Идентичность: юность и кризис
Шрифт:
231
что вся его жизнь зависит от такого узнавания. Однако те немногие, которые полностью обращены к божеству, должны избегать любой любви, кроме братства.
4. Сообщества "эго"
Так называемая базисная биологическая ориентация психоанализа, по-видимому, постепенно становится (из простого введения в курс дела) своего рода псевдобиологией, что особенно проявляется в концептуализации "окружения" человека. В психоаналитических произведениях термины "внешний мир" или "окружение" часто употребляются для обозначения неисследованной зоны, которая считается внешней просто потому, что ей не удается быть внутри - под кожей индивида, - или внутри его психических систем, или внутри его самости в самом широком смысле. Такое неясное и тем не менее вездесущее "внешнее" необходимо допускает ряд идеологических и, конечно, небиологических коннотаций, как, например, антагонизм между организмом и средой. Иногда "внешний мир" понимается как тайный заговор реальности против инфантильного мира инстинктивных желаний организма, а иногда - как индифферентный или раздражающий факт
232
добное допущение, как и псевдобиологическая ориентация, грозит изолировать психоаналитическую теорию от богатых экологических представлений современной биологии.
И вновь Хартман открывает путь для дальнейшего обсуждения9. Его утверждение, что человеческий младенец рождается преадаптированным к "среднему ожидаемому окружению", подразумевает более точное биологическое, равно как и неизбежное социальное, определение. Потому что даже не самые лучшие материнско-детские отношения могли бы сами по себе составить ту тонкую и сложную "среду обитания", которая позволила бы человеческому младенцу не только выжить, но и сформировать свои потенциальные возможности для развития и становления уникальности. Экология человека требует все время обновляющегося природного, исторического и технологического приспособления, которое сразу делает очевидным, что только постоянное, пусть даже незначительное, переструктурирование традиции может гарантировать каждому новому поколению младенцев все подходящее в "средне-ожидаемом" окружении. Сегодня, когда быстрые технологические изменения заняли лидирующие позиции во всем мире, вопрос установления и сохранения в гибких формах "среднеожидаемой" непрерывности окружения, необходимой для развития и образования ребенка, стал фактически вопросом человеческого выживания.
Специфический тип преадаптированности человеческого младенца - а именно готовность развиваться, эпигенетическими шагами проходя психосоциальные кризисы, - требует не только одного, базисного, окружения, но целой последовательности "ожидаемых" окружений, поскольку, когда ребенок адаптируется скачком или проходя стадии, он, достигая любой конкретной ступени, претендует на следующее "среднеожидаемое окружение". Другими словами, человеческое окружение как целое должно предоставить возможности и гарантировать серии более или менее дискретного и все же культурно и психологически последовательного становления, каждая стадия которого расширяет радиус жизненных задач. Все это делает так называемую биологическую адаптацию человека основанием жизненных циклов, развивающихся в рамках меняющейся истории человеческого сообщества. Следова-
233
тельно, психоаналитическая социология непосредственно сталкивается с задачей осмысления окружения человека как упорной попытки поколений соединить в организационном усилии обеспечение интегрированных серий "сред-неожидаемых окружений".
В статье, рассматривающей попытки подхода к изучению отношения культуры и личности, Хартман, Крис и Лоунстейн пишут: "Культурные условия могли бы рассматриваться с точки зрения вопроса о том, как и какие возможности для функций "эго" в свободной от конфликта сфере они привлекают или как и каким препятствуют. Их следовало бы так и рассматривать"10. В отношении возможности изучения отражения таких "культурных условий" в психоанализе индивидов авторы кажутся менее мужественными. Они констатируют: "Психоаналитики также сознают различия в поведении, проистекающие из культурных условий, они не лишены того общего смысла, который всегда подчеркивал эти различия, но их воздействие на наблюдателя-психоаналитика имеет тенденцию уменьшаться по мере того, как развивается работа и имеющиеся в распоряжении данные продвигаются от периферии к центру, то есть от манифестируемого поведения к данным, часть которых доступна только психоаналитическому исследованию".
Я рискну предложить (и, надеюсь, фрагменты иллюстративного материала, представленного в этой книге, помогут это доказать), что центральные проблемы развития "эго", которые, действительно, "доступны только психоаналитическому исследованию", скорее требуют, чтобы осознание психоаналитиком культурных различий значительно выходило за пределы "здравого смысла", который упомянутые выше авторы, по-видимому, считают достаточным для этой частной области наблюдения, хотя для других областей они, несомненно, настаивали бы на более тонко "анализируемом" здравом смысле. Как мы предположили, отношения между организованными ценностями и институциональными усилиями сообществ, с одной стороны, и природой "эго-синтеза" - с другой, являются более систематическими, и, во всяком случае с психосоциальной точки зрения, базисные социальные и культурные процессы могут рассматриваться только как объединенное стремление множества "эго" взрослых людей раз-
234
вить и сохранить через
объединенную организацию максимум свободной от конфликтов энергии во взаимно поддерживающем социальном равновесии. Только такая организация является подходящей, чтобы дать устойчивую последовательную поддержку развитию многих "эго" растущих и выросших людей на каждой возрастной стадии.Потому что, как было показано в гл. III, старшее поколение столь же нуждается в младшем, сколь младшее зависит от старшего, благодаря силе "эго" каждого поколения. Очевидно, что в сфере этой взаимности побуждений и интересов "эго", на всем протяжении развития старшего, так же как и младшего поколений, именно такие несомненные базисные и универсальные ценности, во всей их компенсирующей энергии и защитной силе, становятся важными объединяющими достижениями развития индивидуального "эго" и "группового эго" - и таковыми остаются. Фактически (именно это начинает обнаруживаться в наших клинических историях) указанные ценности обеспечивают необходимую поддержку для развития "эго" подрастающих поколений тем, что они придают некоторое специфическое надындивидуальное постоянство родительскому поведению, хотя различные виды постоянства - включая постоянное непостоянство - меняются в зависимости от систем ценностей и типов личности.
