I will always choose you

С годами я понемногу начинал приходить в себя. С появлением своего собственного отряда я начал ощущать себя более живым. Эти ребята давали мне стимул двигаться дальше, ведь от меня зависит их дальнейшая судьба. Я был обязан их обучить и натренировать так, чтобы у них было больше шансов вернуться живыми. Я нес ответственность за их жизни. И живя с ними под одной крышей, проводя с ними большую часть дня, присутствуя иногда на их душевных посиделках я снова начинал ощущать это чувство. Чувство семьи.

Но «она» умудрилась всколыхнуть во мне все вверх дном.

Я даже не успел понять, когда именно это произошло. Ее появление ввело меня в смятение. Когда я воочию увидел как возле тренирующихся Оруо и Петры материализовалась девушка, я сперва подумал, что это галлюцинации от не хватки сна. Но увидел это не я один. Слушая ее рассказ о своей жизни я просто не мог в это не поверить, ведь само ее появление было таким же необычным. Но я был насторожен, ведь неизвестно, несёт ли она за собой опасность. И я следил за каждым ее шагом. Ее манера общения выводила меня из себя. Но затем я начал ловить себя на мысли, что мне это даже нравилось. Я настолько отвык, что какой-то человек может разговаривать со мной без каких-либо рамок, не боясь моего гнева, что порой терял дар речи, хотя это не было на меня похоже. Она привлекала меня своей внешностью. Я вообще не обращал внимания на женский пол как мужчина. Несколько беспорядочных связей в связи с подростковым любопытством давно уже стерлись из памяти со времён жизни в Подземном городе. Девушек солдат я воспринимал как бесполых людей. Но после того, как я увидел ее на озере, почти обнаженную, с этим блядским рисунком на теле, от которого не мог отвести взгляд, во мне словно все полыхнуло. Долгое отсутствие половой жизни дало о себе знать и этим я себя утешал.

Я и сам того не ведая начал привыкать к ней. Я наслаждался ее присутствием, ее ненавязчивой болтовней, вечным сарказмом. Я стал ловить себя на мысли, что распивать чай в кабинете одному становится тоскливо. Я специально стал покупать только зеленый. Потому что она его любила. Когда на празднике в Тросте она отбила меня от навязчивой горожанки, ласково назвав дорогим, я понял, что попал. Я вдруг резко пожелал, чтобы это было не притворством, а реальностью. Когда я в баре увидел, как она зажимается с этим боровистым я испытал жгучее желание сломать ему все конечности. Тогда я впервые испытал это страшное чувство — ревность. Я жутко хотел быть на его месте, чтобы так же свободно подойти и обнять и получить такие же искренние объятия в ответ. Я убедился, что снова привязался к кому-то и это меня дико пугало. И мой страх был оправдан. Наблюдая как она совершает нелепые промахи на тренировках, я все больше убеждался, что она не вернётся назад с этой вылазки. Поначалу она действительно подавала надежды и я сообщил об этом Смиту, но после переноса выхода за стену, ее умения словно сошли на нет. И меня это чертовски выводило из себя. Постарался свести все общение с ней к минимуму, убеждая себя, что так мне быстрее станет всё равно. Но мне не было все равно на неё. И когда я уже в край заебался наблюдать за ее искореженным от боли лицом, что вызывало дезориентированность в действиях с приводом либо в рукопашке, я принял решение отстранить ее от вылазки. И кто же знал, чем это обернётся. Когда я почувствовал, что ее тело обмякло, я быстро присел напротив нее и с диким страхом наблюдал за ее лицом. С широко распахнутыми глазами она смотрела сквозь меня, не выражая никакой эмоции. Словно находилась в трансе. Мои попытки привести ее в себя не увенчались должным успехом и я поспешил отнести ее к Ханджи, чтобы она помогла разобраться с этим дерьмом. Когда я прикоснулся к ней, будучи в кабинете учёной, меня просто парализовал дикий ужас от ее искаженного лица и крика полного невыносимой боли и отчаяния. Она кричала долго, пока из ее рта не перестал исходить хоть какой-то звук. Я беспомощно смотрел на Эрвина, которого встретил по пути к кабинету Ханджи. Я впервые ощущал себя слабым и бесполезным, потому что я не знал, как ей помочь. И мысль о том, что причиной такого срыва был я, меня просто уничтожала. Но все же разумом я понимал, что дело тут в другом и я старался это выяснить у нее лично. После долгих изнуряющих поисков я уже от безысходности направился в подвал и с удивлением обнаружил ее сидящую на полу. Она была разбита. Такой я ее еще никогда не видел. После того как она назвала меня по имени, во мне словно, что-то всколыхнулось. Что-то давно забытое, но невыносимо больное. Я не знал, как ей помочь, но я хотел быть рядом с ней в этот момент, хотел поддержать. Но я сам будучи эгоистом установил эту дистанцию между нами и она не стала мне открываться. Я понимал, что это заслуженно.

