Иду на свет

Уже у выхода слышит Альбинино:

— Может тебе сливки добавить? — обычное предложение, на которое опять-таки достаточно просто кивнуть.

— Спасибо, сам справлюсь.

Но Данила отказывается, чем заставляет Альбину саркастично усмехнуться, а Санту затормозить и оглянуться.

Он на неё уже не смотрит, а она на него — с грустью. Потому что он по-прежнему держит с Примеровой дистанцию. Потому что Примерова — это одно из его лишений ради их с Сантой отношений. И потому что он не сомневается в правильности расставленных приоритетов. А она…

Санта наблюдает, как он готовит себе кофе. Хочет поставить чашку рядом, обнять со спины, пообещать, что она всегда будет для него смелой. Всегда выберет его… Хочет, но не делает этого.

Рвется сердцем. Врастает в пол ногами.

— Самостоятельный какой…

Замирает вместе с тем, как Данила бросает на Альбину предостерегающий взгляд, реагируя на ее комментарий. Неуместный, конечно же. И наверняка откровенно опасный. Потому что Данила не мог не выставить перед Алей одним из условий: абсолютное исключение панибратства. Но Альбину бомбит. По ней видно, что она хочет встряхнуть его, наорать, расплакаться может даже, объяснить, как он ей нужен. Себе вернуть.

Понимает, что виновата. Понимает, что её отправили на лавку запасных заслуженно. Но не может смириться, что так теперь будет всегда.

— У Дани утренник в пятницу. Он тебя приглашал. Будет Человеком-муравьем. Вы с ним смотрели…

Реагируя на слова о крестнике, Данила становится ещё более холодными. Смотрит перед собой, потом на Альбину.

— Спасибо за информацию. С Даней я договорюсь…

Отвечает так, что вроде бы не прикопаешься, а Санте становится больно. Альбине, наверное, зло. Она подается вперед, говорит тихо:

— Я же не Блинова, Дань… Я же тебе не изменяла с Максимом…

И Санта будто замирает.

Смотрит, как скулы Данилы волнуются. Он опять сверлит взглядом аппарат, а у самой ускоряется сердцебиение.

Потому что она помнит эту фамилию. И это может быть совпадение, а может закономерностью.

Она ведь ничего не знает о прошлом Данилы. Но оно ведь есть, определенно…

И если всё так — то зачем это «прошлое» звонит ему по утрам?

— Ты — лучше, Аль. Сама справилась…

И пусть его ответ очевидно делает больно Примеровой, он её не жалеет. Ведь новый заход через ребенка был изначально провальным. Потому что у Чернова очень острое отношение к любым формам вранья, лицемерия и предательства.

Потому что им нельзя манипулировать.

Он подмигивает, берет в руки свою чашку, идет к выходу, никак не реагируя ни на чуть испуганный, вопросительный взгляд Санты, ни на взрывоопасный — Алин — из-за её плеча.

Чернов скрывается за дверью, женщины снова остаются на кухне одни. Между ними снова повисает тишина.

Санте хочется спросить, что за Блинова, но она просто следит, как вслед за начальником из кухни выходит и его своенравная подчиненная.

Ещё раз вздрагивает, потому что Аля хлопает дверью. Почти сразу снова — потому что на кухонном столе звонит забытый Данилой телефон.

Санта приближается, смотрит на экран, жмурится.

Ему опять звонит «Маргарита Блинова».

Глава 4

Санта не стала брать трубку. И бежать за Черновым с криками по коридору тоже не стала. Дождалась, когда настойчивой Блиновой надоест звонить, вернула мобильный хозяину, зайдя в его кабинет с соблюдением всем правил.

Крутился ли на языке закономерный вопрос: кто это и почему так добивается его внимания? А ещё почему Альбина упомянула эту же фамилию в связке со словом «измена»?

Конечно же, да.

Стала ли Санта его задавать?

Конечно же, нет.

Потому что на работе — неуместно.

Да и уместно ли вообще — вопрос. Данила не давал ей ни единого повода усомниться в своей верности и честности. Так может стоит позволить ему самому решать: чем, когда и при каких обстоятельствах с ней делиться?

В голове звучало мудро. На практике получилось не так-то сложно.

Санта предпочла не знать, будет ли Данила перезванивать, и если да — то что говорить.

На протяжении дня победила несколько порывов подойти к Альбине и спросить про Блинову у неё.

Не полезла искать её в друзьях у Данилы.

Постаралась снова стать умницей. А ещё себе же напомнить, что у них всё так, как хочется ей.

Днем они — начальник и подчиненная. Вечерами — любящая друг друга пара. И если им что-то угрожает — это явно не неведомая Марго.

Ближе к семи на телефон Санты прилетело сообщение от Данилы: «сегодня задержусь, не знаю, во сколько освобожусь».

Прочтя трижды, Санта вздохнула. Затолкала поглубже сомнение, которое моментально подняло голову. Напомнила себе же, что он часто задерживается. Даже не так: редко освобождается, как положено. А значит, сегодняшняя задержка с Маргаритой никак не связана.

Да и не смертельная, хоть и чуточку грустно. Как всегда.

Наверное, это — одно из немногих лишений самой Санты, к которым она успела приспособиться. Собралась в семь, вызвала такси, в приложении вбила адрес его квартиры.

Не спрашивала, можно ли. Не предупреждала.

Потому что можно. Потому что даже если он вернется домой глубоко за полночь, прижать её к себе будет рад. Не меньше, чем она рада будет проснуться и прижаться.

Зашла в супермаркет, наполнила корзину кое-чем съедобным и сочетающимся, решила скоротать время за приготовлением ужина.

Даниле нравится домашняя стряпня, хоть и от ресторанной он не отказывается.

Готовить ему впервые было для Санты очень нервно и ответственно. Наверное, не меньше, чем готовить для него же драфты документов.

Она боялась, что, по закону подлости, не получится ровным счетом ничего. В итоге же — Данила съел дочиста и с аппетитом. Впрочем, как и каждый из её последующих ужинов. Которые не стали обязательным номером их программы, но которые, кажется, одинаково радовали обоих.

В Санте, конечно же, жила женщина, которая жаждет укутать своего мужчину в заботе. Закормить, заласкать, согреть, зарядить обожанием. В Даниле — тяга всё это впитывать.

Иногда Санте даже казалось, что она чуть поспешила. Встреться они с Черновым немного позже, хотя бы через пару лет, когда она уже будет стоять на ногах хоть насколько-то уверенно, ничего бы не боялась, ни в чём его бы не тормозила. Но сейчас в душе будто обнялись восторг со страхом.