Ideal жертвы
Шрифт:
Зрелище мне предстало, увы, не самое жизнеутверждающее. Серьезная – да, тут отец не соврал, вон, даже морщинка между бровей пролегла. А насчет второго его комплимента, что «статная»... Папа еще корректно выразился.
Я всегда, с самого детства, была склонна к полноте. Да еще и бабушка (с которой я вместо садика сидела до школы) постоянно переживала, что я худенькая, и старалась меня откормить. Против каш или там отварных овощей я восставала яростно – а вот от пирогов, что она блистательно пекла, конечно, не отказывалась. А еще бабуля умела делать восхитительные пончики, и «хворост», и шанежки, и заварные пирожные со взбитыми сливками, и хачапури, и нереально вкусный бисквитный торт с орехами... Тут кто угодно не устоит. Так что ребенком я росла, прямо скажем, пухлым.
Вот и получилось, что к своим двадцати семи я накопила двадцать один килограмм лишнего веса – если считать по французской формуле красоты, рост минус сто десять. Моя пышная фигура по душе, кажется, только гостям с Востока – те мне вслед частенько языками цокают. Но как ко мне отнесутся на великосветском приеме? Тем более что и одеться, как подобает в высших кругах, у меня явно не получится. С богатеями, пусть и мельком, я в своем садике общаюсь давно и уже успела усвоить: они только на первый взгляд ведут себя и выглядят демократично. Является какая-нибудь мамаша из крутых – вроде бы в скромных джинсиках, однотонной футболке, скучных ботиночках... Гимназистка, да и только. А потом такие же штанишки встречаешь на манекене в витрине бутика в Третьяковском проезде. И сопровождаются они ценником, где впору в нулях запутаться.
Так что я почти не сомневалась: мое вполне элегантное платье (но всего лишь из скромного магазина «Манго») никого в заблуждение не введет. Опытный глаз мигом раскусит, что и шелк – искусственный, и фасон – позапрошлого года. Босоножки, правда, выглядят эффектней – почти как «Маноло Бланик». Но, в отличие от настоящего «Бланика», натирают нещадно. А про украшения, крошечные серьги-гвоздики и простецкую золотую цепочку, и говорить нечего...
Бабушка, правда, утверждает, что одежда – не главное, было бы в наличии душевное богатство. Тут мне действительно есть чем похвастать. Образование имеется, английский знаю и беседу в состоянии поддержать – особенно, если речь зайдет о серьезных книгах или театральных постановках, а уж про раннее развитие малышей, свой конек, могу и вовсе говорить часами. Но только для подобных приемов, я подозреваю, совсем не знания нужны – а способность элегантно трепать языком. Только в этом я тоже полный ноль. Сроду никакой светской жизни не вела – просто потому, что не ведут ее воспитательницы детских садиков, даже элитных.
В общем, пока собиралась на прием в особняк отца, накрутила я себя донельзя. Да еще когда ехала в роскошном «мерсе», что прислал за мной отец, умудрилась на платье зацепку сделать. А искусственный трикотаж только зацепи – мигом вылезет «стрелка» сантиметров в десять длиной.
Отец, правда, едва завидев меня, галантно произнес:
– Бэлочка! Ты сегодня просто ослепительна! Проходи, пожалуйста. Бери коктейль... – Он замахал официанту.
Зато его супруга (как я и предполагала, девица оказалась моего возраста или даже помладше) одним змеиным взглядом окинула меня всю и ехидненько добавила:
– Да, да, садитесь. Только, пожалуйста, не на канапе, – она своим тощим телом заслонила диванчик на тонких ножках, – лучше вот сюда, в кресло. Так нам всем, – опять ядовитая, в духе земноводных, улыбка, – будет спокойнее.
А отец выпада молодой женушки будто и не заметил. Взял с подноса коктейль, вручил мне, еще раз улыбнулся, ласково потрепал по плечу – и умотал к другим гостям. Я же
осталась с дурацким, слишком кислым коктейлем сидеть в неудобном кожаном кресле....За весь вечер папа подходил ко мне от силы пару раз. Спрашивал, хорошо ли мне («Да, конечно!» – бодро отвечала я). Познакомил с партнером по бизнесу (пожилым дядькой с равнодушными глазами) и с парочкой молодых людей – я так поняла, то были дети его знакомых. Оба будто из одного инкубатора – чистенькие, спортивные, с дорогими часами на запястьях, а взгляды – пресыщенные и насмешливые. Первый спросил у меня, была ли я в этом году в Куршавеле. У меня получилось в ответ вполне светски усмехнуться:
– А что, разве туда до сих пор кто-нибудь ездит?