Только общественные процессы, репрезентирующие множественную взаимную зависимость, будут воспроизводить "среднеожидаемые" окружения или через ритуальное переосвящение, или через систематическое переформулирование. В обоих случаях избранные или выделившиеся самостоятельно лидеры и элиты считают необходимым всегда вновь демонстрировать убедительную, "харизматическую" генерализованную генеративность, то есть надличностные интересы в сохранении и восстановлении социальных институтов. В истории некоторые такие лидеры отмечены как "великие"; они, по-видимому, способны из глубочайших личностных конфликтов извлекать энергию, которая удовлетворяет особую потребность их времени в новом синтезе превалирующего образа мира. Во всяком случае, только через постоянное переосвящение социальные институты получат активные и вдохновенные вклады новой энергии от молодых членов общества. Научно это можно
235
сформулировать так: только посредством сохранения полного соответствия между ценностями общества и основными кризисами развития "эго" можно выяснить, справится ли общество с тем, чтобы иметь в распоряжении своей особой групповой идентичности максимум свободной от конфликта энергии, накапливаемой из кризисов детства своих молодых членов. Остается лишь заключить, что функционирующее "эго", хотя и охраняет индивидуальность, вовсе не изолировано, поскольку определенная общинность соединяет множество "эго" в их взаимной активации. В таком случае ясно, что нечто в процессах "эго" и нечто в социальных процессах вполне идентично11.
5. Теория и идеология
В изучении отношения "эго" к изменяющейся исторической реальности психоанализ подходит к новой армии бессознательных сопротивлений. В природе психоаналитического исследования имплицитно заложено, чтобы такие сопротивления локализовались и оценивались наблюдателями, в привычных для них представлениях, до того, как их наличие у наблюдаемого могло быть понято и подвергнуто лечению. Тогда изучающий инстинктивность человека психоаналитик может понять, что и его стремление изучать также отчасти инстинктивно по своей природе. Он знает, что он реагирует частичным контрперенесением на перенесение пациента, то есть что из-за особых причин, коренящихся в нем самом, он может потакать неясному желанию пациента удовлетворить инфантильные побуждения в той самой терапевтической ситуации, которая должна была бы излечить его от них. Аналитик признает все это и все же методически работает с тем, чтобы достичь той границы свободы, где ясное видение неизбежного делает сопротивления излишними и высвобождает энергию для творческой работы.
Общим местом является, далее, и то, что психоаналитик должен сознавать исторические детерминанты, сделавшие его тем, что он есть, прежде чем он может надеяться совершенствовать человеческий дар понимания того, кто отличается от него самого.
Новый здравый смысл, освещающий новую тенденцию самоанализа психоаналитика, был знаком прогресса всю-
236
ду, где эта новая понятийная тенденция становилась частью психоаналитической практики. Если я серьезно полагаю, что психосоциальная точка зрения может стать частью психоаналитических интересов, я должен также рассмотреть возможность того, что специфические сопротивления могли быть ранее уже включены в способ такого инсайта и только природа инсайта сопротивляющегося человека может указать на природу сопротивления. Тогда это выражало бы отношение профессиональной идентичности поколения наблюдателей к идеологическим тенденциям их времени.
Вопрос "допустимости" социального рассмотрения имел бурную историю в "официальном" психоанализе со времени публикации работы Альфреда Адлера, и нельзя было избавиться от ощущения, что этот вопрос был и остается столь же идеологическим, сколь и методологическим. По-видимому, на карту было поставлено, с одной стороны, хранимое как сокровище допущение Фрейда, что психоанализ мог бы быть наукой, подобно любой другой, и не иметь иного взгляда на мир (a "Weltanschauung"), чем тот, который есть в естественных науках, и, с другой стороны, устойчивое убеждение многих наиболее одаренных психоаналитиков младшего поколения, что психоанализ как критика общества должен соединять революционную ориентацию, которая в Европе сплотила многие наиболее оригинальные умы. За этим стоит скорее полярное противопоставление Маркса и Фрейда, возникшее в результате внутреннего антагонизма между их взглядами, как если бы они реально были представителями тех двух взаимно исключающих идеологий, которыми, до последней запятой, они действительно вначале являлись, доказательством чего служит то, что каждый из них полностью исключает другого до такой степени, что догматически игнорируются довольно очевидные общие интересы и представления.