Я больше не предпринимал попыток узнать, что это было. В тайне надеялся, что это все накопившиеся за долгое время нервы и она желает забыть этот день как страшный сон. После вылазки я все больше убеждался, что мне ее не хватает. Не хватает той близости, что у нас образовалась раньше. И я не сдержался, я нашел в себе силы с ней поговорить. И она приняла меня. Она все-таки не отвернулась от меня, конченного эгоиста лелеющего свои остатки чувств. Я уже тогда понимал, что люблю ее. Но я не смел даже признаваться себе в этом. Время шло и наше дружеское общение меня полностью устраивало, за исключением одного. Мне дико хотелось ее коснуться, обнять, поцеловать. Я сам поражался, откуда во мне, таком сухаре, могли появляться такие нежные порывы. А причина была только в ней. И все могло бы продолжаться так и дальше, пока я не получил дичайший пинок под зад. Когда в столовой стал невольным свидетелем их с Ханджи разговора. Пазл с ее постоянными брождениями где-то сошелся воедино, когда в ее руках оказался букет цветов. И снова во мне проснулось это жалкое ненавистное мне чувство. Я не имел права ее ревновать, я вообще не имел на нее никаких прав. И решение пришло в мою голову, как само собой разумеющееся. Так дальше просто не может продолжаться. Я либо ставлю на ней жирный крест, оставляя общение на уровне «капитан-подчиненная», либо начинаю действовать. Но червь сомнения в моем решении вгрызался в мозг до боли в висках. «А чувствует ли она подобное ко мне?». Но мои сомнения испарились мгновенно и я окончательно убедился в правильности своего решения, когда почувствовал, что она ответила на поцелуй. Все вдруг отошло на второй план. Все мои страхи, сомнения, вся эта внутренняя борьба.

И я был счастлив. Впервые наверное за всю свою никчемную жизнь. Она дала мне шанс почувствовать себя полноценным человеком со всем спектром своих эмоций. И единственное, что не давало мне спокойно жить, это ее нездоровая тяга к встречам с этим ублюдком из военной полиции. Моя ревность была обоснована тем, что он мог дать ей всё, в чем она будет нуждаться. Сытая спокойная жизнь за стеной Сина, возможность иметь семью, не страшась, что ребёнок останется без отца. Я же такого позволить себе не мог. И меня разрывало на части, что я желал, чтобы у нее была такая жизнь пускай и не со мной, но в тоже время я до дрожи боялся, что она когда-нибудь решит меня оставить. Именно поэтому я начинал вести себя как конченный урод, не узнавая себя в тех словах, которые я выплевывал в нее временем ранее.

Остановившись в коридоре замка я понял, что хочу вернуться к ней. Она вероятнее всего сейчас плачет и злится. А я не хотел быть причиной ее слез. Нет, мне нужно остыть, чтобы не ранить ее еще больнее. Тяжело вздохнув, я направился в отведенную мне комнату. Тогда я даже представить не мог, что в эту секунду я принял решение о котором никогда в жизни себя не прощу.

