Идеальный вариант (сборник)
Шрифт:
– А твои?
– В шахматы.
– Дурачки.
– Почему? – не поняла она.
– Потому, – отрезала подруга и засмеялась. – Проворонят тебя со своей доской – вот и дурачки.
– Перестань! – Сделала вид, что рассердилась, но на самом деле было приятно.
Можно ведь хотя бы помечтать о том, что скучная жизнь замшелой домохозяйки обрастет вдруг тайнами и интригами. Светка тогда обрадуется. Перестанет называть ее плесенью, которая может рассказать только о ценах на молоко и раскрыть содержание бестселлера «О вкусной и здоровой пище». Палку подруга, конечно, перегибала. Наташин мир вовсе не ограничивался кастрюлями и плитой. Она ходила в компании своих мужчин и в кино, и на выставки. Да и в театр с мужем выбирались раз в два месяца. Не так уж и часто, но и не редко
Но у Наташи проблема была. Когда-то ее широкие бедра при осиной талии и узких плечах относились к достоинствам, но с годами то, от чего в былые времена молодые люди сворачивали шеи, она записала в разряд недостатков. От хорошей, спокойной, сытой жизни немного располнела. Талия по сравнению с бедрами оставалась тонкой, но низ стал откровенно тяжеловат, и фигура из разряда сногсшибательных плавно перекочевала в ряд нестандартных. А соваться в магазин со своим «верх – 46, низ – 50» казалось просто неприличным. Одно дело – брюки покупать или блузки. А платье такое где найдешь?
– Плохо ищешь! – изрекала Светка, разглядывая очередную сшитую обновку.
– А в этом разве плохо? – удивлялась Наташа. – И цвет яркий, и по фигуре.
– Хорошо. Только возни много.
– Мне нравится. Хочешь, и тебе что-нибудь сошью?
– Обойдусь, – фыркала подруга, но на каждый день рождения доставала из пакета сверток со сделанным подругой подарком и расплывалась в улыбке, не забывая, однако, пробурчать: – И зачем только силы тратить?
Сил у Наташи было много, и тратить их она любила. В квартире ни пылинки, на завтрак оладушки, запеканка и яичница, обед из четырех блюд, ужин из двух, одежда постирана и отутюжена, постельное накрахмалено, брюки отпарены.
– Тебе не скучно? – частенько допрашивали работающие подруги. А вопрос ее удивлял: «Когда скучать-то?» То окна надо помыть, то цветы пересадить, то пуговица где-то отскочит, то обои на стыке разойдутся, то лампочка перегорит.
– Вот лампочку мог бы и Володька вкрутить, – недовольно поджимала губы Светка.
– Мог бы, – соглашалась Наташа. – А зачем?
Владимиру – ведущему научному сотруднику очень важной лаборатории и по совместительству мужу – до лампочек действительно не было никакого дела. Он уже лет пятнадцать стоял на пороге великого открытия и предпочитал физическому труду духовный. Выставка – ради бога, театр – пожалуйста, а вот лампочки – как-нибудь без него. Впрочем, у нее получалось не как-нибудь, а очень даже хорошо. Все получалось, кроме одного: оторваться от мужа и сына и немного побыть просто Наташей, а не женой или мамой: хлопочущей наседкой и верной спутницей жизни. Хотя не то чтобы не получалось, как-то не возникало ни желания, ни необходимости.
Но неделю назад подруга поставила вопрос ребром, хлопнув изо всех сил маленькой ладошкой по столу:
– Идешь со мной, и точка. – Наташе стало смешно. Она представила, как маленькая Светка вот так хлопает рукой по учительскому столу в классе и грозно сдвигает брови – зрелище скорее развлекательное, чем внушающее трепет. Ученики наверняка дают Светлане Александровне повод продемонстрировать свою богатую мимику.
Но вместе с этой веселой мыслью пронеслась в голове и другая, довольно странная: она подумала, что действительно хочется сходить на эту встречу с бывшими одноклассниками. Как говорится: «На других посмотреть, ну и…»
Показывать себя не то что не умела – как-то стеснялась, да и нужным не считала. Но с той минуты, как подруга позвонила в очередной раз и практически провизжала в трубку: «Он будет», поняла, что просто обязана произвести впечатление.
