Идеальная жизнь
Шрифт:
Джон смотрит на него, прислонившись к перилам, в глазах у него блестят слезы.
– Прошу прощения, истории о победе человеческой настойчивости меня всегда трогают. – Он достает платок, вытирает глаза, сморкается и небрежно спрашивает: – Как выглядит незаконченный мост из бруклинских окон?
– Джон, вы, должно быть, были там со мной! – удивленно говорит Ричард, облокачивается о перила рядом с ним и ждет, пока Джон продолжит свою речь. Он точно знает, что продолжение последует. Совершенно вымотанный, с полным желудком, очарованный вечерней прогулкой и свежими приключениями, он готов доверять своему визави без лишних слов.
Джон
– Подавленные потребительскими желаниями, мы казним себя и глушим свои особенности, страдаем от стресса и недостатка времени, которые подменяем потребительством и поверхностными отношениями. Нам необязательно много знать, чтобы при этом заработать достаточно денег. Гордость за то, «что я умею», мы заменяем на «сколько я имею». Как государству, так и крупным компаниям более удобна наша посредственность. Чем меньше мы знаем, тем более послушны, лояльны и податливы. Посредственность – это вид лености, которая позволяет нам выживать за счет потери собственных мечтаний и утраты ценностей.
Достаточно лишь скользить по поверхности, принимать общие выводы, держаться в ряду, не выделяться, ни о чем не заботиться. Посредственные люди не прощают другим исключительности, вместе с теми, кто стремятся разбогатеть быстро и без особых усилий, пытаются их растоптать и истребить. Посредственность – это разочарование, которое ведет к экстремизму… Эмили была независимой женщиной, потому что все всегда решала сама. Как трудно, должно было, быть в те времена такой женщиной.
Джон сует руку в пальто и вытаскивает две небольшие сигары. Подрезает обе и одну подает Ричарду.
– Я никогда не курил сигары, – возражает Ричард, но берет сигару.
– Это именно тот исключительный случай, когда следует попробовать. Не затягиваться, втянуть, посмаковать во рту, насладиться вкусом дыма и медленно его выпустить. – Джон закуривает, блаженно затягивается и, закрывая глаза, медленно выпускает дым. Запах табака плывет в морозном воздухе. Ричард проделывает буквально то же, что и Джон, с маленькой разницей: он раскашлялся – в легких ведро угля! Осторожно делает затяжку – второй, третий раз – и начинает привыкать. Во рту он чувствует приятный табачный вкус, голова у него немного начинает кружиться, усталость исчезает.
– Не так быстро! Хорошая сигара как слабый наркотик – чем больше ее куришь, тем более наслаждаешься. – Джон вновь вытаскивает из кармана свою маленькую серебряную фляжку. – Хотите еще? Хотя это не Wray&Nephew 1917 года, но тоже неплохой.
Ричард уже знает тайну плоской фляжки Джона, пьет с удовольствием, смакуя мягкий вкус алкоголя, несколько секунд спустя тепло разливается по желудку и по всему телу. Сегодня это весьма кстати.
– Сила моста – в его создателях. Они строили нечто немыслимое до сих пор, они воевали с ворами, политиками, инвесторами – со смертью, в конце концов. Джона, Вашингтона и Эмили объединяла огромной силы вера, сделавшая их бессмертными.
Джон опять закуривает и выпускает дым.
– Ричард, недостаточно жертвовать собой, идти за своей мечтой и воплощать ее всю жизнь. Это, безусловно, много, но для жизненного успеха вы должны убедить хотя бы одного человека, который будет тоже одержим этой мечтой и преодолевать себя во имя ее. Люди являются посредственностями только тогда, когда им не во что верить.
Они подходят к концу моста. Джон вынимает телефон и кому-то звонит. Это занимает
всего минутку. Затем обращается к молодому человеку:– Все идет хорошо, вечер наш завершается, есть у вас еще немного сил?
В глазах Ричарда удивление и любопытство. Он был уверен, что, достигнув окончания моста, они возьмут такси и он наконец-то выспится как следует. Действие сигары еще не прошло, и он с легкостью спрашивает:
– Опять будут приключения?
– Это зависит только от вас, – улыбается Джон и продолжает: – Через минутку мы встретимся с кем-то, кто проведет нас по покинутым местам Бруклина.
Они спускаются с моста, поворачивают налево, проходят по нескольким освещенным улицам, пока не оказываются в боковых переулках, по виду – необитаемых. Джон останавливается перед зданием, которое выглядит довольно ветхим. В конце улицы появляется высокий человек, он быстро приближается к ним.
– Привет, Джон! Столько лет, сколько зим! Я так рад тебя видеть, – говорит широкоплечий черноволосый мужчина. Огромными руками он сердечно обнимает Рока.
– Я тоже рад тебя видеть, мы же столько вместе пережили. Позволь мне представить вас друг другу – Ричард Дракин, Энтони Мо Ян.
– Добро пожаловать в Бруклин! – говорит Энтони, протягивая Ричарду крупную ладонь.
– Раньше Бруклин относился к бедным, забытым и опасным местам Нью-Йорка. Сегодня это современный район, у которого будущее еще впереди. Осталось лишь несколько полуразрушенных домов. – Энтони шарит в кармане, достает связку ключей, открывает облупленную скрипящую дверь. Ричарда обдает затхлым воздухом. Он сразу вспоминает соседа в самолете.
– Я пойду первым, хотя сюда запрещено входить, иногда можно столкнуться со странными личностями, не все из них настроены доброжелательно. – Энтони зажигает маленький фонарик и заходит внутрь, Джон с Ричардом следуют за ним. Они поднимаются по старой полуразрушенной лестнице, со стен свисают остатки вырванных проводов и труб, отстающие куски обоев. Входят в небольшое помещение на втором этаже – с низким потолком и трухлявым, деревянным, сильно истоптанным полом.
– Здесь когда-то начиналась американская жизнь большинства мигрантов со всего мира. В маленькой квартире в несколько квадратных метров жила одна, две или более семей, вначале без воды, электричества и отопления. Все, что вы видите, было проведено позже.
Энтони порой до чего-то дотрагивается, тут и там останавливается. Он обо всем рассказывает с любовью и невероятными подробностями.
– Вот здесь, смотрите: десять-пятнадцать слоев обоев. Каждая новая семья старалась хотя бы немного украсить свое жилье. Но тех, кто пытался делать это, было мало. 80 % населения начало заниматься предпринимательской деятельностью: шить, готовить, стирать, гладить, ремонтировать, продавать – короче говоря, делать все, что угодно. В течение двух лет, как правило, они достигали успеха настолько, что могли переселиться. Моя бабушка говорит, что самое лучшее для людей с большой целью – трудное начало.
– Ваша бабушка жила здесь? – с удивлением спрашивает Ричард.
– Мои предки приехали уже в тридцатых годах двадцатого века, они происходили из центральной Монголии и жили в соседнем квартале, который был недавно снесен. Бабушка меня, еще маленького ребенка, часто водила сюда и все рассказывала. Она любила это место, хотя то время было одним из самых тяжелых в ее жизни – не было работы, зимой они спали все в одной кровати, чтобы хоть немножко согреться. Чувствуете: десятки лет здесь пусто, но комната до сих пор пахнет копченым? – Энтони нежно поглаживает стену.