Иду по следам твоим

Первый раз я услышала неутешительный прогноз врачей, когда мы с Риком уже полгода пытались наполнить дом топотом ещё одних ножек, тембром ещё одного голоска. Стопка анализов, шеренга процедур, нескончаемый арсенал таблеток – следующие месяцы меня пичкали лекарствами, попутно отбирая частички моего тела на обследования. Если бы не Рик, его несгибаемая вера и нежная поддержка, я бы свихнулась ещё в самом начале.

Так протекло несколько лет, пока мне не осточертело продолжать в том же духе. И мы просто перестали слишком стараться, пустив всё на самотёк. Бросив штурвал и направив наш корабль в свободное плаванье. Так в жизни и бывает. Когда что-то отпускаешь, оно само приплывает к тебе.

Через пять лет, когда мы с Риком уже проплыли все острова надежды, когда решили бороздить океан жизни вдвоём, без попутчиков и пассажиров, нам послали Айви. И мы даже не сразу поняли, что она уже с нами.

Меня мутило несколько дней, выворачивало от божественного омлета Рика и от одного только запаха кофе по утрам. Решив, что я отравилась суши, которые мы ели несколько дней назад, я пила много воды и просто выжидала, когда эти мучения закончатся. И только спустя неделю, когда Рика всерьёз обеспокоило моё здоровье и он пригрозил насильно завести меня к врачу, если я не схожу на приём сама, я задумалась. Как долго длиться пищевое отравление? А может?..

Здравый смысл не позволял верить всяким «а может», но разве сердце когда-нибудь подчиняется всяким причудам здравого смысла?

Баловать Рика пустыми иллюзиями мне не хотелось, поэтому я как обычно проводила его на работу, а сама тут же нарушила обещание не вылезать из кровати и выздоравливать. Влезла в первые попавшиеся джинсы, набросила пальто сразу на домашнюю футболку и по сугробам пробралась к ближайшей аптеке. Сидя в туалете на крышке унитаза и высчитывая положенные пять минут, я не особенно полагалась на силы своего организма или на чудо свыше. Но моё тело и тот, кто раздаёт чудеса, не подвели.

Две розовые полоски на тесте. Две жизни, слившиеся в одну. В ту, что уже созревала в моём животе, внутри меня, прямо под сердцем, а я и не замечала. Любая мать должна была почувствовать малейшие изменения в своём теле, но я похоронила мечту о материнстве слишком давно, закопала её в землю слишком глубоко, чтобы вспомнить, где она спрятана.

Увидев заветные две полоски, я не пришла в восторг, не упала на колени в рьяной молитве и не кинулась звонить Рику с хорошими новостями. Когда жизнь бьёт тебя под дых слишком часто, учишься подготавливаться к ударам и ставить блоки. И я выстроила вокруг своего сердца самый надёжный блок. Не из железа или бетона. А из недоверия. Я не поверила в чудо. Мне нужны были доказательства. И я повторила утреннюю пробежку со снежными препятствиями до аптеки, скупив все одноразовые тесты, которые у них остались. И за следующий час выпила столько воды, чая и апельсинового сока, сколько не возят цистерны. И каждый из тестов вырисовывал, выкрикивал и поздравлял двумя розовыми полосками.

Но даже тогда я не смела радоваться преждевременно, чтобы чудо не отобрали так же внезапно, как и подарили мне в обычный четверг января. Пока доктор Миллиган не сказал мне с уверенностью, что я ношу ребёнка уже больше двух недель.

Так, мы с Риком поверили в чудо. Так, гостевая спальня постепенно опустела. Из неё выехала вся мебель, особо и не пригодившаяся за всё время пребывания в нашем доме. Со стен содрали скучные взрослые обои, вместо которых появились нежно-розовые со слониками на воздушных шариках. На светлом ламинате появился ворсистый, мягкий, как облако белый ковёр. Двуспальная кровать переехала на временное проживание в гараж, уступив место односпальной с велюровой спинкой и широким подлокотником. В углу примостилась детская кроватка на первое время. Рик собирал её сам, отменив встречу с каким-то банкиром, как только курьер доставил заказ и взял с нас подпись.

Всего за неделю гостевая в том виде, в котором мы привыкли её видеть, навсегда стёрлась с лица земли. И на её месте вырос ящик, постепенно пополнявшийся мягкими игрушками, каруселька с пластмассовыми зверятами, все песни которых Рик выучил ещё до рождения Айви, крошечный стол и стульчики, за которыми наш малыш мог бы заниматься творчеством, устраивать посиделки с друзьями и просто играть.

Спальня Айви – всего девять квадратных метров, но сколько счастья обитало в них. Я знала количество шагов от собственной кровати до кровати Айви ещё до того, как Рик забрал нас из роддома, и я стала ходить к дочери по ночам, чтобы посторожить её беспокойный сон. Я знала точно, сколько слоников и сколько воздушных шариков на стенах, потому что ещё до рождения Айви проводила много времени в её будущей комнате и разговаривала с животом, вместе с ней считала этих самых слоников и представляла, какой будет наша дочь, когда ей исполнится пятнадцать или тридцать пять. Я знала точное количество фарфоровых, стеклянных и глиняных лошадок, что мы с Айви вместе скупали для её коллекции.

Спальня Айви – храм, в который немногих пускали, но в котором всегда обитали радость, любовь и чудеса.

