Идеальный враг

“.Пушечное мясо…”

Штаты с самого начала взяли на себя нелегкую задачу. Они первыми столкнулись с незнакомой страшной опасностью. Они все свои силы, военные и научные, бросили на изучение неведомого ранее врага. Они вложили огромные средства в разработку и формирование новейшей оборонной системы. Сколько своих денег они потратили на благо всего мира!

Да, у них сейчас свои задачи. Они элита. Они мозг.

А мы тогда кто?

“Пушечное мясо…”

Павел хмурился.

— Что, зацепило, Писатель? — с усмешкой спросил Цеце.

— Это все неправильно, — сказал Павел, осуждая слова товарищей.

— Вот именно, — сказал Рыжий, посчитав, что Павел согласился с ними.

Опять возле залитой светом прожекторов сцены затеялась драка. Сорвались с мест охранники, бросились в толпу. Сержант Хэллер, подвинув девицу, приподнялся, жадно вглядываясь в разрастающуюся сумятицу. Ноздри его раздулись, скулы закаменели, кулаки сжались. И вдруг он вздрогнул, пророкотал гневно, выпрямляясь, стряхивая с колен разомлевшую девицу:

— Наших бьют!

Он увидел, как из колышущейся толпы, размахивая руками и ногами, вылетел маленький человечек в разорванной ярко-синей форме с нашивкой “U.D.F.” на рукаве. Упал спиной на стол, расплескав посуду. Поднялся, зажимая ладонью крупный острый нос — кровь из ноздрей лилась на грудь. Покачался немного, приходя в себя, и снова бросился в самую свалку, попутно боднув головой спешащего туда же охранника.

— Наших бьют! — донеслось из толпы. И Павел узнал этот гнусавый голос.

Рыжий схватился за бутылку. Цеце схватился за Рыжего. Сержант перешагнул через ворочающуюся на полу пьяную девицу, опрокинул два стула, двинулся по направлению к толпе, закатывая рукава, тяжело дыша и гневно взрыкивая. Гнутый непослушными пальцами привязывал огрызающегося хота к ножке стола. Курт спал.

— Черт возьми! — вопил Цеце, пытаясь вырвать бутылку из рук товарища. — Я чувствовал! Я знал!

Сержант Хэллер ворвался в толпу, словно разъяренный кабан-секач в стаю волков. Задвигал руками, будто поршнями. Запыхтел, захрипел, заухал. Он не дрался, как могло показаться со стороны. Он усмирял толпу.

Музыка оборвалась. Стриптизерши подхватывали с пола только что сброшенную одежду, торопились убраться со сцены, семеня на своих жирафьих ногах, взвизгивая, хватаясь друг за друга.

— Везде одно и то же! — выкрикивал Цеце, пытаясь удержать рвущегося в драку Рыжего. — Куда ни приди! Везде все одинаково!

Гнутый, наконец-то привязав к столу свою животину, бросился на помощь сержанту. Впрочем, тому помощь не требовалась. Он расшвыривал всех, кто попадал ему под руку. Он грудью рассекал толпу, словно ледокол торосы. Здоровенный вышибала повис у сержанта на плечах, но тот просто повел плечами, и охранник отцепился, повалился на пол, под ноги дерущихся.

Павел слегка оторопел, наблюдая за разворачивающимся побоищем. Все больше людей ввязывалось в драку. Все чаще слышались выкрики: “Наших бьют!”, и уже не разобрать было, кто кого бьет, где “наши”, где “не наши”. В ход пошли пластмассовые стулья. Кто-то скакал по опустевшей сцене, пытался выдрать, вывернуть из пола блестящие шесты, вокруг которых только что танцевали девушки.

Вдребезги разбилась о чью-то голову пущенная тарелка.

Сержант Хэллер выволок из сутолоки мотающихся Шайтана и Пекаря, прислонил их к стене, придавил своим мощным телом, рявкнул:

— Стоять здесь! — и снова бросился в толпу.

Гнутый уже дрался с крепкими парнями в форме американских летчиков. Он был один, их было пятеро. Они оттерли его от общей свалки, они теснили его, зажимали в темный угол, намереваясь сбить с ног, затоптать, раздавить.

Стереть в пыль, размазать…

И Павел сорвался с места, забыв обо всем. Он налетел на этих летчиков, сразу же сбил одного подсечкой, сам получил крепкий удар в грудь, задохнулся, но тут же пришел в себя, коротко ткнул кулаком в подвернувшееся румяное лицо.

— Наших бьют! — заорал он по-русски, уже понимая, что не выстоять им двоим против пятерых. И подмога пришла. Выскочил откуда-то незнакомый парень в летном комбинезоне, со звездно-полосатой нашивкой на рукаве. Павел хотел было ударить его, решив, что еще одним противником стало больше, что еще один американский пилот присоединился к своим товарищам. Но парень, увернувшись, заругался матом на чистом русском, заорал:

— Свой я! Глаза разуй! — и с кулаками кинулся на летчиков.

Трое против пятерых — нормальный расклад.

Они сомкнулись плечом к плечу. А к ним уже бежали нарушившие приказ сержанта Шайтан и Пекарь, оба страшные, перемазанные кровью, всклокоченные. Летчики, получив отпор, попятились. Теперь уже их жали, теснили, давили. Один из пилотов выхватил пистолет, но тут же выронил его, получив удар в лицо. Павел отшвырнул оружие ногой, мельком отметил, что пистолет поднял охранник с разбитым ртом, и тут же об этом забыл.

Они побеждали. Они прижали американцев к стене, и те уже почти не сопротивлялись.

Сержант Хэллер выволакивал из толпы упирающегося Рыжего. Цеце прыгал рядом, он что-то кричал сорванным голосом, но у него выхолил лишь надрывный хрип.

Толпа колыхалась. Мелькали кулаки, залитые кровью лица. На полу корчились люди, отползали подальше от топчущихся на месте ног. Охранники уже не разнимали дерущихся, они дрались вместе со всеми. Летала посуда. С грохотом рухнул массивный ящик акустической системы. Сорвался с потолка зеркальный шар, ударился о пол, разметал острые осколки, словно разорвавшаяся бомба.

А потом прозвучали два выстрела.

Кто-то завизжал по-бабьи. Толпа замерла на мгновение. И в один миг распалась, рассыпалась, растеклась.

Охранник с разбитым ртом держал в подрагивающей руке пистолет. Курилось дуло, устремленное в потолок. Сверху сыпалось какое-то крошево, искрящееся в лучах лазеров, словно волшебный порошок.

— Разойдись! — прокричал охранник, брызжа алой пеной.

Опомнившиеся люди пятились, выпуская из рук стеклянные булавы графинов и бутылок, разжимая ободранные кулаки, вытирая кровь носовыми платками и бумажными салфетками. Несколько человек никак не могли подняться с пола, им помогали молчаливые товарищи, насупленные и испуганные. Меж столиков расхаживали изрядно помятые охранники, задевая плечами притихших посетителей, окриками заставляя всех сесть на свои места.