И зайцем к звёздам

Альберт, видимо, недостатком мозга не страдал, и сам прекрасно понимал, что видеть собравшаяся публика желает отнюдь не его, а потому долго разглагольствовать не стал и после пары пошлых шуточек объявил начало ночного шоу, попросив поприветствовать «Блюдримс» и Анри Киса, так горячо, как те того достойны. Зал взорвался аплодисментами, криками, свистом… и мгновение спустя будто издали, но быстро приближаясь, послышался рокот начинающейся грозы.

Альберт спустился. Сцена погрузилась в полумрак; на фоне грома зазвучал сбивчивый, будто биение перепуганного сердца, ритм; откуда-то выскользнул мужской силуэт, заметался, словно попавшая в силки птица…

Дамир совсем не сразу понял, что произошло. Неясные звуки, колыхнувшаяся к сцене зрительская толпа, оборвавшаяся музыка, красавец Анри Кис, расхристанный и буквально вжившийся в образ беглеца, вдруг рванувший со сцены, удирая от кого-то уже явно не понарошку…

«Блюдримс» в полицейской форме им с Яночкой увидеть так и не удалось. В тот вечер блюстителей закона в ночном шоу в «Грёзах» сыграли наводнившие клуб бойцы спецназа и оперативники ГУНК.

В считанные минуты Дамир вместе с развопившейся сперва, но быстро сообразившей, что может схлопотать дубинкой по рёбрам, и благоразумно заткнувшейся Яночкой оказался уложенным на пол, как и все прочие несостоявшиеся зрители стриптиз-балета. Удивительно, но вокруг не было ни хаоса, ни особого шума, только короткие приказы и приглушённый гул голосов, шагов, двигающейся мебели…

Дамир повернул голову к Яночке.

– Что происходит?

– Эти говнюки лишают нас зрелищ, – раздражённо буркнула она. – Не говори, где работаешь и учишься, а то и хлеба лишишься…

В следующее мгновение её грубовато подняли с пола, а следом одним рывком вздёрнули и его самого.

– На выход, не задерживаемся, – подталкивал его в спину мужик в бронежилете и каске.

Дамир послушно шёл к указанному выходу, мрачно размышляя, чем для него чревато данное приключение, и прежде всего переживая за своих мохнатых подопечных, оставшихся дома в полном одиночестве. Если это затянется надолго, Чуж опять окажется в тюрьме без еды и воды.

Вместе с другими задержанными Дамира затолкали в спецавто с надписью «полиция» на кузове, приказали сесть на свободный кусок деревянной скамьи, а как только мест не осталось, закрыли дверь, и машина тут же завелась.

Дамир огляделся. Мужчины разного возраста и внешнего вида понуро сидели бок о бок и старались не смотреть друг на друга. Только один парень в дальнем углу (молодой, лет восемнадцати, не больше) тихо шмыгал носом, привлекая к себе хмурые взгляды. Яночки не было. Вероятно, её засунули в другую машину. Интересно, сколько их, машин этих? Народу в клубе сегодня было много…

Дамир достал из кармана телефон, тут же обратив всеобщее внимание на себя.

– Будете снимать, молодой человек, рискуете лишиться аппарата, – тихо предостерёг сидевший напротив него интеллигентного вида старичок.

– Я не собираюсь снимать, я думаю, кому позвонить… Пёс дома один остался, – вздохнул Дамир.

Вздоху его понимающе вторили несколько товарищей по несчастью, в том числе старичок.

– Тогда звоните поскорее, пока не приехали, – посоветовал он.

– А надолго нас задержат? – всхлипнул паренёк в углу. – Я родителям сказал, что к другу ушёл, к экзаменам готовиться. Мне утром дома надо быть…

– Восемнадцать-то есть? – поинтересовался бородатый здоровяк, сидящий рядом с ним.

Парень сперва кивнул, но потом покосился на здоровяка и, обречённо потупившись, отрицательно мотнул головой:

– Через неделю будет.

– Тогда тебе лучше сейчас съесть свой паспорт, малыш, – беззлобно хохотнул здоровяк.

