Идеи эстетического воспитания. Антология в 2-х томах, том 1
Шрифт:
— Надя, это важно. Лиза пропала.
Девушка замолчала, затем неохотно пробормотала:
— Она уехала в своё имение. Получила срочное сообщение от отца.
— Куда именно?
— Под Псков. Но я больше ничего не знаю.
Сергей поблагодарил её и ушёл, чувствуя, как гнев и беспомощность борются внутри.
Почему ты не написала мне, Лиза?
Почему не предупредила?
Он отправился на телеграф и написал короткое сообщение: «Лиза, я жив. Всё хорошо. Жду тебя в этом учебном году. Вернись скорее. Сергей».
Отправляя депешу, он мысленно добавил: «Ты
Елизавета Минская
Карета остановилась у парадного входа родового имения Минских. Это был высокий каменный особняк с башенками и резными статуями на фасаде, спрятанный среди густых хвойных насаждений.
Лиза вышла, поправляя дорожное платье. Вместо привычной улыбки слуг её встретили холодные взгляды. Кто-то опустил глаза, кто-то просто стоял как истукан, будто не осмеливаясь заговорить.
На крыльце, скрестив руки, ждал отец — Андрей Макарович Минский. Его тёмные глаза сверлили дочь, словно обвиняя ещё до первого слова.
— Наконец-то явилась, — произнёс он без приветствия.
Лиза нахмурилась:
— Отец, что случилось? Ты вызвал меня так срочно… Почему?
Он лишь коротко кивнул:
— Входи.
Без лишних слов мужчина развернулся и прошёл в кабинет, не дожидаясь дочь. Лиза последовала за ним, ощущая, как сердце сжалось, ожидая чего-то плохого.
Кабинет пах старым деревом, кожей и дорогим табаком. Массивный стол из чёрного дуба, портреты предков на стенах, золочёная чернильница и тусклый свет, пробивающийся сквозь узкие окна.
Андрей Макарович сел за стол, откинулся в кресле и бросил на дочь тяжёлый взгляд.
— Зачем ты занимаешься фехтованием? — голос был тихим, но каждое слово резало как лезвие. — Это не женское дело.
— Я люблю это. И я хороша в этом, — ответила Лиза, стараясь сохранять спокойствие.
— Хороша? — мужчина резко ударил ладонью по столу. — Ты позоришь наш род! А уроки у этого… Качалова! Ты думала, я не узнаю?
Лиза вспыхнула:
— Сергей благородный человек!
— Благородный? — отец горько рассмеялся. — Ты даже не знаешь, с кем связалась. Его зовут не Сергей Качалов.
Она замерла. Елизавета играла удивление, она не ожидала, что отец в курсе:
— Что?
— Его настоящее имя Всеволод Пожарский.
Тишина повисла между ними, будто бы отец только что объявил приговор.
— Это… ложь, — прошептала Лиза, пытаясь найти в себе силы не дать голосу дрогнуть.
— Разорившийся род. Изгой. Его семья втянула в долги пол-Ярцево. И ты хочешь связать свою судьбу с ним? — Минский встал и медленно подошёл к окну. — Ты взяла клинок из нашей сокровищницы. Ты тренировалась с ним. Ты…
Мужчина обернулся, и в его глазах вспыхнула ярость:
— Ты позволила ему обесчестить себя.
Лиза побледнела:
— Отец!
— Молчи! — он ударил кулаком по подоконнику. — Ты больше не вернёшься в колонию. Твой брак уже решён.
— Нет! — выкрикнула девушка, делая шаг назад.
В этот момент дверь кабинета распахнулась. Вошла мать — Анна Викторовна. Её лицо было холодным как лёд,
движения — размеренными, почти театральными.— Елизавета, успокойся. Всё уже улажено.
— Что улажено?! — дочь сжала пальцы в кулаки. — Вы не имеете права решать за меня!
В кабинет вошёл слуга с телеграммой в руках.
— Для барышни. Из колонии.
Лиза протянула руку, но мать перехватила конверт.
— Я передам. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы читать подобное.
Андрей Макарович кивнул слуге, и тот вышел. Лиза поклонилась, сжав зубы, и вышла из комнаты следом.
— Не отдам ей это письмо, — сказал патриарх, бегло читая телеграмму от Сергея Качалова.
— Подменим текст, — тут же предложила Анна Викторовна. — А ещё лучше — подделаем газету. Андрей, ты же сможешь?
Через несколько дней. Завтрак в главном зале.
Лиза сидела за столом. Рядом была её мать, как всегда невозмутимая. Отец, сидевший напротив, аккуратно разворачивал «Петербургский вестник».
— Ах, вот же… — он притворно вздохнул. — Какое горе.
— Что? — Лиза потянулась за газетой.
Отец медленно протянул ей лист бумаги.
В колонке некрологов:
«Сергей Качалов (наст. имя Всеволод Пожарский). Скоропостижно скончался в ходе эвакуации из Новоархангельска».
Лиза вскочила, газета выпала из рук.
— Это ложь! — вырвалось у неё. — Он жив! Я знаю!
— Официальное известие, — холодно сказала мать. — Ты должна забыть его.
— Нет! — девушка задохнулась от ярости. — Он жив! Я чувствую это!
— Ты беременна? — внезапно спросил отец, пристально наблюдая за её реакцией.
Лиза окаменела.
— Что?..
— Гувернантка докладывала. Ты не ела три дня. Тошнит по утрам. Не думаю, что это случайность.
— Это не ваше дело! — выкрикнула Лиза, чувствуя, как голова идёт кругом. Она сама не знала об этом, но теперь, вспоминая последние недели, всё встало на свои места.
— Это дело всего рода! — взревел отец. — Твой брак состоится через месяц.
Лиза схватила газету, пытаясь разорвать её.
— Ложь! Всё ложь!
Мать уже звонила в колокольчик.
— Гувернантка! Отведите барышню в комнату. Она не выйдет, пока не успокоится.
Лиза рванула к двери, но слуги были готовы. Двое служанок и дворецкий схватили её за руки.
— Сергей! — она закричала, голос сорвался в отчаянии. — Он жив! Я знаю!
Но девушку уже уводили.
А в это время в колонию от отмени Лизы была отправлена подделанная телеграмма для лучшей подруги, Яны.
«Передай Сергею, если он появится… чтобы не искал меня. Я не вернусь».
Дмитрий Романов
Центральная колония, кабинет Дмитрия Романова.
Бумаги, бумаги и ещё раз бумаги. Их было слишком много.
Отчёты о нападениях монстров, рапорты о недостатке провизии, списки погибших гарнизонных солдат, которые месяцами не получали жалования.
Митя сидел за массивным дубовым столом, его ручка скользила по бумаге с холодной точностью. Молодой человек писал отчёт, который, как он знал, никогда не будет прочитан так, как следовало бы.