Идеальный калибр

– Вот ведь какая беда, – усмехнулся имам. – Покажи крест. Носишь крест?

– Ношу, – сказал Валерка и стал расстегивать одежду, чтобы обнажить грудь.

Имам шагнул ближе. Я бы, наверное, на месте Валерки тут же попытался захватить его и, используя в качестве щита, чтобы перехватить инициативу, завладеть оружием, которое лежало на столе. Это было возможно, и стрелять бы никто не стал, потому что слишком велика вероятность попасть в эмира. Да если и не попадешь, эмир потом не сможет простить, что его жизнью рисковали. Потому у меня была мысль, что стрелять бандиты не решатся. Но он шагнул не в мою сторону, а в сторону Валерки. Валерка – тоже парень не промах, и в другой обстановке он мог бы, наверное, все сделать прекрасно. Однако ему мешало его религиозное сознание. Наверное, он посчитал кощунственным использовать ситуацию, при которой показывал крест. Крест не может быть ловушкой даже для врага. А крест у Валерки был особый.

В армии всякое случается. И командиры попадаются всякие: и верующие, и неверующие, и вообще отъявленные атеисты. Последних, к сожалению, значительно больше. Особенно среди командиров среднего звена, которые в советские времена успели хлебнуть атеизма, но недостаточно. Те, что постарше, нахлебались вдосталь, да и время им уже подошло к Богу приближаться, потому они мягче. Молодые чаще бывают верующими или по крайней мере сочувствующими. Но всегда есть возможность нарваться на такого командира, который запрещает носить крест. Видимо, Валерке такой и достался. И потому он нашел для себя выход: сделал татуировку – цепочка через шею, а на груди – крест с распятием.

Этот крест Валерка и показал имаму…

Тот подслеповато глаза прищурил, потрогал пальцами грудь Валерки, словно проверяя прочность татуировки, и скривился. Сделал два шага назад, несколько секунд подумал и сказал что-то на своем языке одному из тех своих охранников, которые находились с ним в гроте, когда мы туда вошли. Охранник радостно хохотнул, сказал что-то одному из наших сопровождающих, позвал с собой того горлодера, что нашу клеть из шахты поднимал, и втроем они подхватили Валерку под руки и повели к выходу. Я хотел было шагнуть следом, но мне в спину уперся автоматный ствол.

– А ты не спеши, я с тобой еще не поговорил… – Имам опять стал добреньким.

Я между тем отметил, что из девяти охранников осталось шесть, хотя на меня одного шесть стволов – это тоже слишком много. Если предпринимать что-то, то только выбрав удачный момент и используя самого имама в качестве щита. Но он ко мне не подходил, а вот охранники подошли ближе и смотрели в мою спину всеми стволами. Каждый даст по очереди – меня в клочья разорвет. Охраняют они профессионально…

Хотя, с другой стороны, теорию они в чем-то нарушают. Автомат Калашникова не является идеальным оружием для плотного контактного боя. Разве что если использовать автомат в качестве дубинки или просто бьющего, но не стреляющего оружия. Удар стволом в ребра бывает очень чувствительным и болезненным. А стрельба очередями на такой дистанции опасна тем, что они друг друга перестреляют. Но мне от этого легче бы не стало, поскольку хотя бы одна из очередей меня обязательно достала бы. У меня одно ранение на счету уже есть. Только одна пуля в мягкие ткани плеча, но удовольствия она мне мало доставила. Два года прошло, но до сих пор порой плечо побаливает. А уж несколько очередей – это совсем не то, что мне может понравиться.

– Ну, что ты скажешь? – спросил имам.

– Вы разве меня спросили? – удивился я.

– А разве нет? Я предложил тебе принять ислам.

– Вот теперь вы спросили, – ответил я. – И я откажусь, пожалуй…

Я уже продумал свою дальнейшую тактику. За долю секунды продумал и начал выстраивать линию поведения.

– Жить, значит, не хочешь? Гордый, герой.

– И жить хочу, и совсем не стремлюсь в герои. Но я вырос в семье атеистов, и если уж не стал православным христианином, то почему же я должен стать мусульманином? Я вообще никакого понятия не имею ни о христианстве, ни об исламе. Какой смысл выбирать то, чего не знаешь? Это глупо…

Имам на какое-то время задумался. Он, конечно, был не глупым человеком и с логикой дружил. И вполне понял меня.

– А ради спасения своей жизни? Согласишься?

