Идеальный дизайн. Книга без картинок, но с примечаниями

– заполоняет обложку сплошь английскими надписями, пропагандируя собственный шрифт, рождённый под крышей московской British higher school of Art & Design (16);

– с особым вдохновением плодит (по-русски это называют «айдентикой») латинизированные логотипы, и, стало быть, название «Третья точка» превращает в third point, благо в английском есть вожделенные точки, а в русском (какая досада!) нет (17).

Печальная тирада могла бы растянуться на всю мою книжку.

При большевиках эпизоды евродизайна были событиями, проявлениями доблести, ныне превратились в рутину. Что ж в этом хорошего? Сколько можно догонять, плестись в хвосте, ссылаясь то на семьдесят лет советской власти, то на непоследовательные реформы Петра Великого, то на пресловутую глобализацию, а то и просто на нехватку русских шрифтов? Альтернатива такова: либо продолжать завидовать, пассивно драть, вечно догонять и учиться (уж триста лет всё учимся!), либо действовать на равных с иностранцами на общемировом культурном поле, робко надеясь, что и они когда-нибудь затоскуют по кириллице. Языковая премудрость не позволяет отождествить евродизайн с собственно европейским дизайном – разница, как между дворовым и дворянином. Когда мы станем самостоятельными и свободными, лишь тогда русский дизайн обретёт европейский статус, и мы преспокойно вольёмся в «цивилизованный мир» (18) .

Давайте же культивировать Антоновку: кто усомнится в том, что это идеальный продукт! Графический дизайн – не автопром, здесь не с кем и незачем конкурировать, а технология универсальна, относительно проста, доступна (у кого нет компьютера, поднимите руку). Если мы когда-нибудь и догоним Запад, то только при условии, если станем самими собой во всём, включая и дизайн (19) . Противиться родному евродизайну меня обязывает не что иное, как... глубокое почтение к западной графической культуре.

Как видите, я не сторонник изоляции от мира и не тяну в советское прошлое с его «декоративно-прикладным искусством» и «художественно-техническим оформлением печатной продукции».

К набору уставом и вязью тоже не призываю.

плагиат

Закрою тему плагиата, ибо она плотно соприкасается с темой евродизайна.

Кажется, никто плагиат не одобряет. Если дизайнер выдаёт за своё – чужое хитроумное изобретение и при этом ещё и срывает аплодисменты, это совсем худо.

Справедливости ради отмечу, что далеко не всё в евродизайне – собственно плагиат, и такие отчаянные плагиаторы, как Николай Васильевич Ильин (1894-1954), ныне, кажется, перевелись (20) : надо же «заниматься и собственными разработками». Однако, видимо, для того, чтобы получилось совсем уж по-европейски, некоторые идут гораздо дальше мягкого заимствования или честного подчинения чьему-то творческому влиянию (21) . О масштабе плагиата в России судить не берусь, так как недостаточно хорошо знаю бесчисленные западные источники, редко читаю «Как», не принадлежу к «сетевым людям». Всё же имена беззастенчивых плагиаторов можно отыскать хотя бы и в списке членов Академии графического дизайна.

Плагиат, пожалуй, допустим (22) при двух условиях: если это дерзкий артистический или пародийный жест (такое возможно не только в чистом искусстве), и если источник прямого заимствования отмечен в выходных данных (типографические находки патентами, кажется, не защищены).

И уж если заниматься плагиатом, то следует выбирать хотя бы что-нибудь достойное, необходимое и во всяком случае малоизвестное (23) . Но причины беззастенчивого присвоения чужого обычно труднообъяснимы. Словно бы не примечая слона, плагиаторы копируют нечто пустяковое, несущественное, необязательное. Или, наоборот – сугубо конкретное, необходимое только оригиналу, рассчитанное на единоразовое употребление. С какой стати точно воспроизводить схему вёрстки, брошюровочный трюк, остроумный «прикол», плакатный образ? Тем более, если это многим известно. К чему такая покорность, неразборчивость и к тому же ещё чреватая неприятностями неосторожность?

Конкретные случаи плагиата (всё-таки, надеюсь, нечастые) убеждают меня в том, что плагиатор способен на собственные открытия и мог бы ярко самопроявиться, если бы стремился к свободе и не зарился на истинные и мнимые достижения западных коллег. Думаю, что дело тут не в творческой немощи и не в желании прославиться за чужой счёт, а, скорее, в безоглядной вере в плюсы чужой (или интернациональной?) культуры, в готовности принять любой западный вздор (это говорит западник) за чистую монету при подавленном стремлении к творческой самостоятельности.

культурное соответствие и абы что

При всех печальных «но» русский дизайн делает очевидные успехи, особенно и всё более заметные в оформлении книг. Чтобы в этом убедиться, достаточно зайти в книжный магазин, желательно в маленький, так сказать, элитарный. Здесь русский дизайн является публике во множестве вещей (где ещё увидишь больше?) и в наилучшем виде. Здесь, безусловно, есть на что посмотреть, и прогресс налицо (24) . В грубом обобщении картина выглядит так.

На высшем уровне евро-импозантности – книги по «актуальному» искусству. Кто-нибудь непременно назовёт их «дизайнерскими» (25) . В основном это альбомы и каталоги (26) . Им свойственны неомодернистская (или просто модная) типографика, приёмы острой вёрстки, новые конструкции переплётов, пикантно оголённые корешки и блоки, материалы приятных цветов и фактур (западные производители не дремлют), хорошая печать по офсетной бумаге, лаковые и золото-тиснённые прелести, всякие «прибамбасы», как деликатные, так и кричащие. Порой слишком европодобно! Возрадоваться мешают два обстоятельства. Во-первых, «актуальный» смак приходится на тему «актуального» же искусства, словно бы важнее последнего ничего в культуре нет и связь между двумя «актуальностями» сколь-нибудь существенна (27) . Во-вторых, при вхождении в еврокнигу нередко выясняется, что достоинства дизайна конфликтуют с литературным материалом, зачастую куцым и сыроватым. Скороспелые книжки наводят на мысль, что авторы и заказчики уповали на дизайнера, дескать доработает и вытянет.

На следующей, более низкой ступени – книги иностранных авторов, тома по «неактуальному» искусству, издания по гуманитарной проблематике. Картина благоприятно схожая. И всё же, чем дальше от «актуального» искусства, тем бледнее типографическое нутро и тем сильнее выпячивается обложка – покуда к ней не сведётся весь дизайн книги. И почему-то, к слову сказать, книги по музыке проигрывают в графическом отношении изданиям по архитектуре, мемуарам, философским сочинениям.

Где-то ниже располагается «науч-поп» и беллетристика в элегантных, но чаще смазливых обложках (28). Тут наступает абсолютный примат наружности. (Дамские романы для чтения в метро принадлежат параллельному миру и ранжированию не поддаются).

Выходя из ряда, обмолвлюсь о зрительном облике детских книг и учебников: это по меньшей мере досадно, но нередко наводит на мысль о культурной катастрофе.

Однако в самом низу – книги по экономике, медицине, точным наукам и технике (в элитарных магазинах они почему-то не представлены). До изданий научно-технической литературы дизайнерам (и заказчикам) как бы нет дела (29). Оформлены сугубо наружно – в духе метрорекламы, если не хуже; внутри – типографическая безучастность. Там, где кончается евро, проглядывает нечто постыло-советское.