– Это вы правы! – с энтузиазмом откликнулся юноша. – Мне тоже Биарицц нравится куда больше. Да и норвежкие фьорды по-своему забавны!
И минут пятнадцать без остановки болтал про свои путешествия, включая грядущее – они с друзьями в июле собирались пройтись по Эгейскому морю на яхте.
Ответить ему мне было нечего – не рассказывать же про дом отдыха «Березка», куда мы ездили от маминой работы.
А второй из потенциальных поклонников меня и вовсе в тупик поставил. Едва отец, познакомив нас, отошел, он выпалил:
– Ты с какой скоростью подаешь?
Тут уж я (хотя и пыталась с помощью газет, телика и Интернета подготовиться к возможным «светским» вопросам) растерялась. Пробормотала:
– Ты о чем?
А он окинул оценивающим взглядом мою фигуру и авторитетно заявил:
– Думаю, километров двести в час. Почти как Иванишевич.
Я покраснела. Наконец сообразила, что речь идет о теннисе и что юноша пытался сказать мне комплимент, но все равно неприятно, когда твое тело ассоциируется не с тростинкой, не с цветком – но с пушечной теннисной подачей.
От всего этого настроение испортилось окончательно и, когда ужин (ветчина из Испании, сыры из Парижа, а жареное мясо нежнейшее, будто свинок высококалорийными сливками кормили) подошел к концу, я сидела мрачнее тучи. Даже отец – озабоченный своими делами, гостями, постоянно звонившим мобильником – заметил, что я не в духе. Отвел к окошку, положил руку на плечо, спросил:
– Признавайся, Бэла: тебе у меня не понравилось?
– Еда была вкусной, – с остатками светскости улыбнулась я.
– А как насчет Артема?
Артемом, кажется, звали того, кто спросил про подачу.
– Он звал меня поиграть с ним в теннис, – соврала я.
– Ты согласилась? – обрадовался отец.
– Нет, – усмехнулась я.
– Почему? – непонимающе воззрился он.
И тут я наконец не выдержала. Запальчиво произнесла:
– Слушай, папуль, а ты вообще в курсе, сколько это стоит – научиться играть в теннис? Моей маме такие уроки были как-то не по карману... И в Куршавель я никогда не ездила. Да и на яхте ни разу в море не выходила, так получилось, знаешь ли... Еще вопросы будут?
– Ах, вот оно что, – задумчиво сказал отец. И добавил: – Я, впрочем, тоже в теннис не играю. И Куршавель на дух не переношу. Но вы, девушки... У вас все по-другому...
– Да, папа, – устало произнесла я. – У нас действительно все по-другому. Ты завтра с отвращением полетишь в Куршавель. А я встану в половине шестого утра и поеду на автобусе на работу. Совсем другая жизнь.
Он не принял моего вызова. Полыхнул глазами, горячо проговорил:
– Эх, Бэла, Бэлочка. Ты просто еще молодая, не понимаешь, что это все – наносное... И ты – со своими глазами, фигурой, умом, наконец, стоишь десяти таких, как этот Артем!
– Хорошо бы еще объяснить это ему, – фыркнула я.
А папа твердо произнес:
– Ладно, я все понял. Тебе просто надо адаптироваться, привыкнуть. Кстати, это совсем не сложно. Обещаю тебе, нет, не обещаю – клянусь: пройдет всего полгода, и ты станешь среди них своей.
– И каким образом эта адаптация будет происходить? Ты устроишь для меня экскурсию в Куршавель? – подняла бровь я.
– Вот дался он тебе! – скривился отец.
«На самом деле я бы не отказалась, – пронеслось у меня в голове. – И от кредитной карты с неограниченным лимитом, чтобы вволю по дорогим магазинам побродить, тоже».