– Жить я, конечно, хочу, но я привык жить честно, привык себя человеком считать, а не ползать червяком. А вы хотите из меня именно червяка сделать.

– В чем-то ты, как я понимаю, прав. Тогда подойдем к делу с другого конца. Ты – солдат-контрактник.

– Младший сержант контрактной службы, – поправил я.

– Это дела не меняет. Ты – контрактник. То есть обыкновенный наемник. Наемник служит тому, кто ему платит. Если я буду тебе платить? Гораздо больше, чем платят тебе федералы. Тебе воевать и стрелять в своих не придется. Я понимаю, что для порядочного мужчины это много значит. Ты будешь просто обучать моих снайперов своему делу. Чтобы они, образно говоря, не использовали компьютер в качестве пишущей машинки. Ты согласишься?

Я для пользы дела не спешил с ответом. Потом все же спросил:

– А сколько?

– Это можно будет обговорить отдельно. – Имам бросил взгляд на моих охранников, и я понял: он подумал, что меня можно, что называется, уломать, но не хотел настраивать против меня других своих бойцов и потому сумму озвучить при всех тактично не пожелал. – По крайней мере, я обещаю тебе больше, чем ты получаешь у своих.

– Мне нужно подумать… Я не могу так вот сразу, – сказал я не совсем уверенно.

– Да, тебе нужно подумать, – неожиданно быстро согласился имам. – Я даю тебе сутки. Пока ты думаешь, будешь читать Коран. У меня есть Коран на русском языке. Хотя бы познакомься. Это к вопросу о принятии ислама… Исламская культура – не такое простое понятие, как кажется на первый взгляд. Тем более ее сложно воспринять человеку, прежде с исламом не знакомому. Еще Ницше писал, что культура есть не что иное, как способ ограничения свободы человека. Ницше был прав. Без ограничений не может быть человека. Человек без ограничений превращается в животное. Сейчас ваше российское общество, сняв многие ограничения, превращает русских в таких же животных, как американцы или европейцы. А они – животные, не думающие ни о чем, кроме того, чем живот себе набить и что в дом купить. Общество потребления – это общество животных. Русских может спасти от вымирания только ограничение во многих вещах. Я не сторонник всеобщего аскетизма, но ограничения необходимы.

– С этим трудно не согласиться, – заметил я.

– С этим невозможно не согласиться. И русских может спасти только ислам, как одна из наиболее строгих религий.

– Но я слышал, что в православии тоже много ограничений.

– Много, но недостаточно. Православие не может уберечь вас от западного влияния. Вы все говорите про монголо-татарское иго, как оно затормозило развитие Руси. И никак не понимаете, что монголо-татарское иго было только коротким эпизодом в сравнении с тем игом, что принес вам Петр Первый – самая вредная личность для всей вашей истории. Европейское иго, а теперь еще и американское, произошедшее, в общем-то, от европейского, только со значительной примесью иудаизма, давит на Россию со времен Петра и до сегодняшнего дня. А сейчас усилилось многократно. – Он говорил убежденно, но при этом давал понять, что это совершенно очевидно. – Ну, ладно, мы об этом еще поговорим. А сейчас… Ты кто, кстати – Братишкин или Востриков?

– Младший сержант Востриков, – сказал я, вытянувшись по стойке «смирно», и чуть было каблуками не щелкнул.

– Про звание забудь. Звание твое там осталось, во вчерашнем дне…

Имам подошел к своему письменному столу, сел за него и пододвинул к себе ближе медный масляный светильник. Перед ним лежало все содержимое наших карманов, кроме всяких мелочей. К мелочам я относил стреляную гильзу, которую мне оставили и которой я измерял глубину шахты. А больше, кажется, и мелочей не было. Все содержимое было разделено на две кучки. Имран оказался человеком аккуратным и не смешивал содержимое моих карманов с содержимым карманов Валерки, сразу разложив одно и другое по разным целлофановым пакетам.

Имам пододвинул к себе мое неотправленное письмо Вере. Письмо уже было вложено в конверт с адресом. Он вытащил сложенный втрое листок, перечитал, подумал и показал рукой на стоящий в стороне стул.

– Присаживайся ближе. Будешь письмо дописывать.

Я быстро оценил ситуацию с охраной. Она бдительность не потеряла, несмотря на то что мы с имамом вроде бы и договариваться начали. Автоматные стволы глядели на меня и были готовы к любым неожиданностям.

– Что я должен дописать?