По щекам парня покатились слёзы, и Дамир отвернулся. Мальчишку было мучительно жаль. Скорее всего уже завтра ему предстоит объясняться с родителями… Хорошо бы те оказались чуть более понимающими, чем родители Дамира.

Он уставился в телефон, размышляя, кому позвонить.

Ильдар был единственным, у кого имелся доступ в квартиру. Но пугать брата полуночными звонками с просьбами присмотреть за зверьём совсем не хотелось. Тот, как пить дать, не отвяжется, пока не выяснит, что происходит. Однако… всем прочим знакомым Дамира придётся рассказать, где он, хотя бы для того, чтобы передать ключи. А делиться подобным – не улыбалось категорически. Ни с кем. Даже с Сенотовой, которая вообще-то давно знала о его ориентации. Однако одно дело – ориентация, которая, в сущности, её никак не касалась, и совсем другое – задержание на развратной гей-вечеринке.

Дамир почувствовал, как вспыхнули от стыда уши, и спрятал телефон обратно. Старик понимающе усмехнулся.

В так называемом «обезьяннике» вместе с кучей других задержанных в «Грёзах» Дамир просидел не меньше трёх часов. Его одновременно мучили холод и духота, очень хотелось пить. Но ещё больше было страшно. За себя, за Чужа с Пиратом, за Яночку, которую он с момента выхода из клуба больше не видел…

То и дело открывалась дверь и кого-то уводили, а кого-то, наоборот, запихивали внутрь. Дамир всё пытался проследить, возвращают ли это забранных или уводят одних, а на «освободившиеся места» приводят других… Но так и не преуспел, постоянно отвлекаясь на свои мрачные мысли.

Интернета не было, и он набрал Яночке эсэмэску. Подруга не ответила. Звонить Дамир не решился. Стоявший у двери сотрудник полиции в полной боевой экипировке слишком грозно окидывал подведомственную толпу взглядом. Телефон терять не хотелось.

В конце концов, Дамир понял: единственное в данной ситуации, чем он может себе помочь (или хотя бы сдвинуть дело с мёртвой точки) – это попытаться поскорее выбраться из «обезьянника», а уж дальше будет смотреть по обстоятельствам. Поэтому он встал с лавки, пожертвовав дефицитным сидячим местом, и подобрался поближе к двери. На его манёвр мало кто обратил внимание, и всего через полтора часа, тот наконец-то принёс результаты: Видманов подвернулся под руку очередному «конвоиру» и его отвели в «допросную».

Прямо у двери небольшого, почти пустого кабинета стоял кулер, и Дамир с трудом проглотил густую слюну, прилипнув взглядом к едва початой бутыли.

– Проходим, не задерживаемся, – внушительный тычок между лопаток заставил шагнуть дальше; дверь за спиной захлопнулась.

Помимо кулера единственной мебелью здесь были три письменных стола и шесть стульев – по два на каждый стол. Свободным сейчас оставалось только одно сидячее место, и Дамир направился прямиком к нему.

Довольно молодой и явно очень уставший оперативник с погонами лейтенанта полиции поставил последнюю закорючку в исписанной бумаге, не глядя на Дамира, отложил её в стопку на углу стола и вытащил из папки, используемой им в качестве подложки для письма, чистый бланк протокола опроса.

– Фамилия, имя, отчество, – на одной ноте проговорил он.

– Видманов Дамир Тахирович.

Оперативник поднял на него взгляд.

– Татарин, – поняв не заданный вопрос, спокойно объяснил Дамир и попросил: – Можно попить?

– Паспорт с собой? – проигнорировал просьбу оперативник, по-прежнему внимательно изучая его лицо.

Дамир уже не раз сталкивался с подобной смесью подозрительности и недоверия. Светлые волосы и голубые глаза в понимании большинства русских никак не вязались ни с его «кавказским» именем, ни с его отчеством. Но если простые смертные чаще всего лишь удивлялись, то сотрудники полиции неизменно напрягались и требовали документы, дабы убедиться, что их не обманывают, а заодно проверить, откуда он такой взялся.