А теперь туда не пускали меня. Офицера Дарлинг выставили перед дверью, то ли для устрашения, то ли чтобы найти ей хоть какое-то применение. Я дважды пыталась войти, но она выставляла руку вперёд и с заикающимся сочувствием просила не мешать работе коллег.

Приходилось заглядывать в спальню, в которой я провела больше минут, чем в своей собственной, из-за косяка. Словно не я выбирала эту кровать с прозрачным балдахином, не я покупала эти шторы с витиеватым узором, не я расставляла фигурки лошадок на подвесной полочке над столом.

Внутри копошились полицейские, пытаясь отыскать хоть что-то, что натолкнёт на мысль, куда могла исчезнуть четырёхлетняя девочка. Их было трое, но они будто заполнили всё пространство своими тяжёлыми ботинками и траурными кителями. Облачившись в перчатки, они открывали и закрывали каждый ящик, каждую коробочку и шкатулку, снимали отпечатки с рамы окна, что всё ещё была открыта и замораживала весь второй этаж прорывающимся внутрь ветром.

Каждый предмет в комнате Айви был для них всего лишь вещью без прошлого и будущего. Розовые тапочки, что всё ещё валялись перевёрнутыми под кроватью, не рисовали в их памяти эпизоды того, как забавно Айви мотала ножками в этих самых тапках, когда сидела на диване, жевала карамельный попкорн и хихикала с того, как снеговик Олаф 16 радовался подарку в виде носа-морковки. Гирлянда с фонариками-снежинками не напоминали им о Рождестве, когда Рик украсил ею окно Айви, а ей так понравилось тёплое свечение снежинок, что она попросила весь год не снимать гирлянду с окна. Книги на полках стеллажа не вызывали у них улыбок из-за того, как очаровательно Айви куталась в одеяло, готовясь слушать новую историю о котёнке Шмяке или мышонке Пите, но засыпала ещё на второй странице.

16

Персонаж мультфильма «Холодное сердце».

Они просто рылись в нашем прошлом, а я даже не могла войти в комнату и застелить постель Айви, поправить запутанную штору или вернуть на место фарфоровую лошадку с розовой гривой.

– Лив, – Рик осторожно тронул меня за плечо, отчего я вздрогнула. – Я думал, ты пошла отдохнуть.

– Я всё равно не смогу сидеть без дела. И тем более спать.

Я так пристально следила за работой полицейских, что не услышала его шагов по коридору. Не услышала того, как он спросил у офицера Дарлинг, не хочет ли она выпить чаю или кофе. Больше часа она стерегла детскую от вторжений сумасшедшей мамаши – то есть меня – которая уже успела закатить слёзную истерику, впасть в ступор, накричать на офицера Фоули за то, что он чуть не разбил любимого хрустального пони из коллекции дочери, и помешаться у всех под ногами. Рик еле успокоил меня и отправил наверх, чтобы я прилегла и хоть немного привела мысли в порядок, пока он возьмёт заботы об Айви на себя. Но меня хватило лишь на то, чтобы подняться по ступенькам на второй этаж и проскрипеть половицами до середины коридора, после чего ноги сами остановились в полуметре от офицера Дарлинг.

Не знаю, сколько я простояла вот так, молча глядя на то, как оскверняют комнату моей дочери. Не знаю, сколько терпения у этой девушки в форме, но она и слова мне не сказала, пока я маячила перед ней. Рик нашёл меня наверху и прекратил её мучения.

Пока я лелеяла своё горе и упивалась страданиями, Рик обернулся моим ангелом-хранителем. Расправил крылья, надел латы и вооружился мечом, чтобы противостоять любому, кто помешает ему отыскать любимую дочь. Пока я слонялась без дела, грызла ногти и умывалась после очередного приступа слёз, Рик общался с полицейскими, что кучками пребывали к нашему дому, будто здесь проходила закрытая вечеринка для служивых. Он помог офицеру Фоули составить подробное описание Айви и передал самую свежую фотографию Айви – ту, где она с картошкой фри и мистером Зефиркой сидит на красном диванчике в бургерной «Льюис Ланч». В этом была вся Айви: сперва упрашивала поехать за бургерами, а потом надкусывала два раза и отдавала свою порцию Рику, а сама налегала на картошку и заодно подкармливала своего плюшевого зайца. Впрочем, ни мистер Зефирка, ни Рик никогда не были против поесть на халяву.

Рик сообщил телефоны всех наших родственников и знакомых, адреса детского садика, терапевта, кружка «Радужный пони», куда мы водили Айви порисовать и полепить с другими детьми. Составил список мест, где мы бывали чаще всего. Игровая площадка в парке Уэст Рок, где мы встречались с её подругами Лиззи и Селией, а в качестве побочного эффекта и с их невыносимыми мамашами. Верёвочный городок недалеко от Майлтби Лейкс, где Айви любила лазать по канатам и взбираться на детские горки с поддержкой тросов и инструкторов. Побережье в Сити Пойнт, где Айви любила следить за облаками, спорить, на каких животных они похожи, и кормить чаек специально припасённой буханкой хлеба. Я не слышала, что им рассказывал Рик, но наверняка он ещё назвал кафе-мороженое «Айскрим Ролл», контактный зоопарк для детей «Весёлый хвостик», магазин игрушек «Фанни Банни» и кафе «Хэллоу, Китти!», где можно погладить местных обитателей – целое семейство кошек.