Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Шрифт:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь [76] .
Философия – важнейшая отрасль идеологии
Вслед за литературой взор руководства страны устремился на общественные науки, первой и основополагающей из которых традиционно была философия. Именно налаживанию этой отрасли было посвящено постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 мая 1944 г. «О недостатках в научной работе в области философии». Это постановление – одно из двух решений Политбюро ЦК по Академии наук СССР, принятых за все военные годы (другое, касающееся организации АН Армянской ССР, было принято 29 октября 1943 г.).
76
Сохранился рассказ выдающегося пианиста Э. Г. Гилельса, с которым Сталин беседовал на тему нового гимна: «“Тэбе нравится гимн?” – спросил Сталин Гилельса (сильно проступал акцент) и испытующе посмотрел на него. “Нравится, Иосиф Виссарионович”. Сталин выждал небольшую паузу: “А мне – нэт!”» (Гордон Г. Б. Эмиль Гилельс: за гранью мифа. М., 2007. С. 157).
Основные постулаты советской философии к тому времени уже были определены в работе Сталина «О диалектическом и историческом материализме», впервые опубликованной 12 сентября 1938 г. в «Правде»; в том же году работа Сталина вошла в канонический «Краткий курс истории ВКП(б)», и многократно
77
Дискуссия по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии», 16–25 июня 1947 г. С. 273.
Конечно же, уход от актуальных проблем не мог стать панацеей от конфликта с властью ни в одной из областей науки, и рано или поздно идеологическая машина добиралась до всех. В этот раз баталии разразились вокруг многотомной «Истории философии», над которой с 1939 г. работал коллектив Института философии АН СССР. Первый том («философия античного и феодального общества») вышел весной 1941 г., в том же году появился второй («философия XV–XVIII вв.»), и в 1943 г. – третий («философия первой половины XIX в.»). Редакторами издания были Г. Ф. Александров, Б. Э. Быховский, М. Б. Митин и П. Ф. Юдин. В том же году авторский коллектив из восьми человек (кроме перечисленных в это число вошли В. Ф. Асмус, М. М. Григорьян, М. А. Дынник и О. В. Трахтенберг) был выдвинут на соискание Сталинской премии. В комиссию по Сталинским премиям Г. Ф. Александров представил три вышедших тома, а также один в рукописи – посвященный русской философии (с конца XV по XIX в. включительно). Коллективу в 1943 г. была присуждена Сталинская премия I степени, но, что вполне логично, только за вышедшие тома.
Издание «Истории философии» было бы продолжено, и авторский коллектив, скорее всего, получил бы еще одну Сталинскую премию, если бы в дело не вмешался профессор МГУ имени М. В. Ломоносова З. Я. Белецкий [78] . С 1934 г. он был парторгом Института философии, откуда был уволен в 1943 г. и перешел заведовать кафедрой на философский факультет МГУ [79] . По-видимому, к такому шагу его подтолкнули личные причины: Белецкий, получив в 1929 г. звание профессора, не имел ученой степени, а когда после постановления СНК СССР от 13 января 1934 г. «Об ученых степенях и званиях» в ней возникла необходимость, то он, во-первых, не получил таковой «автоматически» распоряжением Президиума АН СССР (как большинство профессоров), а во-вторых, когда он подготовил в Институте философии диссертацию о развитии психики, то ее, несмотря на положительные отзывы, не допустили к защите соредакторы «Истории философии» Быховский и Юдин [80] . И тогда, в конце зимы 1943 г., хорошо сведущий в вопросах исторического и диалектического материализма Белецкий написал развернутое письмо Сталину, в котором обращал внимание вождя на серьезные идеологические и теоретические ошибки, допущенные в третьем томе издания [81] .
78
Белецкий Зиновий Яковлевич (1901–1969) – член РКП(б) с 1919 г., в 1925 г. окончил 1-й МГУ (медицинский факультет) (см.: Научные кадры ВКП(б): Персональный справочник о составе научных работников членов и кандидатов ВКП(б). [Издано с грифом «Секретно».] М., 1930. С. 30; именно по причине медицинского образования он поименован в разделе «физиология»). Окончив в 1929 г. ИКП, где он переквалифицировался в философа, Белецкий был отправлен в Ростовский университет (в 1929–1932 гг. заведовал кафедрой философии, в 1932–1933 гг. был заместителем директора), затем назначен директором в Ростовский институт марксизма-ленинизма (1933–1934). В 1934 г. переведен в Москву парторгом Института философии АН СССР; в 1943–1953 г. руководил кафедрой диалектического и исторического материализма философского факультета МГУ, затем был снят с занимаемой должности, а в 1955 г. уволен; стал преподавать в Московском инженерно-экономическом институте (в 1975 г. переименован в Институт управления). Им была инспирирована философская дискуссия 1947 г.; выступал с докладом на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Впрочем, он сам был проработан в МГУ в 1949 г. во время борьбы с космополитизмом (см.: Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938–1953 / Сост. Г. В. Костырченко. М., 2005. С. 324).
