Идеальный шпион

Вы спросили, поездил ли Пим по стране, и предложили как-нибудь, когда поедете в очередную служебную поездку, взять его в машину, ему это будет интересно. Потом мы оба надели высокие башмаки и пошли «прошвырнуться», как вы назвали марш-бросок по лесам Эльфенау. Во время этой прогулки вы сказали, что Пиму вовсе не обязательно называть его «сэр», а когда мы вернулись, Фелисити кормила Адриана, а в комнате сидел и разговаривал с ней какой-то ухмыляющийся незнакомец постарше Вы представили его как «Сэнди из посольства», и Пим сразу почувствовал, что вы с незнакомцем коллеги, и смутно заподозрил, что Сэнди ваш начальник. Теперь я знаю, что это был глава резидентуры, а вы были его первый заместитель и что он, как это принято, знакомился с новой кандидатурой, прежде чем дать вам окончательное добро. Но тогда Пим мыслил ваши отношения в форме «директор школы — старший воспитатель», форме, которая, знай вы о ней, вам бы понравилась.

— Как продвигается ваш немецкий? — спросил Сэнди, опять ухмыльнувшись, в то время как мы втроем дружно уплетали сладкие пирожки Фелисити. — Нелегко его здесь учить, ведь говорят-то все на швейцарском диалекте, правда?

— В университете Магнус общается главным образом с эмигрантами, — пояснили за меня вы, подчеркивая эту выигрышную для сделки подробность.

Сэнди глупо заржал и хлопнул себя по колену.

— Вот оно что, оказывается, надо же! Держу пари, что там толчется немало прелюбопытнейших типов!

— Он мог бы многое рассказать нам и о них тоже, да, Магнус? — спросили вы.

— Вы не против? — загадочно бросил реплику Сэнди и опять ухмыльнулся.

— Почему бы мне быть против? — сказал Пим.

Сэнди умно разыграл эту комбинацию. Почувствовав, что на людях Пим склонен к скоропалительным решениям, он использовал свою догадку, заручившись его согласием еще прежде, чем тот успел понять, на что он согласился.

— Никаких благородных сомнений относительно святости и конфидециальности дружеских связей в храме науки? — гнул свое Сэнди.

— Никаких, — храбро ответил Пим. — Если это надо для моей страны. — И наградой ему была улыбка Фелисити.

Какой версии придерживался Пим, рассказывая о себе в тот день, я не помню, а значит, он проявлял достаточную умеренность и избегал опасных деталей, которые впоследствии могли ему дорого обойтись. Проявив осторожность, он не стал признаваться в том, чем зарабатывает себе на жизнь. И это было правильно, так как вы без того уже знали, что он работает вечерами и «по-черному», так называют немцы работу, полученную незаконно. «Ловкий парень, — думали вы, — изобретательный, при случае и воровством не побрезгует». Пим не очень-то расписывал семейный уют, которым окружали его Оллингеры, ибо подобие родителей не согласовывалось с тем образом типичного репатрианта, каким он себя изображал. Когда вы спросили его, есть ли у него знакомые девушки, чтобы развеять тень гомосексуализма (а может быть, он один из этих типов?), — Пим тут же это уловил и начал плести какую-то невинную фантастическую чушь про красавицу итальянку по имени Мария, с которой он познакомился в «Космо-клубе» и очень увлекся, но все это временно, в отсутствие его постоянной девушки — Джемаймы, которая ждет его в Англии.

— Джемайма, а как по фамилии? — спросили вы, и Пим назвал Сефтона Бойда, упоминание которого вырвало у вас вздох классового облегчения. Мария действительно существовала и действительно была красавицей, но чувство к ней Пима было неразделенным, так как он ни разу с ней словом не обмолвился.

— «Космо»? — переспросили вы. — Я не слышал о таком. А вы, Сэнди?

— Да вроде бы нет, старина.

Пим объяснил, что «Космо» — это своего рода политический дискуссионный клуб для иностранцев, где Мария занимает какую-то должность, вроде взносы собирает, что ли.

— Какого характера? — спросил Сэнди.

— Характер у нее вспыльчивый, — простодушно ответил Пим, и вы, и Фелисити, и Сэнди расхохотались так, что долго не могли успокоиться, и все смеялись как крошка Одри, а Фелисити заметила, что теперь совершенно ясно, насколько Магнус искушен в политике. После этого ни одна вечеринка с гостями не проходила без того, чтобы кто-нибудь не осведомлялся о характере Марии. Пим ушел от вас тогда уже к вечеру, и вы подарили ему бутылку беспошлинного шотландского виски, чтобы коротать с ней холодные вечера. Фирме эта бутылка обошлась тогда, я думаю, шиллингов в пять. Вы предложили отвезти его домой, но он сказал, что любит ходить пешком, заработав таким ответом себе еще одно очко. Он пошел пешком, вернее, понесся как на крыльях. Он бежал вприпрыжку, смеясь, прижимая к себе бутылку и сам сжимаясь от холода; за все свои семнадцать лет он ни разу еще не был так счастлив. В это Рождество Господь послал к нему двух ангелов. Один ангел — скиталец, который плохо держится на ногах, другой — этот красивый английский вояка, который на второй день Рождества угощает гостей шерри и не знает, что такое сомнения. И оба ему симпатизируют, обоим нравятся его шутки и его рассказы, оба спешат заполнить в его сердце пустующую нишу. А в ответ он дарит им себя — таким, каким всегда, наверное, хотел быть. Само собой, что рассказывать каждому из них о существовании соперника не стоит. Тогда оба они будут для него как та любовница, что оставляет семейный очаг неприкосновенным. Так думал Пим, если он вообще о чем-то думал.

