Идеальная для колдуна

В горле пересохло, сердце колотилось, как безумное. Рука колдуна обхватила за талию, поползла на грудь, к вырезу корсажа. Пальцы втиснулись в ложбинку, нашаривая окружность.

Амели опустила голову, зажмурилась:

— Я не знаю.

Феррандо обхватил пальцами ее подбородок, заставил повернуть голову, заглянуть в глаза. Щека прижалась к жесткой вышивке его кафтана.

— А может, ты делала их не для меня?

Амели вздрогнула и перестала дышать. Еще не хватало, чтобы из-за ее глупости пострадал Нил. Просто не за что. Это было бы совсем несправедливо. Она смотрела в синие глаза, которые были сейчас настолько близко, что отчетливо виднелась темная, почти черная окантовка радужки. Амели никогда не видела такого чистого цвета, будто в глазах сверкали два ограненных сапфира. Но так хотелось выкрикнуть правду! Что для него она и пальцем бы не пошевелила. Пусть бы подавился!

— Для кого? — Феррандо нажал на подбородок, заставляя поднять голову еще выше. — Для кого?

Амели с усилием отвернулась, опустила голову:

— Для вас.

Колдун поглаживал ее щеку, уткнувшись носом в макушку:

— Ты все еще пахнешь пионом.

Внутри все трепетало. Амели дрожала, и он, конечно, это чувствовал.

— Люблю пионы… И люблю пирожки. У тебя искусные руки и, кажется… не самая пустая голова. В тебе есть почти все, чтобы стать хорошей женой. Не хватает лишь покорности, но это поправимо.

Да он просто издевался.

Феррандо вернулся за стол, плеснул вина в серебряный бокал и осушил залпом:

— Я утром ездил в Конклав.

Амели все еще не могла сойти с места. Стояла, опустив голову и комкая юбку.

— Ты не спросишь, зачем?

Да ей было наплевать. Единственное, чего сейчас действительно хотелось — убежать прочь. Не смотреть в это лицо, не слушать этот голос. Забиться в самый дальний угол и реветь, пока не заболят глаза.

— Ты не любопытна? — он поднял бровь, помедлил, не дождавшись ответа. — Неужели еще одно достоинство? Кажется, их становится так много, что перестаешь в них верить.

Амели сглотнула:

— Зачем, мессир?

— Объявить, что я намерен жениться.

— Я рада за вас, мессир.

Кажется, он был озадачен. Поднял брови, поджал губы и вновь плеснул вина:

— И это все?

Амели молчала.

— Все же я рассчитывал услышать, что ты, наконец, довольна. Ты же этого добивалась? Будет так, как ты хочешь. Но после будет только так, как хочу я.

Амели с трудом понимала смысл сказанного. Будто ослепла и оглохла. Наконец, подняла голову:

— Жениться на мне?

— На ком еще? С завтрашнего утра оглашения в городе, как и положено, во всех церквях и на всех площадях. Церемония через три дня в соборе святого Пикары. Я больше тебя не задерживаю. Ожидаю лишь благодарности и благоразумия.

Глаза щипало, в висках колотился набат. Девочки с самого детства мечтали выйти замуж, но точно не за колдуна… Это просто не поддавалось пониманию. Амели неосознанно качала головой: разве может быть такой муж? Чудовище, способное ослепить, оглушить… Разве она могла подумать, что он вообще способен жениться? Зачем? Ведь это на всю жизнь. И об этом узнает весь город. Жена колдуна… Да народ станет ее стороной обходить, как Гасту.

Амели сглотнула:

— Мессир, это шутка?

— Я не слишком люблю шутить.

— Брак, мессир, это так серьезно. Он нерасторжим.

Феррандо усмехнулся:

— Вполне расторжим. В случае смерти одного из супругов. Просто помни об этом и будь благоразумной.

Амели отчаянно мотала головой:

— Мессир, сжальтесь. Я вам совсем не нужна. Умоляю, мессир, позвольте мне вернуться домой. — Не помня себя, она кинулась в ноги колдуну, на паркет, схватила его руку и даже прижала к губам: — Позвольте мне уйти, мессир. Молю.

Феррандо подцепил пальцами ее подбородок, принуждая посмотреть в лицо:

— У тебя был шанс вернуться, но ты сама отказалась от него. Сама. Честь была дороже. Я лишь позволил тебе остаться честной женщиной. Я не беру назад своих слов. — Он склонился совсем близко, касаясь носом щеки Амели: — Твоя задача — сделать так, чтобы я не пожалел.

Глава 22

В старых легендах и сказаниях в таких случаях пишут что-то вроде «Разверзлись небеса» или «Небо обрушилось на голову». Ничего, конечно, не обрушилось, просто стало нечем дышать. Амели сидела в своей комнате на табурете у окна и смотрела в сад через мелкие ромбы дутого стекла. Бездумно, напряженно. Уже смеркалось. Сад подернулся синевой, поблек. Песчаная дорожка утратила позолоту поджаренной хлебной корки и на глазах превращалась в сереющий закаменевший сухарь. Казалось, стукни, и раздастся глухой сухой звук, будто ударяешь по куску пемзы.

Мари уже несколько минут копошилась в алькове — что-то прибирала. Скреблась, как мышь. Нет, как большая жирная крыса с омерзительным розовым хвостом.

— Барышня, ужинать не желаете?

Амели поджала губы, резко повернулась:

— Нет! И твои услуги больше не нужны. Иди спать.

Мари лишь похлопала глазами и пожала точеными плечами:

— Говорят, перед свадьбой так бывает. От переживаний. Но тут не плакать надо, сударыня! Радоваться.

Амели не удержалась и встала. Не ожидала такой наглости. И ведь, кажется, впрямь рада. А чего Мари не радоваться — не она будет обманутой женой, которой прислуживает наглая любовница.

— Откуда знаешь?

Мари просияла улыбкой:

— Так уж весь город знает, барышня. Все рады.

Амели в бессилии вновь опустилась на табурет, закрыла лицо ладонями. Весь город… Значит, и матушка с отцом, и Эн, и даже Марта буфетчица…

— И ты рада?

Мари присела у нее в ногах:

— Конечно, рада. Мессир сделал прекрасный выбор — вы такая красавица. Барышня, хотите, травки успокоительной заварю? Валерьяну, пионовый корень. Вмиг полегчает. Всю ночь проспите, как младенчик.

— Пионовый корень?! — Амели отшвырнула служанку так, что та упала на паркет и лишь хлопала небесными глазами. Неужели, впрямь, непроходимая дура? — Вон пошла! Не уйдешь — за волосы выволоку. Вон!

Мари поднялась на ноги, оправила юбку:

— Может, тогда раздеться прикажете. Я же должна…

— … вон пошла!

Мари наспех поклонилась и выпорхнула за дверь. Неужто можно так сыграть? Ни жестом, ни взглядом, ни малейшей черточкой не выдавала свой интерес. Лишь спокойное лицо, открытый безмятежный взгляд. Неужели ей самой не хотелось быть на месте Амели, если все так? Ни зависти, ни ревности?

— И за что это ты ее?

Амели не увидела, откуда появился демон. Может, по своему обыкновению подслушивал и подглядывал откуда-то с потолка. Его не было видно со вчерашнего дня.

Амели лишь отвернулась к окну:

— Не твое дело.

Теперь только Орикада с его мерзкими привычками не хватало.

— Можно подумать, что ревнуешь.

— Ревнуют — когда любят, когда не все равно, — Амели будто говорила со своим отражением в дутом стекле.

Демон хихикнул:

— А тебе разве все равно?