«Им» был Ваня Сазонов, с которым у Наташи были вполне серьезные отношения с далеко идущими планами за два года до окончания школы и еще два года после. А потом все как-то постепенно
сошло на нет. Оба остыли и устали. Надо было либо жениться, либо расходиться. Жениться обоим не хотелось: жилья нет, работать неохота, в голове ветер, – какая свадьба? В общем, поплакали, погрустили, договорились остаться друзьями и ни разу с тех пор друг другу даже не позвонили. Наташа считала, что первой звонить неприлично, не хотела навязываться. Иногда вдруг ни с того ни с сего думала, почему не звонит он, и всегда находила лестные для себя объяснения. Самым логичным казалось: «Боится оказаться не ко двору. Мужчины вообще боятся отказа». Мысль была приятной и, промелькнув, надолго исчезала: Наташа нечасто вспоминала о первой любви. Но теперь два заговорщицки оброненных подругой слова разбудили все то женское, что дремало с того момента, как Наташа сказала в ЗАГСе Геннадию уверенное «да».И понеслось. Созванивались раз тридцать на дню.
– Может, розовое пастельное? – спрашивала, разглядывая себя в зеркало. Платье из плотного атласа надевала на прошлый Новый год. Оно действительно удалось, сидело отлично, но Светка забраковала:
– Тебе не пастельное надо, а постельное, понимаешь?
– Зачем? Я же не собираюсь с ним спать!
– Это не важно. Важно, чтобы он этого захотел.
– Зачем?
– Для самоутверждения.
Наташа представила, как Светка при этом хлопает по столу и добавляет: «И точка», и объяснение показалось вполне приемлемым.
– А-а-а, – протянула понимающе.
– Ага.
Через полчаса звонила снова:
– Зеленое шелковое?
– Ты бы еще сарафан зимой напялила. Хочешь, чтобы решили, что тебе надеть нечего? Ну кто зимой носит шелк?!
– Красиво же!
– Красиво, но холодно. И сразу понятно: раз так вырядилась – значит, чего-то хочешь. А зачем это кому-то показывать?
– Ничего я не хочу, – обижалась Наташа. – И не пойду никуда.
– Не ходи. – Светка швыряла трубку, но через час перезванивала и со значением спрашивала: – Ну?
– Синее шерстяное?
– Бедненько.
– Черное со стоечкой?
– Уныло.
– Желтое в одуванчиках?
– Ты кем хочешь быть: одуванчиком или розой?
– Ну, тогда не знаю…
Та же история повторилась с выбором туфель, украшений и сумочки: она предлагала «триста двадцать пять» возможных вариантов – Светка каждый решительно забраковывала. В конце концов, энтузиазм испарился, и Наташа объявила:
– Возьму, что первое попадется. В этом и приду.
– Сейчас приеду, – перепугалась подруга и, появившись через час на пороге квартиры, потащила женщину в магазин.
Выбирали часа три, не меньше. Наташа вернулась домой совершенно обессиленная и впервые за десять лет сварила на ужин готовые пельмени. Муж на этот «ужас» не обратил никакого внимания, а когда супруга продемонстрировала обновки, только и сказал:
– Достойно. – И отправился приближаться к открытию. Потом, правда, заглянул на кухню, спросил обеспокоенно: – А дорого?
– Не очень, – та смущенно потупилась.
– А-а-а… Ну, тогда ладно. А свои почему не наденешь?
– Светка говорит: «Не модно».
– Зато со вкусом.
Супруг испарился, а она начала мучиться. Вроде сказал, что достойно выглядит в новом наряде, а в то же время и безвкусным назвал. Хотя сама женщина казалась себе в нем верхом совершенства. Это было четыре дня назад. И с того вечера Наташа каждый день облачалась в новые вещи и вертелась перед зеркалом.
«Хороший крой, и ткань приятная, и рисунок вроде не сложный, но манящий, яркий», – рассматривала геометрический узор платья: черный фон пересекали крупные красные и бежевые треугольники. «Хороший крой», – повторяла снова и снова, проводя руками по груди и бедрам. «Если бы треугольники легли в других местах, было бы некрасиво. Они бы перерезали фигуру, нарушили пропорции, а так все на месте: достоинства (высокая грудь) выделены, недостатки (широкая кость) скрыты черной тканью. Интересно, как он сейчас выглядит? Может, носит усы. Наверняка. Он же хотел отрастить, мечтал казаться взрослее. Все повторял: «Неужели не хочешь видеть рядом солидного дядю?» Нет, солидные дяди ее никогда не интересовали. Казались людьми из другого мира.