Идущие сквозь миры
Шрифт:
Собственно, вот и все о городе, ставшем началом нашего пути домой. Разве что можно еще сказать, что он стоит в очень красивом месте — не чета знакомым мне нагорьям севера Африки, выжженным солнцем.
Помню, на пятый день нашего пребывания в Утаоране мы с Секером, Ингольфом и Дмитрием, наняв повозку, запряженную короткоухим осликом местной породы, отправились в горы на прогулку. Воспользовавшись случаем, мы решили, по крайней мере, посмотреть на что-нибудь в посещаемом мире, кроме кабацкой стойки и замусоренных припортовых улочек. С нами пыталась увязаться и Таисия, но Мидара воспретила ей, проворчав при этом, что если кому-то хочется поближе познакомиться с местными бандитами, то пусть он не вовлекает в это дело беззащитную женщину. Боялась она, надо сказать, зря. Лихих людей, во всяком случае в ближайших окрестностях города, давным-давно повывели. Серпантин дороги спускался в тесные ущелья и вновь взбирался по отлогим ребрам склонов.
В этот мир мы попали совершенно случайно и с великим удовольствием немедленно убрались бы подальше. Началось с того, что при переходе Мидара ошиблась, а может, что-то не то показала планшетка, и нас вынесло неизвестно куда. Вокруг лежало поле недавнего сражения. Чадили, догорая, весьма грозного вида боевые машины с незнакомыми символами на броне, за холмами гремел недалекий бой, а над низкими горами висело громадное сизое облако, неприятно напомнившее мне свежий ядерный гриб. Было ясно, что нужно как можно быстрее покинуть это место, так что времени на расчет маршрута у нас не оказалось. Мы вновь нырнули в портал и опять выскочили в мире, не обозначенном на планшетке, — экран залила равномерная серость.
На горизонте к бледно-голубому небу поднимался сверкающий край ледника. Дожидаясь «окна», несколько часов мы мерзли, пытаясь время от времени разжечь костер из волглого низкорослого кустарника. После очередного перехода мы оказались на окраине Утаорана и решили сделать остановку. Мы обосновались в одной из третьеразрядных, но все же достаточно приличных гостиниц, стоявшей не в центре, не в окраинных трущобах. Называлась она, на мой взгляд, странновато: «Приют весельчака». По наскоро придуманной легенде, мы представляли собой маленький клан друзей и родственников, постранствовавших по миру и теперь решивших поискать удачи в Утаоране. Такие кланы тут были довольно распространенным явлением. Мидара и Таисия выступали в роли тетки (главы «семьи») и племянницы, первая из которых считалась моей женой, а вторая — супругой Ингольфа. Дмитрий будто бы приходился Мидаре троюродным братом, а все остальные считались прибившимися к нам со стороны людьми. Проблем со статусом Мидары не возникло. Обычаи большинства стран Хемса, как и в их прародителе, Древнем Египте, предоставляли женщинам довольно большую свободу. Они имели равные права с мужчинами заниматься торговлей или ремеслом, служить в армии, свободно выходить замуж и разводиться, а в Утаоране и еще кое-где даже управлять государством. Лет за тридцать до нашего появления тут одна весьма богатая горожанка даже вошла в число префектов. Женщины могут быть и моряками, что, впрочем, для меня не новость. Чуть ли не на четверть команды рыбачьих шхун состояли из женщин. А в некоторых странах даже существуют особые женские полки. Среди гладиаторов и наемных убийц слабый пол, правда, тоже не редкость. Так что наш капитан если и обращала на себя внимание, то, во всяком случае, не казалась чем-то невероятным и удивительным. Время мы проводили, сообразуясь со своими вкусами и обязанностями. Мидара периодически медитировала, с помощью Застывшего Пламени и планшетки пытаясь уточнить наше местонахождение. Таисия взяла на себя часть бытовых забот — ту, что не взяли на себя содержатели гостиницы. Мы с Дмитрием и Мустафой были заняты поиском подходящего судна. Иногда к нам присоединялись Секер и Орминис, обычно находившиеся при Мидаре, а свободное время нередко посвящавшие общению с веселыми девицами. Надо сказать, представительницы древнейшей профессии имели свою гильдию, да не одну, а целых четыре. В первую входили проститутки портовые, обслуживающие исключительно моряков, во вторую — обитательницы многочисленных публичных домов, в третью — те, кто принимал клиентов в своих жилищах, и, наконец, в четвертую, самую немногочисленную, — куртизанки высшего класса. Две из них имели право посылать представителей в Верховное собрание, что, в общем, и не удивительно, если учесть, что данная профессия не считается чем-то позорным и, как и все прочие, передается по наследству.
Купить корабль, против ожидания, оказалось далеко не просто.
Утаоран, конечно, город торговый, но, как не раз выражался по этому поводу Майсурадзе, «рынок — это вам не базар».