Философ Г. П. Щедровицкий (1929–1994) дал в 1981 г. ему следующую характеристику: «Заведующий кафедрой диалектического материализма Зиновий Яковлевич Белецкий – горбун, подлинный Квазимодо, как будто только спустившийся с башен Нотрдама. Горбун, который, когда он стоял на кафедре, почти не был виден за ней, и он должен был, чтоб мы его видели, так сказать, подтягиваться, но все равно он едва выступал из-за кафедры. Это был очень резкий мужик, который почти ничего не писал – в этом состояла его жизненная стратегия, – он только читал лекции и делал доклады, причем запрещал как-либо фиксировать, подробно записывать их. У него был лозунг: “Понимать надо живую душу марксизма”. Но делалось это все просто для спасения. Это был человек, безусловно, очень сильный. У него было довольно много учеников, и до сих пор они существуют как такая компактная группа» (Щедровицкий Г. П. Я всегда был идеалистом… М., 2001. С. 251–252). Метафора мемуариста кажется нам удивительно точной.
Белецкий был автором многих объемных доносов «на высочайшее имя», в том числе «целого трактата», обличающего Ю. А. Жданова, который рассматривался комиссией М. А. Суслова (Жданов Ю. А. Указ. соч. С. 304).
79
Подробности о работе Белецкого в МГУ: Батыгин Г. С., Девятко И. Ф. Дело профессора З. Я. Белецкого // Из истории отечественной философии, ХХ век. М., 1998. Кн. 1. С. 218–242.
80
Батыгин Г. С., Девятко И. Ф. Советское философское сообщество в сороковые годы: Почему был запрещен третий том «Истории философии»? // Вестник РАН. М., 1993. Т. 63. № 7. С. 634.
81
Само письмо до сих пор не выявлено, неизвестна и дата его написания. Судя по тому, что 25 февраля состоялось первое заседание совещания философов, то письмо было написано не позднее начала февраля.
Апелляция Белецкого к последней инстанции была смелым шагом, поскольку четыре соредактора критикуемого им издания были не просто цветом советской философской мысли. Г. Ф. Александров был кандидатом в члены ЦК ВКП(б) и руководил Управлением пропаганды и агитации ЦК (вскоре он станет членом Оргбюро ЦК
и академиком); П. Ф. Юдин был директором Института философии и членом-корреспондентом АН СССР (членом ЦК и академиком он станет позднее); М. Б. Митин был членом ЦК, академиком АН СССР и директором ИМЭЛ при ЦК ВКП(б). Единственный член редколлегии, не входивший в состав советской элиты, был Б. Э. Быховский, «которого в известном смысле можно считать соавтором едва ли не всех глав этих томов и архитектором издания в целом» [82] . «Только Б. Э. Быховский по-настоящему проводил редакционную работу. Остальные члены редколлегии были заняты своими партийно-государственными делами и в лучшем случае имели дело с корректурами издания» [83] .82
Каменский З. А. Из истории изучения русской философской мысли в 40-х годах ХХ века: Воспоминания. Материалы личного архива // Отечественная философия: Опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1992. Вып. Х. С. 210.
83
Каменский З. А. Философская дискуссия 1947 года (преимущественно по личным воспоминаниям) // Там же. М., 1991. Вып. VI. С. 11.
Основной ошибкой тома было объявлено то, что в издании «смазано противоречие между прогрессивной стороной философии Гегеля – его диалектическим методом – и консервативной стороной – его догматической системой» [84] .
Почему же в 1943 г. руководство страны вдруг проявило столь серьезное внимание к вопросам немецкой классической философии? Несомненно, в то время перед страной стояло множество более насущных задач. Подобный вопрос уже волновал других исследователей: «Зная только текст постановления и сопоставляя его с концепцией третьего тома, невозможно понять, на кой черт партия заинтересовалась Гегелем в тяжелые годы войны» [85] .
84
О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв. // Большевик. М., 1944. № 7/8. С. 14.
85
Батыгин Г. С., Девятко И. Ф. Советское философское сообщество в сороковые годы. С. 635.
