Идущие на смерть приветствуют тебя

— Что еще, ради всех богов Олимпа! — застонал Кастор, испугавшись нового поручения.

— Арестовать убийцу Хелидона, — ответил патриций.

Услышав это, секретарь онемел от изумления.

Амфитеатр Статилия Тавра был переполнен. Простояв в очереди всю предыдущую ночь, самые удачливые сумели занять места на деревянных ступенях, а кто не смог, оседлал стены огромной арены, с трудом удерживая равновесие и рискуя каждую минуту упасть. Шесть человек уже свалились со стены и разбились, а огромная толпа все напирала. Даже на сенаторской трибуне мраморные скамьи оказались переполненными, потому что никто не хотел пропустить великое событие.

В подземельях цирка нервничали возбужденные атлеты. Их ожидал первый после смерти Хелидона бой, и каждый гладиатор получал возможность завоевать сердце публики и занять место павшего победителя.

Мирмиллоны крутили мечами и испытывали прочность своих галльских щитов, ударяя ими о каменные стены. Фракийцы поправляли ножные латы и проверяли остроту коротких кривых кинжалов, которыми вспарывали живот противнику. Самниты осматривали шлемы и пальцем ощупывали лезвия длинных кортиков.

В общей массе выделялся сармат Геракл. Уверенный в будущей победе, он грозно бил себя в грудь и испускал жуткие воинственные крики, чтобы подавить дух соперников.

Ардуина смеялась, раздавая увесистые тумаки товарищам, не пропуская и тех, кого вскоре убьет.

Квадрат, съежившись, смирившись со своей судьбой, сидел в углу и слушал рычание зверей.

В стороне от всех Галлик широкими шагами ходил взад-вперед по мощенному плиткой полу. Если бои состоялись бы днем позже — только одним днем позже! — его контракт истек бы! Боги Греции и Рима бросили его на произвол судьбы! Для них, могущественных обитателей Олимпа, он всего лишь жалкий варвар…

Впервые за многие годы Галлик вспомнил о хижине, в которой вырос, об отце с рыжими усами, в длинных штанах, которого всегда стыдился перед людьми и богами за то, что тот отказался стать римлянином.

Роскошные туники вместо простой шерстяной одежды, каменные дома вместо глиняных хижин, коротко постриженные волосы, ежедневные омовения, ласкающая ухо латынь… И в какой-то момент он вдруг понял, что помнит всего лишь несколько слов родного языка…

Да, он сумел это сделать — смог стать римлянином с головы до ног и теперь собирался получить законное вознаграждение: привилегию умереть ради развлечения цивилизованнейших соотечественников… Не хватило одного только дня, всего лишь одного, повторял он про себя и старался припомнить имя бога, которого следовало призвать на помощь, не греческого, не латинского — бога друидов. Но так и не вспомнил.

Тогда он повернул на пальце голубое кольцо, единственный свой талисман, поднял меч и направился на арену — навстречу судьбе, перед которой все, свободные и рабы, кельты и римляне, смиренно склоняют голову.

Над амфитеатром поднялся мощный гул — единый, восторженный крик. На трибуне появился император.

Клавдий приветствовал толпу, восхвалявшую его криками и широкими, ликующими жестами. Слева от него Кастор, необыкновенно нарядный, в новом греческом хитоне, не без удовольствия поглаживал свою холеную бородку, не забывая с восхищением посматривать на красавицу Валерию Мессалину, которая, как известно, при виде интересного мужчины легко забывала социальные различия.

Вдруг грек нахмурился: вот здесь, под балдахином в почетной ложе, справа от императорской супружеской четы, должен сидеть в своем роскошном облачении его господин и хозяин, готовый ответить на приветствие толпы.

Но его место пустовало!

Аврелий без помех прошел в подземный коридор. Стража не посмела преградить дорогу великому человеку, спасителю империи, которого собирался чествовать народ Рима.

— Когда твой черед? — спросил сенатор, опуская руку на плечо Квадрата.

— В конце. Ждут, когда люди насытятся кровью, чтобы выпустить на арену самых слабых. Так что дарят мне еще пару часов жизни, — произнес он со слезами в глазах.

— Ничего, выдержишь, Квадрат! Сражайся и заставь дорого заплатить за свою жизнь — ты не хуже других. Я поставил на тебя пятьсот сестерциев. Ты победишь!

— Видно, тебе некуда деньги девать, благородный Стаций, — развел руками гладиатор.

Аврелий вздохнул и удалился, оставив его в одиночестве.

Большинство гладиаторов находились уже на арене, где предстояло общее сражение — массовое убийство. Победители будут выступать потом, каждый в отдельности, сражаясь друг с другом один на один или с животными.

Ардуина наблюдала за сражением в зарешеченное окно, сжимая длинное копье, с которым ей предстояло сразиться со стаей волков. Под шлемом, в похожих на паклю волосах, виднелась засушенная роза. Ардуина заметила Аврелия, только когда он подошел сзади.

— Ave, сенатор! Ну что, принялся за нас? — засмеялась она.

Патриций взял у нее из рук копье и попробовал на вес.

— Какие легкие эти ваши британские копья. Я впервые заметил это еще тогда, в казарме, а потом во дворце, когда мне в голову попало копье солдата преторианской гвардии. В отличие от трезубцев ретиариев они, наверное, полые.

— Ну и что? — удивилась женщина.

— Полые и достаточно широкие, чтобы внутри поместилась небольшая трубка. А ты у себя на острове всегда жила и воевала в лесах, где в изобилии растет чемерица… Я прочел в новом трактате по географии, что вы, британцы, используете ее для охоты с отравленными стрелами, и тебе, конечно, это известно. Спорю, чтобы усилить действие яда, ты подержала его в ранах мертвых животных. Зачем ты убила Хелидона, Ардуина?

Женщина посмотрела на него круглыми злыми глазками, и Аврелий заметил, как в них сверкнула звериная хитрость.

— Это мое дело, сенатор! — дерзко ответила британка и усмехнулась.

— Знаешь, а я догадываюсь — почему. Ты любила его!

— Легкое увлечение — не больше! Я никогда не признавалась ему.

— Думаю, однако, что Хелидон отлично все понимал и говорил об этом с Турием, — продолжал Аврелий. — Разве не из ревности ты убила его?

Британка переменилась в лице. Гримаса истерики сменилась злобой и страданием.

— Нет, меня нисколько не волновали его приключения. Причина совсем в другом, и я скажу тебе в чем, потому что ты, наверное, единственный, кто в силах меня понять. Из всех мужчин, которых я встречала в жизни, только ты отнесся ко мне как к женщине, а не как к шутке природы. Да, Хелидон заметил, что я неравнодушна к нему, и обнадежил. Я поверила, что мы с ним можем быть вместе… Я пришла в его комнату. Вымылась, причесалась ради него, думала, он будет любить меня…

Ардуина опустила голову, и высохшая роза повисла над плечом. Женщина с отвращением сплюнула на землю.

— Как он смеялся надо мной, эта скотина! Сидел там, сложив руки на животе, и трясся от смеха. И кричал: «Попалась на удочку, дура! Ты так глупа, что даже поверила, будто я лягу с тобой в постель!» И тогда я поняла, что должна убить его.

Аврелий промолчал. Подобный отказ — сильнейшее оскорбление, какое только можно нанести женщине, а Ардуина оставалась женщиной и в этом своем нелепом мужском обличье: несчастная, некрасивая и неприятная, но все равно женщина и, как все женщины, способная любить, страдать от уязвленной гордости… и мстить.