Иду на свет
Шрифт:
Данила произнес с усмешкой. А Санте только хуже стало. И обидней за него.
И непонятно… Как можно променять на какого-то… Максима… Её Данечку.
— Как я потом понял из её обвинительно-извинительной речи, они долго довольно спали в параллель с нашими «отношениями». Рита не могла никак решить, где больше перспектив. Но сглупила. Потому что ему нужна была чисто, чтобы галочку поставить. Типа победа… Мне скинули фотки и подпись: «1:0».
— Господи…
Санта скривилась. Потому что пошлость и ужас ситуации — врагу не пожелаешь. И абсолютно точно, что после этого… Он не простит. Даже если действительно зачем-то встретился —
— Это жизнь, Санта. К такому, наверное, надо было быть готовым… Лучше разбираться в людях, не вестись на…
Данила не договорил — осекся. А у Санты сердце ёкнуло. Оборвалось, замерло, быстрее забилось. Захотелось сглотнуть…
— На что не вестись?
Она спросила, Данила снова съехал с её лица, но уже в другую сторону. К двери.
— На наивность. Она бывает обманчивой.
Ответил обтекаемо. Потому что не хотел напрямую. Потому что как бы люди ни поступили с ним, он в ответ грязью поливать не станет. В этом очередное сходство с её отцом. В этом, возможно, ещё одна его наука.
— Ты у неё первым был, да?
Но Санта тоже иногда умеет читать между строк. Спрашивает, не боясь, что вопрос прозвучит глупо. По тому, что Данила молчит и смотрит в сторону, понятно, что попала.
— Я вас не сравниваю, Сант. И ты глупостей не делай, хорошо? Рита торговалась со мной «первенством», я просто не особо-то понимал тогда. Она себя подороже продавала. Это была её инвестиция. Я её не отработал так быстро, как должен был. И в этом тоже был обвинен… — Данила усмехнулся, Санте стало гаже за него. — Но это другая история… Я об этом не хочу.
Реагируя на слова — закивала. Сейчас бы что он ни скажи — она всему кивнула бы. Потому что не подозревала, насколько его однажды ранили. Не подумала бы. И не простила бы обидчиков.
И пусть у неё в голове крутился ещё миллион и один вопрос, следующий задает Данила:
— Можно правду за правду?
Их глаза встретились. Данила смотрел с легким прищуром. Санта — открыто. Кивнула аккуратно. В качестве благодарности получила улыбку…
— Как ты с братьями познакомилась, Сант? Расскажешь?
И абсолютно неожиданный вопрос, который заставил замереть.
Сходу ответить у Санты не получилось бы. Да и не сходу… Не то, чтобы приятно.
И это грустно.
Потому что кровь вроде как не водица, а у них…
Она никогда не чувствовала тяги к братьям. Она уважала любовь отца к ним, но сама любовью не прониклась.
Всю жизнь немножечко боялась. Знала, что они относятся к ней не как к ровне. Не по братски. Знала, что на них ей нельзя ни положиться, ни понадеяться.
Они были друг для друга чужими. Санта их опасалась. Ждала подвоха. Не могла расслабиться и плыть.
Когда отец умер, оказалось, что не зря. «Старшая» семья отца обнажила зубы и впилась прямёхонько в и без того раненную плоть «младшей». И даже когда, казалось бы, делить им больше нечего — Санта продолжала бояться остроты этих зубов. Они никогда не простят ей рождения, а её матери — отцовскую любовь. И ей нет никакого дела, кто и в какой степени в этом виноват. Важен результат: друг другу они не просто чужие — друг другу они единокровные, но враги. И это так странно, ведь к маленькому Даниле кровь её ой как тянет. В её голове четче некуда сидит понимание: они — веточки одного дерева.
А по мнению «братьев» — прививки,
которые надо изжить, а не дать срастись со стволом. Только «старшие» Щетинские не понимают, что ствол — не они.— Мы не знакомились, — Санта произнесла, пожимая плечами.
Смотрела при этом не в лицо Данилы, а на его грудь.
Замолкла, вздохнула. Дальше — подняла глаза уже на него.
— Я всегда знала, что они есть. Не помню, чтобы со мной кто-то специально говорил и что-то объяснял. Было данностью, что у папы есть сыновья. Они с нами не жили. На ночь никогда не оставались. Первая папина жена, она…
Санта замялась. Слово, которое крутилось на языке, не могла позволить себе из уважения к памяти отца, а другое подобрать — сложно.
— Она очень следила, чтобы папа не злоупотреблял своими родительскими правами…
— Она его шантажировала свиданиями?
Но Данила — привычно проницательный. Да и жизнь живет, понимает, что да как…
И пусть первым порывом было мотнуть головой, Санта снова пожала плечами и вздохнула.
Потому что тогда сама этого всего не понимала, не замечала, не фиксировала. Была ребенком. Причем счастливым, любимым, обласканным. Жила в идеальном мире, не подозревая, как дорого этот мир обходится её отцу и отчасти матери.
— Это было сложно всё… Насколько я понимаю, они были очень подвержены влиянию своей матери. А она — очень обижена…
— Что их совершенно не оправдывает…
Данила уточнил, хоть и не должен был, а по сердцу Санты разлилось тепло и нежность. Она даже улыбнулась благодарно. А потом ещё раз — смущенно, когда Данила игриво щелкнул по носу. Проехался по щеке, погладил…
— Я правильно понимаю, что когда появилась твоя мать, отец уже в разводе был?
Задал не самый деликатный вопрос, но Санте нечего было скрывать и нечего стыдиться.
У Елены и Петра всё было честно. Её мать — не разлучница. Отец — не изменщик. И как бы первая жена и дети от первого брака с её легкой руки его поступки ни интерпретировали, единственная закономерность состоит в том, что когда двое рушат — брак рушится. Если двое строят — он стоит.
— Наверное, папина первая жена считала, что он слишком быстро оправился. До последнего вела себя так, будто имеет на него больше прав…
От воспоминаний о самых сложных днях жизни — когда отец умер — у Санты всегда по коже шел мороз. И сейчас тоже. Даже тогда «та женщина» пыталась задвинуть Елену. Даже горе не заставило заткнуть обиду поглубже хотя бы на несколько дней. Хотя бы из уважения к памяти. Но на Данилу всё это вываливать Санта не стала бы. Стыдно даже озвучивать. Да и он наверняка понимает без слов.
— Поэтому я с ними не знакомилась…
Чтобы не уходить в дебри, Санта вернулась к ответу на изначальный вопрос. Приободрилась, садясь ровнее, расправляя плечи.
Чуть зарделась, запоздало осознав, что вообще-то голая, а мужской взгляд не просто сам собой соскальзывает вниз по шее и ключицам…
Но Данила почти сразу отрывается, возвращается к лицу с её первым новым словом:
— У нас довольно большая разница в возрасте. Мы — разнополые. Отчасти и сам папа списывал на это отсутствие обоюдной заинтересованности. Конечно, понимал, что проблема куда глубже, но я не раз слышала, когда они говорили с мамой, что ему хотелось бы, чтобы когда мы вырастем… Поняли. Смогли поддержать… Он об этом мечтал. К сожалению, этого не случилось.