Все дело в том, что здесь
панически боялись пиратов.Боялись не зря, ибо корсары здесь — бедствие, ставшее уже привычным, но от того не менее неприятным. Как раз сейчас у всех на устах был «Дикий бык» — легкий крейсер флота Харрапской империи. Полгода назад его команда под влиянием преступников, которым тюрьму заменили службой во флоте, перебила офицеров и подняла белый пиратский стяг. Полгода пираты терроризировали весь Индийский океан, счастливо избегая посланных на его поимку эскадр прибрежных держав и кораблей-ловушек, а потом перебрались в Атлантику.
Не так давно прошел слух, что перепившаяся команда посадила его на рифы у африканского побережья, но две недели назад — как раз когда мы сюда прибыли — он вновь о себе напомнил, потопив утаоранский сторожевик.
Поэтому, чтобы новому человеку купить здесь корабль, нужно предъявить кучу бумаг, включая поручительство трех граждан, а сверх того — внести крупный залог.
Разумеется, все эти препятствия устранялись с помощью денег, но возникала еще одна проблема — как не привлечь при этом внимания местного криминального элемента, которому иноземцы с деньгами вполне могут показаться лакомой добычей. Залив достаточно глубок и наверняка скрывает на дне немало следов темных дел.
И это не говоря о том, что нам подходило далеко не всякое судно.
Мы толклись в прибрежных кабачках, прислушивались к разговорам капитанов и торговцев, присматривались к разного рода околопортовым жучкам, бродили между утаоранскими причалами… Вскоре мы составили довольно обширный круг знакомств из числа мелкого припортового люда — грузчиков, рыбаков, корабельных мастеров и матросов. За эти несколько недель я почти стал среди них своим человеком. Но это тоже мало помогало, а может быть, и в самом деле подходящих судов на продажу пока не было.
Мы продолжали ждать у моря погоды и уже подумывали насчет того, чтобы покинуть город и попытать счастья в другом месте. Но южнее Утаорана вдоль всего берега на тысячу километров тянулась сухая полупустыня с жалкими рыбачьими селениями, а на Иберийском полуострове — ближайшей цивилизованной территории — вспыхнула очередная династическая смута (там этот вид деятельности, насколько я успел понять, — нечто вроде любимой народной забавы).
Что касается юга, то там расположены владения могущественной державы Фульбо. Эта страна занимает четверть Африки и изрядную часть Южной Америки и является одним из сильнейших государств мира, а господствующий там воинственный культ Дингана и Монгалы заставляет нервничать соседей ближних и дальних. Еще там очень ценятся белые рабы. С грустью мы обнаружили, что деваться нам особенно некуда — оставалось отыскать то, что нужно, в Утаоране.
Секер Анк
День, переломивший мою судьбу, впечатан в мою память навсегда.
Мы — сливки городской богемы, собравшиеся в доме сенатора и лорда с древнейшей родословной Тхайа Онда, — сидели в зале шикарного особняка на Восточной стороне Гоадена, столицы Гоадена, именуемого издревле Городом Тысячи Башен.
Гости беседовали о литературе, искусстве, истории, философии, обсуждали великосветские сплетни или просто любовались великолепным закатом, бившим в огромные окна.
А я… я был всецело поглощен тем, что любовался Хианой, своей единственной любовью. Она же делала вид, что не замечает меня, и, мило склонив головку, беседовала с одной из дочерей хозяина, тонкой нескладной девушкой в очках. Вокруг меня умнейшие (во всяком случае, считающиеся таковыми) люди Гоадена беседовали, обсуждали произведения искусства, читали и прямо тут же сочиняли стихи, спорили. Но кроме Хианы меня ничего не интересовало.
— В Нижнем Городе опять говорят о Спасителе Народа, — громко бросил кто-то слева от меня, чем оторвал от приятного занятия. — Вот-вот придет, мол.
— Стоит ли прислушиваться к словам темных людей? — отмахнулся профессор Тумур — великий историк и математик, известный на всем материке, декан Всегоаденской Академии.
Потом кто-то упомянул Джахандарана, и собравшиеся принялись обсуждать на разные лады эту личность.
И я тогда сказал — несколько раздраженно, ибо разговоры отвлекали меня от созерцания моей подруги, — что в любой другой стране его бы давно повесили.
Профессор сокрушенно всплеснул руками и тут же принялся многословно меня опровергать, а Хиана виновато улыбнулась, словно прося прощения у присутствующих за мою неотесанность.
Хотя остальные гости почтительно примолкли при словах Тумура, я догадался по выражению их лиц, что мои мысли насчет Джахандарана разделяют многие из них.
Родственник правящего дома, упорно называющий себя принцем, он в юности участвовал в мятеже Синих Повязок, но успел вовремя сдаться и получить полное прощение. Он пользовался любым поводом, чтобы выставить себя защитником униженных и обиженных, трижды избирался в Сенат и все три раза с треском вылетал из него по именному указу монарха, отчего его популярность, естественно, только росла.