Иду на вы!
Шрифт:
С этими словами князь Святослав вскинул свой длинный меч.
И войско ответило ему громкими криками:
– Слава! Слава! Слава!
Князь уже хотел выбросить меч в сторону врага, чтобы начать движение своего войска, как из хазарских рядов вырвался всадник на гнедом арабском скакуне, с длинным копьем, с круглым щитом, сверкающий доспехами, с большим павлиньим пером над золоченым шишаком. Не доскакав половины расстояния до первых рядов русского войска, он вздернул скакуна на дыбы, вскрикнул что-то гортанное высоким голосом и встал, как вкопанный, откинув копье в сторону.
– Поединщик, князь, – произнес отрок, держащийся у правого стремени Святослава.
Тот обернулся, опуская меч.
– Спроси, кто
Отрок не успел сдвинуться с места, как один из всадников Святославовой дружины уже пробирался на широкогрудом и мохноногом коне между боевыми колоннами. Рысью подъехав к князю, обратился к нему, клоня вперед голову на негнущейся шее:
– Дозволь мне, княже, черному ратаю Светозару, испытать себя в поединке с козарином.
– Тут надобно б кого помоложе, – засомневался Святослав, вспоминая, где он видел этого воина. – Да и конь твой не шибко резов супротив козарского.
– Зато я, княже, не раз рубился с печенезями, уграми и булгарами, и никто из них не устоял против моего копья и меча.
– Заметь, Светозар, что супротивник твой не поляница. Зато, видать, ловок, аки барс, копьем на скаку снимает кольцо. Береги глаза.
– Постараюсь, княже.
– Ну что ж, будь по-твоему. Не посрами земли русской.
– Не посрамлю, княже, – ответил Светозар и направил своего медлительного коня к поджидавшему его сопернику.
Поединщики сблизились, глянули в глаза друг другу и, поворотясь, разъехались в разные стороны. Что-то смутило Светозара в хазарском наезднике: жидковатым показался он, безусым, совсем мальчишкой. А когда тот, взвив своего скакуна на дыбы, заставил его развернуться на задних ногах и бросил вперед, увидел Светозар толстую косу, спускающуюся по спине своего противника из-под кольчужной завесы, такую же почти, как у своих дочерей. Впрочем, хазар и называют косоносцами, так что ничего удивительного в этом нет, и все же… все же… Но раздумывать некогда, и Светозар, отъехав немного, повернул своего коня, перекинул щит из-за плеча на левую руку, опустил копье, и тронул конягу шпорами – и тот поскакал тяжелым скоком, храпя и заворачивая голову.
А хазарин уж несся навстречу с истошным визгом, держа копье несколько на отлете, и солнце горело на его щите, на котором переплелись зловещим узором, будто змеи, лучи шестиконечной звезды. Привстав на стременах, подавшись вперед всем телом, он слился со своим конем, и синий с белым плащ трепыхался за его спиной, подобно лебединым крыльям; из-под копыт коня взлетали комья земли, сам конь тянул вперед сухую оскаленную морду, готовый зубами рвать и коня противника, и всадника. Стремительный стрекот копыт по сухой земле, пронзительный визг всадника и блеск воинской справы неслись навстречу Светозару, будто стрела, пущенная из большого лука.
«А точно – метит в глаза», – подумал Светозар и, когда молнией сверкнуло перед ним жало чужого копья, пал телом на холку коня, выбросив вперед руку с тяжелым копьем, и в тот же миг ударом сбило с него шелом, а его копье с хрустом пробило щит хазарина, как скорлупу ореха, пробило и, отяжелев, отбросило руку назад. Однако Святозар удержал тяжесть своего противника, откинувшись в седле всем своим телом, и тут увидел широко распахнутые в изумлении глаза хазарина, вздетого на копье и вырванного из седла, и разжал пальцы…
Конь пробежал немного и встал. Со стороны своего войска донесся радостный могучий гул. Хазарское войско молчало.