***

Я сморщился от негодования, когда проснулся от частых громких шагов сопровождающимися громкими разговорами. Я сидел в кресле, игнорируя большую шикарную кровать. Я вообще думал, что не усну. Но видимо от всех внутренних переживаний мозг решил ненадолго отключиться и дать мне возможность подремать. Протерев руками лицо, я встал и подошел к двери, услышав снова дикий топот. Который сейчас час? На улице только рассветало. После таких мероприятий, замок обычно замирает до обеда. А сейчас казалось будто подготовка к балу в самом разгаре.

Я вышел из комнаты, окидывая раздраженным взглядом коридор. Неподалеку стояли две служанки, что-то эмоционально обсуждая.

— Эй, что тут происходит? Вы время видели? Что за шум? — недовольно спросил я.

Девушки вздрогнули от моего голоса и повернулись ко мне с испуганными лицами.

— Вы… вы капитан Леви? — осторожно спросила полненькая девушка.

Я мысленно закатил глаза, готовясь к эмоциональным трещаниям о «сильнейшем бойце человечества».

— Да, я.

— Ой, что творится, что творится, — запричитала вторая служанка, что была высокой и нескладно худой. — Убили, да еще и где, в таком охраняемом замке! — она эмоционально плеснула руками. — Да так жестоко, о великие стены, чем можно заслужить такую участь.

— Так, перестань скулить и говори четко и ясно. — Меня раздражала подача информации. — Что за убийство?

— Девушку убили, капитан. Такая молодая и красивая, еще жить и жить. Я вчера показывала ей комнату, кто бы мог подумать, что…

—Ближе к делу! — рявкнул я. Какое-то странное чувство подкатило к горлу.

— В саду нашли тело девушки, — с дрожащим голосом произнесла она. — Странно, что вас не разбудили, все военные уже собрались там.

В ушах зазвенело. Страх жесткой удавкой сковывал меня, пока я пустым взглядом прожигал девушек. В саду… нет не может быть. Это не может быть она. Только не «она»!

Я сорвался с места, вихрем расталкивая всех, кто попадался на моем пути. Сердце готово было вырваться из грудной клетки. Паника нарастала с каждым приближением к тому самому месту все больше и больше. Выбежав в сад, я увидел кучу людей в военной форме. Подбегая к ним, я чуть не споткнулся, когда меня кто-то схватил за локоть.

— Леви, не ходи туда.

Этот дрожащий голос полон боли и скорби. Внутри все похолодело. Ханджи.

— Пусти меня, — процедил я, пытаясь вырвать свою руку из хватки ученой.

Девушка встала передо мной, схватив за плечи. Я не смотрел на ее лицо. Я не мог. Если я посмотрю, то окончательно разобьюсь. Ведь тогда я буду убежден в своем страхе.

— Леви, прошу тебя. Не иди туда. Ты не должен это видеть, — прошептала она.

— Я сказал, убери от меня руки. Пока я тебе не сломал одну из них, — я начал дрожать. Почувствовав это, ученая обняла меня и тихо зарыдала.

— Я не понимаю, Леви, за что ее так…

Ком подкатил к горлу, глаза стало нещадно жечь. Сука. Я резким движением отпихнул от себя девушку и, не обращая на ее мольбы, двинулся в гущу толпы. И лучше бы я ее действительно послушал.

Та, которая стала для меня всем, лежала в пугающей луже крови. Стеклянный взор родных голубых глаз был направлен в небо, а рука покоилась возле горла, которое раздирала глубокая режущая рана. Мутными глазами я сумел разглядеть, что ранение было не одно. Она была просто словно решето. Такое же решето как и мое обливающееся кровью сердце.

Ноги больше не держали и я рухнул на колени в лужу крови возле нее. Подойти ко мне никто не решался, да и их же благо. Я находился в агонии от чувства потери, боли, скорби и вины. Это же я, блядь, виноват в том, что с ней случилось! Ее последние слова рикошетом проносились в моей голове. Мразь, какая же я мразь. Влажная дорожка очертила мои щеки. Я хотел сейчас оказаться на ее месте. Сука, как же я желал сейчас сдохнуть.