И возмездие со мною (Человек боя)
Шрифт:
Знала его столько лет, никогда не обращала внимания, да он и старше меня был на десять лет…
— На десять?! — ахнула Катя. — Это он такой старый?!
Лиза невольно улыбнулась.
— Тридцать пять лет — старый? Видела бы ты, как он дерется! Он любому крутому фору даст. Ну, чего стали посреди дороги? Пошли в кафе, раз собрались, посидим, расслабимся. Рассказывай теперь ты о своих подвигах.
Они зашли в кафе, выбрали столик у окна, заказали бутылку шампанского, кое-какую закуску и кофе, и принялись болтать, то и дело скатываясь к интересующей обоих теме — о мужчинах, которые нравятся.
— Но ведь я-то его не люблю? А его так называемая «любовь» — это чувство собственника. Ему бы мусульманином родиться — имел бы самый большой гарем! И потом, ты знаешь, как он стал мэром? Кто его финансировал? Какие-то военные. А эта его подозрительная деятельность, постоянные разъезды, встречи, вьющиеся вокруг темные личности, тупые телохранители… — Елизавета махнула рукой. — Все! Не хочу! Наелась.
— Но он такой сильный, мужественный, красивый…
— Только с виду. — Лиза улыбнулась. — На меня он действует, как аллергия. Помнишь, у Дюма в «Виконте де Бражелоне»? «Каждая женщина скажет, что между красотой любовника и красотой мужа огромная разница».
Засмеялась и Катя.
— Я не люблю Дюма, но сказано верно. Интересно было бы взглянуть на твоего Крутова, уж очень ты его превозносишь.
— Увидишь еще и убедишься. Он приедет.
— Почему ты так уверена в нем?
— Я же тебе говорю, он человек слова. Никогда не думала, что встречу…
— Соседа.
— Вот именно, что встречу соседа, способного меня увлечь и зажечь.
— А как же все-таки муж?
— Никак. — Лиза нахмурилась. — Жить с ним я не буду… и в его квартиру не поеду. Приютишь на пару дней? У тебя он меня искать не станет, надо только от телохранителя избавиться.
Катя закурила, обдумывая свое решение. С одной стороны ей было боязно вмешиваться в чужую жизнь, с другой интересно, и еще хотелось помочь подруге. Она нагнулась к уху Лизы.
— Устроим маленькую комедь. Он ждет тебя у входа? Выйдешь через служебный выход и дворами дойдешь до парка, там встретимся. Я его отвлеку.
— А не боишься? Вдруг полезет выяснять отношения?
Екатерина с пренебрежением повела плечиком.
— Пусть попробует. Так завизжу, что полгорода сбежится.
Лиза прыснула, Катя засмеялась тоже. Настроение у обоих поднялось, им было приятно осознавать себя решительными и смелыми.
Кафе между тем заполнилось, появились целые компании веселящихся молодых людей, привыкших чувствовать себя властелинами мира. Один из них заметил беседующих подруг, что-то сказал оркестру и, когда тот заиграл танго, подошел к столику.
— Пошли, потанцуем, — развязно сказал он Елизавете.
— Я не танцую, — покачала головой девушка.
— Чо?! — удивился молодой человек; он был одет в черные брюки, белую рубашку «апаш» и супертуфли с пряжками и заклепками, а на руке носил не часы, а целый агрегат величиной с туристский компас.
— Ты чо, в натуре?!
— Чо слышал: я не танцую. — Лиза с иронией оглядела парня.
— Да ты чо выпендриваешься? Я же музыку заказал.
— Иди и танцуй, если заказал.
— Ну, ты даешь! — покрутил головой танцор. — Я по-хорошему, а ты кобызишься. Ну, смотри!
Покачнувшись, он расправил
плечи и отошел от стола.— Раздайся грязь, навоз плывет! — засмеялась Катя.
На ее беду парень услышал ее слова. Круто развернулся, сузил глаза.
— Чо ты брякнула?!
— Иди, иди, она пошутила, — с досадой отмахнулась Елизавета. — Приходи завтра, обещаю станцевать.
— Нет, чо она сказала?! — Он оперся кулаками о столик, едва не смахнув на пол посуду. — Ты знаешь, с кем дело имеешь, вобла сущеная?! Я Хелемский, помощник депутата! Щас кликну хлопцев… — молодой человек не договорил, на его плечо опустилась мощная ладонь Станислава.
— Уймись, мальчик, — сказал телохранитель Мокшина. — Эта мадам заказана.
И «помощник депутата» сник, съежился, пробормотал что-то и почти на цыпочках отошел от стола. Видимо, он хорошо знал телохранителей мэра и их возможности.
— Пошли домой, уже поздно, — посмотрел на часы Станислав.
Подруги переглянулись.
— Мы еще не пили кофе, — робко проговорила Катя.
— Дома попьете.
— Мы будем пить здесь! — твердо глянула на парня Лиза.
Командный тон подействовал.
— Ладно, даю десять минут, — сдался Станислав и пошел к выходу из зала, оглянулся. — Григорий будет очень недоволен.
— Это его проблемы, — холодно сказала Елизавета, хотя внутри нее все сжалось.
Станислав вышел.
Катя посмотрела на лицо подруги и накрыла ее руку своей.
— Ну что, поедешь домой?
Лиза сжала губы, помотала головой упрямо, сдерживая подступившие слезы, решительно поднялась.
— Будем действовать, как договорились, если ты не передумала. Я ему не вещь, с которой можно делать все, что заблагорассудится, не интересуясь ее мнением.
— Правильно! — с жаром махнула рукой Катя. — Мы им покажем, как надо свободу любить! Иди первая, я выйду позже. — Она хихикнула. — Представляю рожу этого лакея, когда до него дойдет, что его обвели вокруг пальца…
Лиза, понимая, что все не так просто, и ей еще придется долго выдерживать осаду мужа, но и не желая быть игрушкой в его руках, глубоко вздохнула и быстро направилась к двери, ведущей из зала кафе на кухню.
Компания молодых людей воглаве с «помощником депутата» проводила ее глазами, но преградить путь не решилась.
Катя посидела за столиком несколько минут с сигаретой в пальцах, глотнула кофе и тоже поднялась. На мгновение ей стало не по себе, словно холодное облачко накрыло ее сверху, но девушка она была решительная и отступать не привыкла.
ЖУКОВСКИЙ РАЙОН
ВОРОБЬЕВ
Дача, которую разведчики Панкрата обнаружили в трех верстах от деревни Николаевка, явно принадлежала кому-то из сильных мира сего, то ли депутату областной Думы, то ли какому-то начальнику из губернской администрации, то ли крутому мафиози, но главным было то, что достраивать ее не спешили. За высоким двухметровым кирпичным (!) забором неторопливо ворочались всего двое пожилых строителей — отделывали комнаты внутри здания, да лениво обходил владения страдающий от жары сторож, здоровый мускулистый малый с круглым сонным лицом, голый по пояс. Вооружен он был неплохо — помповым ружьем калибра двенадцать миллиметров, однако носил его как дубинку — на плече.