Светозар повернул коня, подъехал к распростертому на земле хазарину, пробитому копьем насквозь вместе со щитом и кольчугой, чтобы забрать, как положено, его оружие и коня. Он с седла склонился над убитым и сразу же с удивлением понял, что перед ним дева, еще молодая… совсем юная дева. Глаза ее, чуть раскосые и черные, будто угли, были все так же широко распахнуты,
на лице застыли удивление и боль. А ведь сказывали, что у хазар в войске служат не только мужи, но и жены, что встречаются среди них настоящие поляницы, не уступающие мужам, а он не верил, думал, что враки все это, напраслина. И вот самому довелось… Но какая это поляница? – так, недорослица. Ловкая, конечно, могла бы и убить, но боги миловали его и на этот раз.Медлить над поверженной дольше было нельзя: русское войско двинулось вперед, в лад стуча древками копий и мечами о щиты.
Светозар не взял ничего с убитой, даже копья своего не вырвал из ее тела, поднял свой шелом, помятый ударом копья, и поехал навстречу своему войску. Его обтекали с двух сторон, иные что-то кричали приветственное, а он не слышал. В его ушах все еще звучал пронзительный визг несущейся навстречу девы, как визжит иногда от избытка чувств его младшенькая, Светина, кидаясь в кучу устроивших потасовку братьев. Светозар не жалел, что убил деву-хазарку, потому что… потому что не надо было ей лезть в дела мужеские, а коль влезла… Но на душе было как-то нехорошо: себя он чувствовал сильным, способным сразиться с любым противником, чтобы вернуться домой с честью и добычей. А тут какая такая честь? Никакой. Еще и засмеют поди.
– Р-русь! Р-русь! Р-русь! – громовыми раскатами накатывалась на хазарское войско червленая стена щитов и густая щетина копий, и эти слитные крики доносились до шелкового шатра каганбека могучим морским прибоем. Тучами взлетали и падали вниз стрелы, точно град ударяясь в щиты и латы, а многие и в незащищенные части тел. Кто-то падал под ноги идущих, кто-то терпел и шел дальше. Но вот сошлись, с тяжелым грохотом копья ударили в щиты, в панцири, затем щит в щит, грудь в грудь, взметнулись мечи и топоры, сабли и палицы, шестоперы и чеканы: лязг, хруст, крики, стоны, вопли, женский визг… Напор Руси был таким сильным, что хазарское войско не выдержало и начало пятиться. При этом значительно раньше, чем было оговорено на вчерашнем совете у каганбека. Ну что ж, раньше – не позже. Русы сами идут в ловушку. И лицо каганбека дрогнуло довольной ухмылкой.
Вот правое крыло русов миновало поворот реки, тесня конницу карабулгар густым заслоном копий. Видно было, как падают кони и люди, сдергиваемые с седел, как русские дружины ударным клином разваливают тесный строй обороняющихся, все расширяя и расширяя прорыв, охватывая в то же время левое крыло войска каганбека искусным маневром второй колонны воинов, прикрытой продолговатыми червлеными щитами.
– Рру-рру, рру-рру! – доносилось грозное до шатра каганбека, белеющего на насыпном кургане.
Он вглядывался в поле битвы, которое все сильнее заволакивало пылью, стараясь определить, сколь велико войско Святослава. Не столь уж и велико, как померещилось лазутчикам. И не заметно, чтобы на кораблях оставалось много воинов. А русская конница так и совсем оказалась весьма незначительной: тысяч пять, от силы – восемь, не более. И не удивительно: русам не удалось склонить на свою сторону степняков, а сами они народ не конный, привыкли ратоборствовать в пешем строю.
И едва расширилось пространство между правым флангом русов и речной поймой, каганбек сделал знак трубачам, и над степью прокатился рев длинных труб-кураев – приказ хорезмийцам ударить всей своей массой по оголившемуся правому крылу русов, оторвавшемуся в пылу сечи от прикрывавшей его болотистой поймы. В прошлогодней битве с аланами такой удар решил исход сражения в пользу каганбека. То же самое должно произойти и сегодня. Это даже хорошо, что русы сами пришли под стены Итиля: здесь они и найдут свою могилу. Отсюда царь Хазарский распространит свою власть на запад и север, и потомки будут славить его наравне с легендарными царями иудейскими Давидом и Соломоном, Пейсахом и Иосифом Первым.