно серьезный проблемы. И лишние стрессы ему не нужны.
Делл улыбнулась мечтательной, нежной, до омерзения терпеливой улыбкой. Петер отлично знал это выражение лица. Такая вот поганая ухмылочка означала: Делайла знает, что ты облажался. Знает, где именно ты облажался. И знает, как половчее прихватить тебя за яйца в этой связи.
– Допустим. Ладно. У парня действительно проблемы. И он действительно не готов к нагрузкам. Но давай рассуждать логически. Я предлагаю Паттерсону довольно спокойную работу – которую он, кстати, очень хочет. А ты предлагаешь вышибить его на улицу, предварительно натыкав носом в этот проклятый окоп, как котенка в лужу. Не очень похоже на эффективную защиту от стресса. Так что ты можешь придумать хоть сотню возражений – но мне эту херню на уши не вешай. Никакой проблемы тут нет.
– Серьезно? Нет проблемы? – Петер отодвинул тарелку с пончиками и наклонился – близко, словно для поцелуя. – Делайла, кисонька. Проблема в тебе. Я уважаю твои высокие моральные принципы, но давай не будем обманывать себя. Ты генерируешь пиздец, как трансформатор – магнитные поля. Портовые склады в Нью-Джерси помнишь? Это было стандартное задержание. И чем все закончилось?
Самодовольная улыбочка застыла, треснула и рассыпалась в пыль.
– Да ладно. Один раз же было!
– Лонг-Айленд.
– Ну два, - Делл сосредоточенно потыкала в бортик тарелки пальцем.
– Бронкс?
–
Да блядь! Ты на чьей стороне вообще? – Делл тыкнула в тарелку так яростно, что сахарная пудра взлетела над ней, как миниатюрный ядерный гриб.– Пенсаколла. До утра тушили. Воды вылили столько, что куры брасом плавали.
– Петер! Ну имей ты совесть! При чем тут Пенсаколла? Я же не собираюсь жернокнижников на живца ловить! Паттерсон меня просто по городу возить будет.
– Это в теории.
– И на практике тоже! Ну отключи ты паранойю и включи мозги. Паттерсон – обычный водитель, практически таксист. Да, у него в контракте прописана охранная функция, и я даже об этом упоминала, когда на работу его звала. Но мать твою! Я просто хотела, чтобы вакансия покруче прозвучала. В реальности никакого риска тут нет!
– И ты не будешь его создавать?
– Не буду. Мамой клянусь. Папой, родным домом и законом возрастающей некромассы.
Петер двумя руками потер лицо, зажмурился и глубоко вздохнул.
– Черт. Делл. Не то чтобы я тебе не доверял… Но ты же, рыбка моя, на всю голову стукнутая.
– Я увлекающаяся, целеустремленная и эмоциональная.
– Ладно. Как скажешь. Ты целеустремленная. А этот твой Паттерсон – сложная и противоречивая натура с выраженным вектором деструдо. Эвфемизмы нихуя не меняют. Дел, ты долбанутая. А Паттерсон – армейский ветеран с запущенным ПТСР. Это очень хуевое сочетание. Поэтому думай, что делаешь, и не лезь на рожон. Пожалуйста. Не навешивай на парня дерьмо, с которым он не справится.
Делл осмотрела перепачканный в пудре палец, задумчиво его облизала и вытерла руку салфеткой.
– Я все понимаю. И я не собираюсь рисковать. Все будет отлично, вот увидишь.
Глава 4
В гостиной тикали часы. Шестеренки внутри них поворачивались с отвратительно жестким механическим звуком – как будто кто-то невидимый клацал металлическими челюстями. В абсолютной тишине дома они казались оглушающе громкими, и больше всего Стэну хотелось встать, снять эти чертовы часы и врезать ими об стену. Но это было неправильно. Поэтому Стэн терпел.
Он привык терпеть. Тиканье часов, бессмысленные семейные ужины, испуганный, непонимающий взгляд отца… Стэн нес этот груз упорно и безропотно, как выкладку на марше. Потому что это было правильно. Потому что так надо.
– Так что это за работа?
– отец надавил на лазанью вилкой, и темно-красный соус потек на тарелку, густой, как печеночная кровь.
– Просто работа. Хорошая. Тысячу в неделю.
Подчиняясь тревожному взгляду отца, Стэн подцепил кусок теста, положил в рот и начал пережевывать. Наверное, у лазаньи был какой-то вкус. И запах. Стэну было все равно. Просто набор калорий – белки, жиры и углеводы. В основном углеводы, конечно.
Херовый способ прожить еще один херовый день.
– Да. Тысяча – это много. Ты молодец. Я знал, что ты найдешь достойную работу.
Отец улыбнулся одобрительно и радостно – как будто собаку похвалил. Стэн почувствовал, как накатывает привычное раздражение, а следом за ним – стыд. Тоже привычный.
Отец не сказал ничего обидного. Он просто хотел поддержать. И Стэн должен ценить это.
– Да, папа. Больше никакого мазута на одежде.
Стэн замолчал. Тишина давила, и он хотел бы сказать что-то еще – но никак не мог придумать, что именно.