Но генезис постановлений Центрального Комитета далеко не всегда объяснялся здравым смыслом или насущной необходимостью. Здесь свою главную роль играли прежде всего настроение и мироощущение руководителя страны, которым сопутствовала непрекращаемая фракционная борьба в аппарате ЦК.
Почему претензии Белецкого были предъявлены именно к третьему тому? Во-первых, автор письма обладал действительно глубокими познаниями в области классической немецкой философии, а во-вторых, существованием недвусмысленной связи между немецкой философией и идущей войной, что в умелых руках делало обсуждение этой темы взрывоопасным.
В области немецкой философии неоспоримым авторитетом тогда был Б. Э. Быховский, который являлся еще и автором книги «Метод и система Гегеля» (М., 1941). Так вот, Э. Я. Кольман, еще один знаменитый советский философ, математик и сотрудник Института философии, убежденно заявил: «Я считаю, что Белецкий знает Гегеля лучше, чем Быховский» [86] . То есть речь идет о критике не издания в целом, а конкретной темы – немецкой философии. Именно этой темой автор письма к Сталину владел настолько, чтобы быть уверенным в своей правоте и показать замеченные им идеологические ошибки в наиболее невыгодном для редакторов свете. И Белецкий обвинил авторов в некритическом подходе к сочинениям Гегеля и других немецких философов, поскольку именно их воззрения были взяты на вооружение идеологией фашизма.
86
Там же. С. 634.
Ознакомившись с письмом Белецкого, Сталин внимательно изучил само издание и счел доводы Белецкого основательными. Дальнейшие действия были давно отработаны: Секретариат ЦК начал «разбираться» с таким положением дел.
Из Секретариата ЦК (с ведома Г. М. Маленкова и А. С. Щербакова) распоряжение Сталина поступило к начальнику Управления пропаганды и агитации Г. Ф. Александрову, который, таким образом, оказался в достаточно щекотливом положении. Однако, владея умением аппаратной игры намного более остальных своих обязанностей, он предпринял спасший его шаг: пользуясь своим положением, запросил письменный отзыв на письмо Белецкого от других двух редакторов – М. Б. Митина и П. Ф. Юдина. В ответ в ЦК на имя Александрова была направлена записка, в которой Белецкий обвинялся во всех возможных методологических ошибках, но, главное, Митин и Юдин «выступили против антинемецкой истерии, поразившей советскую пропаганду, и выразили опасение по поводу усиливающейся в ней из месяца в месяц тенденции возвеличить все русское» [87] .
87
Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина… С. 255.
Таким ответом не прочувствовавшие новой идеологии Митин и Юдин подставляли себя под удар и тем самым непреднамеренно отводили огонь критики от Александрова. Дальнейшая механика была такова: снабженная соответствующим комментарием Александрова записка Митина и Юдина перешла к секретарю ЦК Маленкову, который ознакомил с ней Сталина [88] . Естественной реакцией Сталина было пожелание скорее навести порядок на этом участке идеологии.
Для этого в феврале – марте 1944 г. в ЦК ВКП(б) было созвано совещание по вопросам немецкой классической философии. Оно проводилось секретарем ЦК Г. М. Маленковым и состояло из трех заседаний – 25 февраля, 10 и 11 марта. На совещании присутствовало около 20 человек: секретарь ЦК А. С. Щербаков, авторский коллектив «Истории философии», ответственные работники идеологического аппарата ЦК, председатель ВКВШ С. В. Кафтанов… Сталин на совещании не присутствовал.
88
Там же.
Митин и Юдин с самого первого дня совещания предстали в качестве главных виновных. Притом они поначалу продолжали настаивать на умеренности в проявлении ура-патриотизма, особенно в части «фрицев». Без сомнения, они апеллировали к высказыванию Сталина, известному по праздничному приказу наркома обороны от 23 февраля 1942 г.:
«Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается. Сила Красной Армии состоит, наконец, в том, что у нее нет и не может быть расовой ненависти к другим народам, в том числе и к немецкому народу, что она воспитана в духе равноправия всех народов и рас, в духе уважения к правам других народов. Расовая теория немцев и практика расовой ненависти привели к тому, что все свободолюбивые народы стали врагами фашистской Германии. Теория расового равноправия в СССР и практика уважения к правам других народов привели к тому, что все свободолюбивые народы стали друзьями Советского Союза» [89] .
89
[Сталин И. В.] Приказ народного комиссара обороны 23-го февраля 1942 года: [Ко дню ХХIV годовщины РККА] // Правда. М., 1942. № 54. 23 февраля. С. 1.