Иду на свет
Шрифт:
Горячее прерывистое дыхание впитывает девичья скула…
Санте страшно потерять равновесие, но и сдержаться она не может — отрывает ладонь от кафеля, заводит за спину, царапает мужской бок, как бы просит…
И снова стонет, жмурясь, прогибаясь сильнее, потому что просить Даню не надо. Он ускоряет толчки, наращивая темп.
Таранит сзади, закрывая их от бьющей с потолка воды. А Санта утопает в удовольствии от всего. Чувства, что он в ней. Осознания, как сильно хочет. Боли из-за его слишком сильных сжатий.
— Моя вся, да?
Судорожно кивает, отвечая
— Скажи, Сант… Слышать хочу…
Данила просит на ухо, а Санта мотает головой, потому что кажется, что она сейчас не сможет сказать, но он слишком настойчив…
Прихватывает её мочку зубами, проникает под новым углом. Так, что Санта упирается лбом во вжатое в кафель предплечье, чувствуя, что рот неприлично широко открыт, а ноги уже дрожат от напряжения… И сама не заметила, как оказалась на носочках.
— Твоя… — Санта шепчет в ответ, чувствуя поцелуи на плече, шее, снова поворачивает лицо, затягивает его язык своим языком, взлетает на каждом толчке…
Пока не уворачивается, не ловит взгляд, не шепчет:
— Дань, у меня перерыв…
Напоминает, пока совсем с ума не сошла, отмечает, что его лицо — напряжено. Взгляд — цепкий. Он редко вот такой с ней. Но сейчас сканирует, будто проверяя что-то… У неё на секунду сердце замирает, а потом он моргает, кивает…
— Я помню, — целует в губы коротко. — Выйду…
Обещает…
И Санта ему верит. Всегда и во всем верит.
Отворачивается, снимает руку с мужского тела, закрывает глаза и концентрируется на ощущениях…
Слушает, как быстро бьется её сердце, как Данила глубоко и часто дышит, знает, что он не просто так прижимается к ней всем телом. Вплоть до губ и носа. Он любит быть полностью в ней. Входить до предела. Дуреть от запахов.
Любит слова. Особенно, когда она в своих чувствах признается… И теперь смешно даже, ведь Санта так сильно боялась когда-то о них говорить.
Он сам безумно любит её. Особенно у него сносит крышу, когда наживую.
Пальцы мужчины ложатся на клитор ровно тогда, когда Санта за шаг до оргазма, она чувствует нажатие одновременно с острым толчком… И её взрывает.
Внутри — сокращения, которые усугубляет то, что Данила не прекращает двигаться. Густой воздух вдруг становится непригодным для полноценного вдоха, Санте хочется вдвое согнуться, переживая, но руки Данилы держат крепко.
Он делает шаг вперед, вжимая её тело в стену, снова ловит губы, толкается быстрее, на грани с грубостью. Фиксирует пальцами кисти Санты над головой, вдавливает нос в её щеку, прогибая дугой себе навстречу, заставляя до боли упереться локтями.
Ей чертовски неудобно… И чертовски же плевать.
Пол скользкий. Стена тоже. Она чувствует самое сладкое в мире бессилие… И абсолютно верит Дане. Будет падать — он подхватит.
Её оргазм уже бежит по крови, и это осознание подогревает его…
Чего не хватает ему, чтобы взорваться вслед, — Санта знает. Только сама же чуть оттягивает…
Ловит кайф от того, как он её откровенно хочет.
Что у самого аж скулы сводит. Он будто злится. Мнет. Подчиняет… Вдалбливается, себя не контролируя.А на самом деле…
— Очень люблю тебя…
Санта шепчет, повернув голову, Данила кривится и стонет на одном из решающих толчков…
Оба знают, что она рисковала, потому что он еле успевает сделать то, что обещал…
Густые брызги бьют по девичьим ягодицам. Санта утыкается в кафель лбом, чувствуя резкое опустошение. Сама пытается отдышаться, а пальцы Данилы снова лежат на её талии…
Но теперь они нежно гладят.
Санта чувствует Данин взгляд.
Он бродит по мокрому телу. Задерживается на её коже, покрытой его семенем…
Потом тянется губами к шее сзади, целует, шепчет:
— Хорошая моя. Девочка любимая.
И пусть абсолютно глупо, но вслед за телесным, Санта переживает душевный оргазм. Когда всё снова переворачивается. Губы — улыбаются. На душе — счастье… Он её так благодарит за отдачу.
И если она сама так будет реагировать на каждое его нежное слово до самой смерти — Санта не против…
Продолжая улыбаться, стоит, пока Данила споласкивается за её спиной, выдавив на ладонь сначала шампунь, а потом свой гель для душа. Кабину заполняет стойкий запах свежести, ели и цитруса. Для Санты — запах чистого кайфа. Когда вторую порцию Даня размазывает уже по ней, Санта улыбается сильнее.
Смотрит, повернув голову, как мужчина смывает следы с её ягодиц, снова переключив воду на лейку и сняв с держателя. Как оглаживает спину, даже по ногам скользит, а потом разворачивает, смотрит во влюбленное пьяное лицо, усмехается…
— Ты сама не замкнулась… Не смотри на меня…
Данила подкалывает, Санта счастливо краснеет.
Конечно, не замкнулась.
Только дура замкнулась бы от такого.
Воду выключил Данила.
Он же первым ступил босыми ногами на пушистый ковер. Быстро просушил тело, прошелся ворсом по волосам. Подал руку Санте… По-джентельменски.
Потом сам же набросил на женские плечи полотенце, начал вытирать, давая Санте почувствовать себя «куклой дяди Дани» в лучшем значении этих слов.
Такие моменты она любила не меньше, чем когда он с ума сходит от страсти к ней. Нежность Данилы Чернова — это тоже её краш. В жизни никому не отдаст.
— Оживай, Сант. Опаздываем. Я пока кофе сварю…
И пусть в том, что сейчас она — не живая, не мертвая, виноват он сам, но когда Данила приказывает, закрепив полотенце на бедрах, Санта послушно кивает, поворачиваясь к зеркалу.
Уже в нем прослеживает, как мужчина движется по спальне, открывает дверь в коридор.
Оглядывается только там. Санте кажется, смотрит как-то пристально. По голым плечам бегут мурашки, пусть причин бояться нет…
Она улыбается, ожидая ответной улыбки, но Данила то ли не замечает этого, то ли жадничает. Отворачивается, идет в сторону кухни.
Обоим понятно, что он правда сварит кофе, высохнет, оденется и соберется раньше, чем она «оживет».
У них опыт.
Они вместе уже почти полгода.