И вспыхнет новое пламя

– Далеко собралась? – спрашивает Гейл. – Тебе сейчас лучше лежать.

– Я должна увидеть Койн. Причем немедленно, - отзываюсь я, полная решимости осуществить задуманное.

Гейл усмехается, поясняя, что к президенту так просто не попасть, но я перебиваю его:

– Сойку-пересмешницу она примет!

Уверенным шагом иду по знакомому маршруту, благо, что подземный город моего времени ничем не отличается от нынешнего, разве что в будущем народа в Тринадцатом намного меньше - болезни и голод выкосили половину населения, как в нашем Дистрикте, так и во всем Панеме. Случайные прохожие останавливаются, разглядывая Огненную Китнисс, спешащую куда-то в больничном халате и белых тапочках. Гейл не отстает, следуя за мной по пятам, словно охранник.

Поворот направо, лифт, «Уровень 15», снова коридор, налево и прямо. Передо мной дверь с табличкой, на которой большими буквами выведена надпись «Штаб президента Тринадцатого дистрикта Альмы Койн». Отмечаю про себя, что президент Хоторн как-то обходился без подобных табличек.

Стучу и, не дожидаясь ответа, распахиваю дверь. Койн сидит во главе уже известного мне стола, изучая какие-то документы, и резко вскидывает голову, когда я фактически врываюсь к ней. Она окидывает строгим взглядом меня и Гейла, откладывает ручку в сторону и сухо произносит:

– Чем обязана вторжению, солдат Эвердин?

Хотя президент обращается ко мне, Гейл начинает извиняться, стараясь разрядить обстановку. Альма Койн не слушает его, внимательно рассматривая меня. Я отвечаю ей твердым взглядом и решительно, пожалуй даже дерзко, говорю:

– Отправьте спасательную группу в Капитолий, - без всякого вступления заявляю я.
– Необходимо освободить Победителей, которых Сноу удерживает в плену.

– Вы мне указываете, солдат Эвердин? – спрашивает Альма, приподняв одну бровь.

– Настоятельно рекомендую, - отвечаю я.- Иначе Сойка откажется от сотрудничества.

Койн встает, размеренным шагом подходит ко мне, огибая стол, и ледяным голосом говорит:

– Осторожнее, Эвердин. Со мной шутки плохи.

Мне прекрасно известно, какой жестокой может быть эта женщина. Когда безрадостный конец Восстания был предрешен, она, надеясь выиграть время, фактически отдала мою настоящую мать и бабушку в руки Пита Мелларка, тогда уже президента Панема. Чокнутого и безжалостного. Это Койн виновата, что Марту убили, а Прим пытали. Я знаю, на что способна Альма, но не боюсь ее: все самое худшее – уже свершившееся будущее, так что мне нечего терять.

– Соглашение Сойки-пересмешницы включает в себя Ваше, - делаю ударение на последнем слове, - обещание спасти Пита. Выполняйте!

Альма хмурится, поджимает губы.

– Я ведь могу отдать вас под трибунал, - медленно проговаривает она. – Стоит ли Мелларк того, чтобы рисковать моими людьми?

– У нас есть договор, - упрямо повторяю я. – Мое подчинение в обмен на жизнь Пита.

Гейл осторожно берет меня за руку, призывая замолчать. Я и сама вижу, что Койн с трудом сдерживает злость. Очевидно, эта женщина не привыкла, что ей кто-то может указывать.

– Солдат Хоторн, - обращается она к Гейлу.
– Увидите свою «родственницу». Я рассмотрю ее просьбу.

Я злюсь, собираясь спорить с ней и дальше, но Гейл до боли сжимает мою ладонь и тащит прочь из Штаба.

– Ты с ума сошла? – кричит он, когда мы углубляемся в темноту коридора. – Ставить условия Койн! Серьезно?

Освобождаюсь из его хватки и заявляю, что не нуждаюсь в его мнении, если он не собирается меня поддерживать. Мы стоим, испепеляя друг друга взглядом, и молчим. Если бы только можно было рассказать ему, как важно спасти Пита! Но слова не идут с языка – не хочу, чтобы меня записали в ряды сумасшедших.

– Решишь помочь – буду благодарна, но только, пожалуйста, Гейл, не мешай! – говорю я и ухожу, оставляя его в одиночестве.

К вечеру ко мне в палату приходит совершенно незнакомая медсестра: меняет повязку, ставит еще одну капельницу. Я расспрашиваю ее о Марте и Прим Эвердин, но она избегает ответа. Хмурюсь, но прекращаю попытки разговорить ее. Когда девушка уходит, медленно погружаюсь в сон, готовясь с самого утра предпринять новую вылазку в Штаб. Я не отстану от Койн, пока не добьюсь своего.

Открывая глаза утром, вижу, что в паре шагов от моей кровати на стуле сидит мужчина неопределенного возраста. У него светлые жирные волосы до плеч, бледная кожа и тусклые налитые кровью глаза. Перебираю в памяти всех, кто может подойти под это описание, и, наконец, соображаю – Хеймитч Эбернети, ментор Пита и Китнисс. Мужчина замечает, что я проснулась и слабо улыбается.

– Молодец, солнышко, - говорит он. – Ты ее убедила.

– Кого? – удивляюсь я.

Хеймитч пожимает плечами.

– Койн, конечно. Ночью она отправила отряд добровольцев в Капитолий, так что скоро твой дружок, окажется здесь, - поджимая губы и потряхивая головой, говорит он.

Что-то в его тоне смущает меня.

– Кто вызвался добровольцем? – спрашиваю я.

– Кажется, всего их было семь, - уклончиво отвечает Эбернети.

Сердце сжимается от нехорошего предчувствия.

– Кто, Хеймитч? – настаиваю я.

Ментор вздыхает и отводит взгляд.

– Гейл. Он вызвался первым.

– Ох, - вырывается у меня, и я закрываю глаза.

Какое странное чувство. Койн выполнила мое требование – Пита постараются спасти, но я не предполагала, что на карту может быть поставлена еще и жизнь Хоторна.

Что мне делать, если не вернется ни тот, ни другой?

продолжение следует…

========== 3. Жемчужина ==========

Комментарий к 3. Жемчужина

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Глава перезагружена из раннего…

Время тянется мучительно долго. Я не могу толком ни спать, ни есть. То, что казалось таким простым в изложении Бити, оказалось немыслимо сложным, когда превратилось в реальность. Отряд отправился в Капитолий два дня назад, и до сих пор от них нет вестей. Лежу, уставившись в потолок, и по шестому кругу пересчитываю трещины на нем.

Вздрагиваю, когда открывается дверь, и в мою палату заходит Прим. Моя мама. Хотя теперь мне нельзя ее так называть. Эта невысокая тринадцатилетняя девочка ни за что в жизни не поверит в историю о путешествии во времени, да я и не рискну ей рассказать. Когда я впервые увидела маленькую версию Примроуз, то не удержалась и расплакалась от осознания того, что больше не смогу прижаться щекой к шершавой ладошке своей мамы, не смогу почувствовать ее ласковый поцелуй в лоб перед сном. Мама осталась в будущем. Я не увижу ее никогда.