И залпы башенных орудий...

— Родители есть?

— Есть… Мама…

— Пошли, отведем тебя, чучело мелкое… Нашел где прятаться!

Охотники скорым шагом вернулись к капсуле, кое-как втиснулись.

— Трогай!

Капсула понеслась… Передав возле ЦПУ блудного сына счастливой маме, охотники двинулись на нижние горизонты — себум должен быть там. Не в толпе же он ошивается?

— Сартаков! — позвал Середа по коммуникатору. — Нас видишь?

— Вижу! Правильно идете! Это в конце второго радиуса, слева! Три километра по прямой!

— Ясно…

— Флагман! Тут этого нашли, Никиту!

— Ну?! Что он говорит?

— А он не говорит! Молчит и тупо пялится перед собой!

И тут дернулся Вайнштейн.

— Я все понял! — закричал он фальцетом. — Флагман! Скажите им, чтобы держали этого Никиту! Он не человек!

Середа передал пожелание Вайнштейна и повернулся к профессору.

— Может, объясните?

— Скоро, флагман! — сложил тот ладони в молитвенном жесте. — Давайте сначала отыщем этого… ну, за кем мы охотимся!

— Гони! — буркнул Середа.

На нижней палубе свет отсутствовал. Неудивительно — в бою серьезно пострадали пять секторов, задело три палубы, семь процентов объема крейсера распались на атомы. Семнадцать человек убиты, и только девятерых удалось реанимировать…

— Фонари у всех? — спросил Середа.

— У меня только, — ответил Гумм-на-Взат виноватым тоном.

— Учитесь! — буркнул Середа.

Охотники потопали за метавшимся конусом света. Фонарь выхватывал из тьмы глухие проемы, покатые стены кремового цвета, черные провалы поперечников.

— Это здесь! — сказал Таппи, тыча в секторальный сервис-центр.

Середа прислонился к стене и нащупал узел сопряжения.

— Врываемся следом за Гуммом! — приказал он.

Проход словно протаял в стене, и семигуманоид ломанулся вперед. За ним бросились Копаныгин и Вайнштейн.

— А что я говорил! — возликовал профессор.

Середа вошел и увидел возле стены связанного Никиту.

— Их что, двое?! — вскричал Нупуру.

— А это как сказать! — лучился Вайнштейн. — Скорее всего, это — настоящий Никита, человек. А тот, которого задержали наверху — его двойник!

— А где тогда себум? — озадачился Середа.

— А его нет! И не было! Капитан крейсера был не себумом, а гетероморфом!

— …Никто толком не знает, где находится материнская планета гетероморфов, — торопливо рассказывал профессор, забираясь в капсулу, — да они и сами уже не в курсе, наверное. Гетероморфы — космические кочевники, они пристраиваются то к одной, то к другой цивилизации, так и не создавая своей собственной. Вот и к себумам напросились на службу…

— Ага, — сказал Середа. В голове у него все смешалось. — Трогай, Анастас…

Возле ЦПУ их уже ждали. Когда из капсулы показался красный от смущения Никита, женщины ахнули.

Середа вышел следом и проворчал:

— Рассказывай, Никитос…

— Да я почти ничего не помню… — закряхтел тот. — Зашел во второй раз к себуму, принес воды… Он на меня смотрит и вдруг как выбросит руки! И в горло как вцепится! Человеческие руки, понимаете?! И все, и я в отключке…

— Точно, гетероморф, — деловито покивал Вайнштейн и громко приказал: — Тащите Лженикиту вниз, на «Тенгри» или «Перун»! Надо провести ему глубокое ментоскопирование!

Середа проследил, как Кэссиди с Копаныгиным поволокли бледного двойника, и потопал следом — было интересно.

В нулевом шлюзе пол был холодный, и он сразу пожалел, что не обулся. Но палуба «Тенгри» снова встретила его теплом. Лженикиту завели в медотсек и зафиксировали в стендовом кресле. Надвинули сверху колпак ментоскопа. Вайнштейн оживил рабочие экраны и вывел на них узорчатую ментограмму.

— Вот, флагман! — гордо заявил он. — Глядите!

— Куда? — спросил флагман.

Профессор обвел пальцем затейливую загогулину, похожую на две буквы «К», если одну из них дать в зеркальном отражении.

— Видите? Это ментальный аттрактор! У человека он почти не виден, у прочих рас аттрактор смазан или ламинарен, и только у гетероморфов выделяется на схеме! Это как ментальное клеймо, по нему легко узнать гетероморфа, неважно, в каком он обличье предстанет!

— Так гетероморфы могут принимать любое обличье? — спросил Середа.

— Любое, примерно равное им по объему. Для биотрансформации им хватает трех-четырех дней. Этот просто не успел: создав внешность Никиты, он не подготовил внутренние органы, те же голосовые связки. Но сообщить себумам наше местоположение смог!

— Ясно, — глухо проговорил Середа.

В этот момент раздался писклявый голос гетероморфа. Лженикита сказал:

— Я требую связаться с ближайшим координатором БМО! Немедленно! Мне нужно увидеться с ним! И учтите: я буду жаловаться во Всемирный Совет!

Середа покачал головой и заверил врага:

— Не будешь.— Повернувшись, чтобы уйти, он бросил через плечо: — Расстрелять его. Что останется — в утилизатор.

Гетероморф обезумел от ужаса, а когда Копаныгин поволок его к кессону, завизжал, цепляясь за переборку. Кэссиди каблуком ударил по скрюченным пальцам, и Михаил вытолкнул гетероморфа в шлюз. Поросячий визг заметался эхом по гигантскому шлюзу, но недолго длился противный сверлящий звук — полыхнула красно-лиловая вспышка и прокатился короткий гром от выстрела из скорчера.

— А где тут утилизатор? — гулко разнесся баритон Чака.

— А вон! — ответил ему бас Копаныгина. — Ты бери нижнюю половину, а я верхнюю потащу…

Середа почувствовал смертельную усталость. «На киберпилоте» добрался он до своей каюты и упал на диван. В огромном обзорнике чернело облако Оорта, колоссальное вместилище для миллиардов комет. Одна такая летела в сотне километров от крейсера — громадный «снежок» изо льда, пыли и замерзших газов. А сбоку экрана светилась яркая звезда, почти неотличимая от других, озарявших обзорник своим сиянием. Это было Солнце.

Глава 10 БАЗА «УМБОН»

1

— Налей еще грамульку…— Тенин пододвинул свой бокал с магнитным ободком и застенчиво улыбнулся. Тенину было стыдно.

— Может, хватит уже? — вздохнул Токмаков, наваливаясь на стойку.

Тенин вздохнул еще тяжелее. Токмаков испустил и вовсе душераздирающий вздох и плеснул в бокал на два пальца джина. Тенин мотнул нечесаной головой, выражая благодарность, и медленно поглотил выпивку. Он быстро захмелел, и его глаза, страдающие глаза брошенной собаки, обессмыслились. Тенин подпер ладонью вялый подбородок, смешно перекосив лицо, и уставился куда-то за стойку, в Зазеркалье, отражающее ряды бутылок с известными напитками. Взор его блуждал.