Идеалы мисс Райт. Дилогия

От позорного скандала, совсем не приставшего воспитанной мисс, доходягу-Джойфула спас укоризненный взгляд синеглазого.

– Полегче, Джой! Если тебя так тянет к пастушьим сравнениям и манерам, могу освободить от должности помощника и порекомендовать паре знакомых фермеров. Хочешь?

– Простите, мистер Малиформ. – Тут же залебезил провинившийся. – Заработался немного, устал… С самого утра собеседования провожу, даже глоточка чая некогда было сделать. Я…

– Так сделай перерыв! – Отмахнулся от оправданий подчиненного, судя по названной фамилии, главный участник съемочной группы. То есть, проще говоря, режиссер. И какой-то там родственник рыжей Фелисьены, во что верилось с трудом, ибо сходства не было никакого, если не считать цвет радужек. – Я сам приму мисс…?

– Райт, Аманда Райт. – Представилась я, радуясь, что дышу уже вполне нормально.

– Руперт, просто Руперт. – Очаровательно улыбнулся мужчина и склонился к моей руке.

«Бабник, просто бабник!» – перевела для себя я, не забыв оскалить зубы в ответ. Хлопок двери обозначил, что в кабинете мы остались одни.

Выпрямившись, режиссер медленно обошел меня по кругу, словно статую в музее, остановился чуть сбоку, задумчиво побарабанил пальцами по циферблату наручных часов и, наконец, заявил:

– Очаровательно! Совершенно очаровательно! Вы позволите? – Резко шагнув вперед, он протянул руку к моей голове.

Я так растерялась, что даже отпрянуть не успела, не то, что возмутиться. Мужчина бесцеремонно вытащил из развалин моей прически единственную оставшуюся там шпильку и, перекинув распустившиеся локоны мне на грудь, повторил:

– Очаровательно! Именно то, чего не хватало для деревенского колорита. Я немедленно, прямо сейчас велю Трумэну – это наш сценарист – ввести в несколько эпизодов юную дочь храмовника. Это станет прекрасным дополнением к сельской идиллии и отменным контрастом для нашей главной героини. Наивность и цинизм, свежесть и потас… м-м…

– Увядание? – Невинно, словно не поняв, на каком именно слове замешкался Руперт, предложила версию я.

– Да-да, увядание! – Охотно согласился он. – Так вы согласны, я правильно понял? Роль будет небольшая, несложная, но значимая! И очень может быть, мы упомянем ваше имя в титрах.

Последнее, судя по тону, должно было показаться мне чудом из чудес. Но мое безоговорочное согласие основывалось совсем на других пунктах. Во-первых, оплата эпизодической роли третьего плана явно должна была превысить то, что получит массовка. Во-вторых, возможно, как какая-никакая, а все же часть команды, я могла бы подсунуть реквизиторам именно наши старые вещи, что тоже существенно пополнило бы «казну» «Сизой вишни». Ну а в-третьих, и самых главных, предложение режиссера предоставляло мне отменный шанс выиграть спор у несносного задаваки Алекса.

Поздним вечером на чердаке «Сизой вишни»…

Проводка давно испортилась, а прихваченные из сарая жар-камни давали больше тепла, чем света. Распахнутое окошко было не в силах нивелировать их действие, из-за чего я чувствовала себя засунутой в духовку уткой, а слопанные в качестве ужина яблоки лишь добавляли сходства.

К сожалению выхода не было – в царство хлама, веками копившегося под крышей, тащить свечи рискнул бы только самоубийца, а дорогостоящего амулета ночного зрения в нашем доме не водилось. Последний разрядился еще при бабушке.

Любые изделия магов требовали своевременного ремонта и периодической подпитки, но обходились услуги волшебников дорого – непосильно дорого для нашей семьи. Вот и получилось, что из всего арсенала колдовских штучек в работоспособном состоянии остался только десяток светящихся голубых камешков, слишком мелких, чтобы заинтересовать скупщиков.

Жар-камни в принципе не портились, и хотя места их добычи были давно выработаны, а метод обработки утрачен, редкостью не считались. Ученые яростно протестовали, но самой популярной считалась версия, что это застывшая кровь драконов.

Только вот толку от красоты легенды, если в данный момент мне нужен был свет, а не отопление? Помещенные в таз камни уже почти вскипятили налитую для их активации воду, и поднимающийся над ее поверхностью пар туманом расползался по чердаку, придавая ему несколько зловещий вид. Казалось, что из-за какой-нибудь коробки вот-вот выплывет призрак. Но дожидаться утра я была просто не в состоянии, вот и приходилось перебирать залежи газетных вырезок, сидя на полу в ночной сорочке, липнущей к потному от жары телу.

Конечно, можно было перетащить стопки тетрадей, куда я год за годом старательно вклеивала статьи о знаменитостях, в свою спальню, но тогда мне пришлось бы объясняться с мамой, выселившей этот «источник пыли» из моей комнаты год назад. А так, по мнению доверчивых домочадцев, я трудилась на благо семьи, разыскивая пригодный для съемок инвентарь.

Дырявая, как сито, память была единственным моим качеством, которое не соответствовало идеальному журналисту. Увы, имена и даты, совершенно не желали храниться в голове. К счастью на лица это не распространялось – встреченного однажды людя или нелюдя я узнавала всегда и везде. В остальном же приходилось полагаться на записи.

Наконец, конечно же в самом низу самой дальней стопки, я обнаружила искомое – три пухлые тетради, посвященные кино. Сногсшибательно прекрасное лицо Феррана Истэна надменно взирало на меня уже с четвертой страницы, улыбалось фирменной ухмылкой Неуловимого Джима с шестой, посылало воздушный поцелуй с десятой – материала было много. Пожелтевшие от времени и клея листы переворачивались, а небольшой розовый блокнотик, разрисованный романтичными сердечками, пополнялся все новыми и новыми строчками…

Эльвира, заглянувшая утром на чердак в поисках «несносной девчонки», нашла меня сладко посапывающей в сундуке с прабабушкиными платьями – сил, чтобы добраться до спальни в три часа ночи у меня уже не было. Зато были длиннющий перечень и примерный план действий.

На следующий день неподалеку от «Жасминового венка»…

Напрасно я надеялась сходу приступить к претворению в жизнь своих коварных намерений и, едва продрав глаза, принеслась на съемочную площадку. Вот уже целую вечность над моей внешностью колдовали три жеманных девицы, обращавшиеся ко всем «дорогуша». Может, в их среде это считалось модным?

Минни, Ринни и Джинни, похожие, как близнецы, в своем толстослойном макияже, ползали вокруг меня сонными мухами и беспрестанно курили. Пятерка наших местных девушек, отобранных для массовки, кучковалась под раскидистым дубом и бросала на меня то злобные, то завистливые взгляды, хотя я бы с удовольствием поменялась местами с любой из них. Возглавляла этот отряд мэндиненавистниц дочка нашего мэра, что определенно не сулило ничего хорошего в будущем. Но думать я пока могла лишь об одном – о спасении из цепких лапок гримерш. И спасение пришло, но лучше бы его не было…