И возвращу тебя…

Он тяжело вздохнул, швырнул удостоверения в машину и захлопнул дверцу.

— Ави! Пропусти этих! Они в порядке…

Берл проехал заслон и ускорился по пустому шоссе, ведущему к Кисуфим — главному блокпосту на въезде в осажденный и отрезанный Гуш Катиф. Над местностью кружили вертолеты.

— Что происходит, Кацо? — спросил удивленный Колька. Он не понял ни слова из разговора с офицером, но напряжение ощутил в полной мере.

— Ничего, Коля, все в ажуре… — улыбнулся Берл. — Закрытая зона. У нас тут…

Он поискал слова поубедительней и не нашел.

— Повезло… — сказал веснушчатый. — Хорошо, что я Малихи вспомнил.

— Собака твой Малихи, — откликнулся второй. — Помнишь, как он мне ни за что ни за про что два месяца без выхода влепил?

— Собака-собакой, а ведь помог… — рассудительно заметил веснушчатый.

Берл глянул в зеркало на своих незаконных пассажиров.

— Что у вас за удостоверения, ребята? Действительно не ваши?

— Конечно, не наши, — заговорщицки подмигнул парень. — Но удостоверения настоящие, жителей Гуша, с пропиской. Им-то самим уже не нужно, они внутри. Ну вот… это ж как: кто-то вывозит пачку документов, а потом другие въезжают. А потом опять, по новому кругу. Такая система.

— Система… — вздохнул Берл. — Не очень-то она работает, эта ваша система.

— С Божьей помощью, — твердо сказал веснушчатый. — Делай, что надо, и будь, что будет.

Берл кивнул. «Где-то я это уже слышал сегодня, — подумал он. — Причем совсем недавно.»

Справа мелькнул указатель на Кисуфим. Они приближались к одноименному блокпосту на границе с сектором Газа. Местность вокруг напоминала огромный военный лагерь, с обилием бронетехники, орудий, воинских джипов и грузовиков. Повсюду слонялись солдаты и полицейские. Непосредственно перед блокпостом стояли два гражданских автобуса. Берл зарулил в узкий длинный коридор, ограниченный бетонными заграждениями.

— Документы! — рослый полицейский в каске протянул руку и взял пропуск. Его напарник заглянул на заднее сиденье и удивленно присвистнул.

— Слышь, Хези, — сказал он, не отрывая глаз от потупившихся парней. — Этот рыжий маньяк опять здесь! Мы с тобой его уже вчера заворачивали, помнишь? Ну совсем оборзели, сволочи…

Он покрутил головой, как будто сетуя на несовершенство этого плохо огороженного мира и поражаясь борзости населяющих его нарушителей и вдруг рявкнул:

— А ну вышли из машины! Все! Повторять не стану — вышли!!

— Погоди, — остановил его рослый, возвращая пропуск Берлу. — Двое спереди в порядке, пусть остаются. А этих падел придется поучить…

Он открыл заднюю дверцу с другой стороны и взял рыжего за плечо.

— По-хорошему выйдешь или как?

— Вы чьей страны полиция? — тихо сказал парень. Он сильно побледнел, и оттого веснушки на его лице светились, словно конфетти. — Вы ведь со своими воюете, ребята…

Рослый улыбнулся одним ртом. Глаза в этой улыбке не участвовали В них застыло неподвижное выражение, как у куклы-психопата.

— Ага… — сказал он и вытянул парня из машины. — Конечно, свои… такие свои, что сердце замирает. И голова чешется… Голова, говорю, чешется!

Одновременно с последними словами он резко качнулся взад-вперед и ударил веснушчатого каской в лицо. Тот упал, как подкошенный.

— Сиди, Коля! — скомандовал Берл, больше себе, чем Кольке. — Сиди!

Напарник рослого заржал. Почесываясь, подошел полицейский офицер.

— Что случилось?

— «Оранжевые», суки… — объяснил рослый, поправляя каску. — Сопротивление при задержании. Эти, в кипах.

— А у тех пропуск, — добавил его напарник с сожалением в голосе. — Может, их тоже под арест — за содействие?

— Вам только волю дай… ухмыльнулся офицер и, привычно напружив командирскую голосовую мышцу, принялся разруливать ситуацию. — Значит так. Нарушителей — в автобус! Пускай на нарах попарятся. А тех, что с пропуском — пропустить. Согласно инструкции.

Он наклонился к Берлу:

— Нехорошо, господин. Содействие правонарушению, даже неумышленное, не лучше самого правонару…

— Я могу ехать? — перебил его Берл. — А то тут псиной воняет…

Лицо у офицера вытянулось.

— Зря вы так, — сказал он с какой-то тусклой интонацией. — Мы всего лишь выполняем приказ. Езжайте.

Веснушчатый поднялся на ноги. Парни забрали из багажника свои рюкзаки и в сопровождении ментов двинулись к автобусу. Он был уже почти заполнен. «В Беер-Шевскую тюрьму…» — подумал Берл, провожая глазами своих отчаянных тремпистов. Уже подойдя к автобусу, рыжий вдруг обернулся и, поймав Берлов взгляд, помахал рукой и улыбнулся. Брови и нос его были разбиты в кровь. Берл молча кивнул.

Полицейский покачал головой и свирепо почесал в промежности.

— Вы, вроде как, торопились уезжать? Так дуйте отсюда, пока…

Берл дал газу. Нервы следовало беречь.

— Ничего себе… — выговорил Колька в полном изумлении. — Это что же…

— Не бери в голову, Коля, — фальшиво улыбнулся Берл. — Это так — временные трудности. Лучше наслаждайся пейзажем.

Более дурацкую рекомендацию трудно было придумать. Считанные километры, отделявшие блокпост Кисуфим от еврейского анклава Гуш Катиф, зажатого между морем и арабскими территориями сектора Газа, представляли собой выжженную землю. Частые попытки нападений вынудили армию «сбрить» все, что могло служить прикрытием для террористов на несколько сот метров по обе стороны от дороги. Когда-то здесь были апельсиновые рощи, огороды, строения, просто холмики; теперь — ровная безжизненная пустошь, насквозь просматриваемая армейскими наблюдателями и снайперами со сторожевых вышек.

Пять минут быстрой езды, и машина въехала в Гуш. По обеим сторонам от внутреннего шоссе замелькали белые домики с красными черепичными крышами, тенистые рощи, теплицы, сельскохозяйственные постройки. Это была песчаная пустыня, превращенная в цветущий рай. Движения на дороге почти не чувствовалось. На обочинах строем стояли военные грузовики и автобусы. Доехав до указателя «Ганей Ям», Берл свернул и притормозил около будки на въезде в поселение. С десяток парней в форме молча грызли семечки, сплевывая куда попало. Судя по скопившемуся вокруг количеству мусора, этому занятию они предавались уже не один день. Шелуха свисала даже с розовых кустов на красивой цветочной клумбе рядом с будкой.

— Привет, верблюды, — сказал Берл. — Не жалко вам красоты? Так ведь весь мир заплюете.

Чернявый парень в армейской панаме поднял сонные глаза, подумал и с некоторым трудом разомкнул челюсти. С отвычки слова из него выходили хрипло и медленно.

— А какая разница, братишка? Один хрен все под нож пойдет. Завтра выселение. А арабью зачем клумба?.. Или ты — как местные дурачки? Они, вишь, до сих пор поливают, неизвестно на что надеются. Ты, кстати, кто будешь?

— Ищу дом семьи Екутиэль.