— Где это ты стибрил, сэр Магнус? — спросил Аксель на своем безукоризненном английском, с любопытством разглядывая бутылочную этикетку.

— У священника! — без малейшего колебания сразу же ответил Пим. — Замечательный парень. Тоже был в армии. И я ее не стибрил, а получил в подарок, ей-богу. Как постоянный прихожанин. Они получают это, конечно, по дипломатическим каналам. Не за полную стоимость, как продают в магазинах.

— А сигарет он тебе впридачу не предложил? — спросил Аксель.

— Это еще с какой стати?

— Плитку шоколада для сестрички на ужин?

— Нет у меня сестрички.

— Ладно. Тогда давай выпьем.

Вы помните наши автомобильные прогулки, Джек? Думаю, что помните. Вам не приходило в голову, как трудно было вербовать агентов нашим предкам — ведь у них не было автомобиля! Первая наша поездка явилась как нельзя более кстати. У вас встреча в Лозанне. Займет она три часа. Вы никак не объяснили, зачем вам нужны эти три часа в Лозанне, хотя и могли для конспирации придумать мне любую историю. Задним числом я теперь понимаю, как вы расчетливо давали мне понять, что находитесь на секретной работе, но на какой именно — не говорили. В тот раз Пима вы ни о чем не спросили. Хотели сначала теснее сойтись с ним. Единственное, что вы сделали, — это назначили с ним встречу, и вторую, на всякий случай, если не состоится первая, — чтобы посмотреть, как он с этим справится: «Теперь слушайте, может так случиться, что мне надо будет сделать еще один звонок. Если я не появлюсь возле отеля „Дора“ в три часа, будьте у западной стороны главного почтамта в 3.20». Пим не очень-то умел ориентироваться, где запад и где восток, но он расспрашивал прохожих, и, расспросив так пятерых или шестерых, он наконец нашел того, кто ему все объяснил, и прибыл на вторую встречу ровно в 3.20, хоть и сильно запыхавшийся. Ваш автомобиль уже колесил по площади, на втором кругу вы подъехали ко мне и распахнули дверцу. Пим ловко, как десантник, вспрыгнул в машину, демонстрируя таким образом свою удаль.

— Я говорил с Сэнди, — сказали вы, когда неделей спустя мы катили в Женеву. — Он хочет, чтобы вы сделали для него одну работу. Не возражаете?

— Конечно, нет.

— Текст перевести сможете?

— Какого плана текст?

— А язык за зубами держать умеете?

— Думаю, что умею.

Вы дали ему первое задание на вечер.

— Время от времени к нам поступает кое-какой технический материал. Главным образом о доморощенных швейцарских фирмах, изготовляющих товар, который нам не слишком нравится. Маленькие такие штучки, которые взрываются, — добавили вы с улыбкой. — Особой секретности тут нет, но в посольстве среди обслуживающего персонала у нас много местных, поэтому мы предпочитаем, чтобы переводил кто-нибудь со стороны, предпочтительно англичанин. Кто-нибудь, кому мы доверяем. Возьметесь?

— Конечно.

— Мы будем платить немного, но чтобы иногда угостить Марию обедом — хватит. Что пишет Джемайма?

— У Джем все в порядке, спасибо.

Пим был жутко напуган. Вы вручили ему конверт, который он положил в карман, вы посмотрели на него заговорщическим взглядом и сказали: «Ну, удачи вам, старина!» Да, Джек, точно так вы и сказали! И вся беседа проходила именно так! По пути домой Пим так часто перекладывал конверт из кармана в карман, что был похож на рассеянного профессора, спасающегося от преследователей. Что же было в конверте? Не говорите, я сам отвечу: всякий хлам. Ксерокопированный хлам из старых оружейных каталогов. И нужен был вам вовсе не этот пустяковый перевод, а Пим, потому что пришли вы по его душу. На чердаке Пим тоже без конца перекладывал конверт — то под кровать, то под матрас, за зеркало, в каминный дымоход. Перемещал же он его в такие часы, что даже Аксель ничего не заподозрил. Вы заплатили Пиму двадцать франков. Технический словарь стоил двадцать пять, но Пим твердо знал, что джентльмену заводить об этом речь неприлично, даже если б деньги от Рика приходили бы всегда и вовремя.

— В «Космо-клуб» давно наведывались? — осведомились вы, когда мы как бы между прочим заворачивали в Цюрих, где у вас было «одно маленькое дельце».

Пим признался, что давно не бывал в «Космо-клубе». Вращаясь в орбите Акселя и Джека Бразерхуда, зачем бы он еще пожелал приходить в «Космо-клуб»?

— Мне говорили сведущие люди, что обстановка там весьма вольная. Нет, про Марию я ничего дурного сказать не хочу, заметьте. Эти компании всегда себе много чего позволяют. Считается, что без этого, какая уж там демократия. Было бы неплохо тем не менее, если б вы сами понаблюдали за ними, — так сказали вы. — Но не сомневайтесь. Если они захотят видеть в вас левака, пусть думают, что вы левак. Если посчитают вас правым, британским консерватором, так изобразите им британского консерватора. А понадобится, будьте и тем и другим вместе. И не перебарщивайте. Мы не хотим, чтобы у вас были неприятности. Есть там еще англичане?