Иду на свет

Игнат фыркает, смотрит вдаль над плечом Данилы.

— Ты так заебал своей святостью, Дань… Так заебал…

Произносит тягуче, задумчиво…

Сам же улыбается, смотрит в лицо Данилы…

— Строишь из себя… Думаешь, вокруг сплошняком имбецилы. А ты мне другое скажи. Сладко тебе святую девочку-то трахать? Ай-ай-ай ведь, Дань… Ну ай-ай-ай же… Отец, когда при себе тебя держал, не знал, что член в его маленькую принцессу загонять-то будешь… И, как я понимаю, за это тебе не стыдно.

* * *

Санта решила не откладывать в долгий ящик то, что неизбежно предстояло сделать. Они с Данилой договорились, что Щетинская работает в Веритас до конца зимы. И об этом ей надо было начать потихоньку сообщать.

Сегодня она набралась смелости и поговорила с Александром — своим непосредственным куратором. Видеть в его взгляде искреннее сожаление и немного непонимание, почему она вот так решила, было не приятно, как могло бы, а больно.

Но о том, как события развиваются сейчас, Санта не жалела.

Ей неловко было даже из-за того, что кольцо своё носит не постоянно, а когда они с Данилой наедине.

Скрываться — путь не на свет, а в глухой тупик. Им пора разворачиваться. И если всё будет хорошо, пройдет какое-то время, в свой Веритас она вернется. Просто уже в новом статусе. Просто уже в открытую.

Просто не потеряв при этом Данилу, за которого держаться стоит куда сильнее, чем за организованное им теплое местечко.

Но осознание правильности не отменяло грусти.

Санту чуть крыло ею. Чтобы проветриться и вернуться в рабочий режим после не самого легкого разговора, она решила спуститься в одну из кофеен рядом с БЦ.

Успела набросить на плечи пальто и подойти к лифтам, когда услышала довольно громкое:

— Санта!!!

Вздрогнула, оглянулась. Увидела, что зовет Тома. Она уперлась в стойку и судя по виду — окликнула уже не впервые.

Перед ней Санте тоже было чуть стыдно. Она попросила Александра никому не говорить. Уточнила, что знает только Данила Андреевич. А от мысли, что разговор с людьми, с которыми успела довольно крепко заобщаться, ещё предстоит — унывала сильней.

Но сейчас не время, поэтому расправила плечи, повернулась на каблуках… Их же цокотом сопровождалось её проходка в сторону рецепции.

И вроде бы сколько тут идти? Не больше десяти шагов, но где-то на пятом черт её дергает повернуть голову и поймать взглядом фигуру мужчины.

Видеть Игната в Веритас — то же самое, что повстречать пришельца.

Санта в один миг понимает, что к этому не готова.

Ноги врастают в пол, сердце подскакивает к горлу. Её будто по рукам и ногам сковывает. А в голове — полный сумбур.

Зачем пришел? Что тут забыл? Откуда идет? Почему потирает скулу? Почему она красная…

Предположение выходит из Санты дрожью… Взгляд скользит дальше — туда, где вот только сейчас с хлопком закрывается дверь кабинета Данилы…

Потом Санта снова переводит взгляд на лицо Игната. Который замечает её с небольшим опозданием.

Его шаг замедляется, он смотрит с ухмылкой, которая ускоряет взбесившееся сердце… Санта уговаривает себя же, что это не страх — удивление. Стоит и смотрит, как к ней приближается брат…

Будто приторможенная опускает взгляд, когда на локоть ложатся его пальцы, сжимают больно. Он подталкивает её чуть в сторону. Чтобы вроде как не посреди холла.

Она же, как тупая овца, подчиняется. Смотрит на длинные холодные пальцы, чье касание даже отдаленно не пахнет деликатность.

Думает, что он не утруждал себя приветствием, но очевидно узнал.

Думает, что и сама ничего, кроме отрицательных эмоций, при его виде не испытала. А ещё острое желание, чтобы вот сейчас рядом не оказалось Али. Тем более, Данилы.

Взгляд непроизвольно снова летит вверх — на лицо. Скулу. Она правда красная.

Потом в глаза — которые смотрят вроде как пренебрежительно. Вроде как улыбаются. Но от него веет агрессией.

— Не надо меня трогать.

Санта говорит первой. Гордится тем, что голос не дрожит. Впрочем, как и взгляд.

Игнат отвечать не торопится. Смотрит всё так же — сверху. Ждет, наверное, что она под этим взглядом сморщится изюминой.

— Стоишь посреди коридора. Рот раззявила. Глядишь, муха влетит.

Когда говорит — Санту возвращает в детство. Когда отец оставлял их наедине — всё где-то в подобные замечания и превращалось. Она для Игната — глупая сопля, которая вечно всё портит. Он для неё — моральный урод, сведший отца в могилу.

— Что ты тут забыл? Тебе тут не рады.

— Много на себя берешь. С-с-санта…

Игнат вроде как парирует, произнося имя с протяжным «с». Тоже в той же манере, что во времена, когда им приходилось терпеть компанию друг друга. Что про себя «С-с-санта» заменяется «с-с-сукой» девушка никогда не сомневалась.

— Я тебе раз скажу, а ты попробуй впитать, глазастая. Если надо — запиши. Не пытайся через своего ебаря мне козни строить. Услышала? Сиди на попе ровно и молись, чтобы у меня не возникло непреодолимого желания вас всё же в крошку… Я же мог. А вы даже спасибо не сказали, что мы вас пожалели тогда…

Пульс забился в висках ещё на первом предложении брата, но, будто по его заказу, Санта услышала каждое слово. Каждое же наверняка запомнит…

Только желание «сесть на попу ровно» они не вызывают. Скорее наоборот.

Санта дергает руку, которую Игнат так и не отпустил. Вскидывает взгляд без страха, зато со способной дыры жечь злостью…

— Ты кем себя возомнил? — и задает вопрос, ответом на который становится новая улыбка.

— Это ты кем себя возомнила, соска малолетняя? Думаешь, я тебя насквозь не вижу? Решила, что самая умная? Что Чернов тебя трахнет пару раз, а потом будет ходить за мной по пятам и мстить за твои слёзки-обидки?

— Заткнись, придурок…

Слова Игната не задевали так, как ему, очевидно, хотелось бы. Но по сердце всё равно хлестали. Потому что он, очевидно, в курсе их с Данилой отношений. И это, очевидно, плохо… Очень-очень плохо…

— А ты думала вообще о том, что из-за твоего ебаря, который уходя из Лексы, половину отцовских клиентов с собой забрал, вы с… Матерью… Меньше денег получили? А? Или тебе похуй? Лишь бы мне плохо сделать?

— Игнат Петрович… Там лифт подъехал, давайте, я вас провожу…