И вспыхнет новое пламя

Я не должна была быть использованной охморенным психопатом, который даже не знает, что я другая девушка, а не та, которую он так люто ненавидит!

***

Из душа я выхожу спустя почти час. Распаренная, с красными глазами.

И растерянная.

Почему я поверила, что Питу стало лучше?

Зачем я прислушалась к его мольбам расстегнуть оковы?

Что делать теперь?

Я смотрю на себя в зеркало, взгляд падает на мокрую, повисшую на плече косу. Пит удержал меня за волосы. Он победил, потому что я не смогла убежать.

Хватаю бритву, которую Хеймитч непредусмотрительно забыл на полочке, и с остервенением срезаю волосы возле самой шеи.

Коряво. Криво. Плевать.

Темные пряди падают на пол, рассыпаясь вокруг ступней.

Бритва замирает у меня в руках.

Будто со стороны смотрю на нее. И на свои запястья…

Стоит всего лишь полоснуть поглубже…

Нет!

Швыряю лезвие в сторону, и оно со звоном падает на пол.

Кутаюсь в простынь, которую принес Хеймитч, и выхожу в нему. Сказать, что ментор ошарашен, увидя мои короткие волосы, – ничего не сказать.

– Коса – часть образа Сойки-пересмешницы… – неловко говорит он, но тут же спохватывается. – Ну да ладно, привыкнут и так…

Мы садимся на край его кровати.

Я молчу и смотрю в пол.

Хеймитч, похоже, тоже не знает, как себя вести. Я не выдержу, если он начнет расспрашивать о подробностях, но он, к счастью, и не пытается.

– Все никак не решался тебе сказать… – начинает Эбернети, – Койн хочет отправить тебя на передовую. Это чертовски опасно, но…

–Я согласна, – выпаливаю я, даже не подумав толком.

– Солнышко, – ласково останавливает меня Хеймитч, – там война. Люди гибнут…

Поднимаю на него глаза, поджимаю губы.

– Куда угодно, Хеймитч, – тихо произношу я. – Лишь бы подальше отсюда.

Ментору не нравится мое решение, но, наверное, я выгляжу сейчас настолько жалко, что он даже не спорит.

Мы пьем чай и почти все оставшееся до рассвета время молчим. Эбернети уговаривает меня поспать, но я совершенно не хочу.

Ближе к утру пробираюсь в свою квартиру. Успеваю переодеться до того, как проснуться мама и Прим.

Их удивляет то, что я обрезала волосы, но, в конечном итоге, сестра говорит, что мне так даже лучше и, улыбаясь, уходит на уроки.

С Мартой сложнее. Она не игнорирует мои припухлые от укусов Пита губы. Она замечает рваные концы моей стрижки. И все-таки мама не произносит страшной правды вслух, а просто подравнивает кончики волос и, поцеловав в макушку, спешит на работу в Медблок.

***

К вечеру этого же дня я отправляюсь в зону боевых действий. Гейл, Финник и, еще не до конца выздоровевшая Джоанна в моем отряде.

Впереди война.

Позади – парень, в чью палату я больше не зайду даже под страхом смерти.

Будь что будет: Сойка-пересмешница летит в самое сердце пылающего пламени.

продолжение следует…

========== 10. Китнисс ==========

Комментарий к 10. Китнисс

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Треск горящего дерева приятно ласкает слух, а мягкое тепло костра согревает кожу. За вечерними посиделками время проходит незаметно: над лагерем повстанцев опустились густые сумерки.

– Не грусти, Кис-кис, – подбадривает меня Гейл, – прорвемся!

Он усмехается, стараясь выглядеть беззаботным, но мы оба знаем, что это напускное: я измучена несколькими месяцами бродячей жизни. Жители Дистриктов активно присоединяются к армии повстанцев, огонь революции горит все ярче, но меня это не радует. Не так, как должно было бы радовать истинную Сойку-пересмешницу.

Однажды мне удалось выпытать у Бити возможную причину того, что я считала сумасшествием: воспоминаний, которых у меня не должно было бы быть. Тело человека смертно, а душа… Она никогда не покидает эту землю, сохраняя все: и счастье, и радость, и боль, и печаль… Когда я оказалась на месте гибели первой Сойки, скорее всего произошло совмещение наших душ. Не научно, но я не могу поспорить с тем, что внутри меня.

Я чувствую как она, думаю как она и все-таки остаюсь собой. Та Китнисс предпочла бы умереть в муках, но никогда не простила бы Мелларка, а я… Я тоже не простила, но скучаю по нему.

Мы толком и не были знакомы: молчаливый парень, привязанный к кровати, и мои ночевки на полу в его палате – это все, что фактически нас связывает, но память Сойки, живущая во мне, странно на меня влияет…

Я люблю его.

Знаю, это звучит дико, особенно после того, как он надругался над моим телом, но это сильнее меня.

Тоскую по нему.

Засовываю руку в карман, сжимая в пальцах ткань парашюта, того самого, что я нашла у первой Китнисс. Теперь в нем завернуты две самых дорогих мне вещицы: черная жемчужина и маленький колокольчик. Чувство такое, что парашют греет мою ладонь. Самообман?

Пит не виноват в том, что случилось: я слишком рано сняла его оковы, он был еще недостаточно здоров…

Чья-то рука касается моих едва отросших волос, и я вздрагиваю от неожиданности. Оказывается это Гейл пытается привлечь мое внимание: я снова ушла в себя, такое теперь случается часто.

– Знаешь, ты изменилась… – говорит Хоторн, – с тех пор как тебя подстрелили в том доме… Если бы я не знал, то подумал бы, что ты – другой человек.

– Не смешно, – непроизвольно отнекиваюсь я.

– Извини, – произносит он, и некоторое время мы молчим.

– Скучаешь по нему? – нарушая, наконец, тишину, спрашивает Гейл.

Отблески пламени пляшут по его красивому лицу. Вздыхаю.

– Очень, – такое короткое и простое слово, но в нем вся моя беспросветная тоска.

Друг притягивает меня к себе, обнимая за плечи.

– Хеймитч сказал, что парню лучше, – улыбается Хоторн. – Увидитесь, помиритесь…

– Ладно, – почему-то отмахиваюсь я, не хочу, чтобы меня жалели. – Пойдем спать.

Мы поднимаемся с бревна и идем в сторону палаток. Хоторн ночует вместе с Джоанной, они пара, а я, попрощавшись, забираюсь в свое временное жилище, кутаюсь в тонкое одеяло.

Одиноко.

Минуты превращаются в час, второй, но сон так и не идет.

Выбираюсь из палатки, чтобы вздохнуть полной грудью. Часовые, выставленные по периметру лагеря, с интересом поглядывают на меня. Злюсь и решаю пройтись.